Финал Кубка обладателей кубков УЕФА 1975

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Финал Кубка обладателей кубков УЕФА 1975
1975 European Cup Winners' Cup Final
Турнир

Кубок обладателей кубков УЕФА 1974/1975

Дата

14 мая 1975

Стадион

Санкт-Якоб Штадион, Базель

Арбитр

Бобби Дэвидсон

Посещаемость

10 897

1974
1976

Финал Кубка обладателей кубков УЕФА 1975 года — финальный матч розыгрыша Кубка обладателей кубков УЕФА 1974/75, 15-го сезона в истории Кубка обладателей кубков УЕФА. Этот футбольный матч состоялся 14 мая 1975 года, на стадионе «Санкт-Якоб Штадион» в Базеле. В матче встретились советский «Динамо Киев» и венгерский «Ференцварош». Киевляне разгромили венгерскую команду со счётом 3:0 и принесли первый клубный трофей европейского футбола в СССР.





Отчёт о матче

Динамо Киев 3:0 Ференцварош
Онищенко  18'39'
Блохин  67'
[en.archive.uefa.com/competitions/ecwc/history/season=1974/intro.html (отчёт)]
Санкт-Якоб Штадион, Базель
Зрителей: 13 000
Судья: Бобби Дэвидсон

Динамо Киев
Ференцварош
Динамо Киев:
ВР 1 Евгений Рудаков
ЗЩ 6 Владимир Трошкин
ЗЩ 3 Виктор Матвиенко
ЗЩ 5 Стефан Решко
ЗЩ 4 Михаил Фоменко
ПЗ 7 Владимир Мунтян
ПЗ 2 Анатолий Коньков
ПЗ 10 Леонид Буряк
ПЗ 9 Виктор Колотов (к)
НП 8 Владимир Онищенко
НП 11 Олег Блохин
Тренер:
Валерий Лобановский
Ференцварош:
ВР 1 Иштван Геци (к)
ЗЩ 2 Дьёзе Мартош
ЗЩ 4 Иштван Медьес
ЗЩ 3 Миклош Патаки
ЗЩ 6 Тибор Раб
ПЗ 8 Тибор Ньилаши 61'[1]
ПЗ 5 Иштван Юхас
ПЗ 10 Йожеф Муха
ПЗ 7 Ференц Сабо
НП 9 Янош Мате
НП 11 Иштван Мадьяр
Замены:
НП 13 Тибор Онхаус 61'
Тренер:
Енё Дальноки

См. также

Напишите отзыв о статье "Финал Кубка обладателей кубков УЕФА 1975"

Примечания

  1. Согласно хронометража матча по видео. В протоколе - 60-я мин.

Ссылки

  • [en.archive.uefa.com/competitions/ecwc/index.html Официальный сайт турнира]  (англ.)
  • [ru.archive.uefa.com/competitions/ecwc/index.html Официальный сайт турнира]  (рус.)


Отрывок, характеризующий Финал Кубка обладателей кубков УЕФА 1975



В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»