Дальдер

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Даальдер»)
Перейти к: навигация, поиск

Дальдер (даальдер) или дальдре (нидерл. daalder, daaldre) — названия талера и его местных разновидностей соответственно в северных и южных провинциях Нидерландов[1][2]. Такими разновидностями являются, например:

Некоторые разновидности дальдера — прежде всего лёвендальдер, патагон и нидерландский рейксдальдер — были хорошо известны в России. В частности, в 1655 году, в ходе денежной реформы Алексея Михайловича (1654—1663), со специальной надчеканкой («признаком») вместе с другими талерами они, будучи приравненными к 64 копейкам, непосредственно участвовали в денежном обращении. Эта группа монет получила название «ефимки с признаком».





Краткий обзор

Монеты талерового типа (гульденгрош, иоахимсталер) появились в германских государствах на рубеже XV и XVI веков и очень быстро распространились по всей Европе[3][4]. Нидерланды тогда входили в состав Бургундии (до 1482 года), затем перешли под контроль Габсбургов. В 1548 году семнадцать нидерландских провинций получили значительную автономию, оставаясь однако зависимыми от Испании. Здесь, в Нидерландах, европейские талеры назывались дальдерами (на Севере) или дальдре (на Юге)[1][2].

В годы правления Филиппа II (1556—1598) Испания выпустила для нидерландских провинций талер общим весом 34,28 грамма, который по погрудному изображению испанского короля на одной из сторон получил название «филипсдальдер». Первые собственные нидерландские талеры, названные лёвендальдерами, появились в 1575 году, вскоре после начала войны за полную независимость (1568—1648). Через два года, в 1577-м (по другим источникам в 1578-м), испанский король Филипп II выпустил для ещё находившихся под его контролем провинций государственный талер (штатендальдер), который по решению Генеральных штатов должен был чеканиться всеми провинциями[5][6].

В 1581 году семь северных территорий образовали независимую Республику Соединённых провинций. Штатендальдеры продолжали чеканить южные, испанские Нидерланды. Северные с 1583 года начали выпуск рейксдальдеров (лейцестердальдер, рейксдальдер Соединённых провинций, арендрейксдальдер и другие разновидности), близких по содержанию серебра и пробе германским рейхсталерам[7][8]. На территориях, подконтрольных Испании, с 1612 года чеканились альбертусдальдеры (патагоны), а с 1618-го — дукатоны[9][10][11]. Последние содержали чуть больше серебра, чем типичный европейский талер (28—30 против 24—25 граммов), и были равны двум лёгким дальдерам (14,5—15,5 грамма серебра). С 1659 года дукатоны и их производные чеканились и северными Нидерландами. Тогда же Соединённые провинции начали выпуск подражаний альбертусдальдеру, которые официально назывались «серебряные дукаты», но в обиходе — «рейксдальдеры» — так же, как и близкие им по пробе и содержанию серебра имперские талеры[9][10][11][12].

В 1815 году, сразу после окончания наполеоновских войн, Соединённые провинции и Южные Нидерланды образовали Объединённое королевство Нидерландов, а в 1816-м ввели десятичную денежную систему, при которой 1 гульден равнялся 100 центам (ранее 20 стюверам). Выпуск всех разновидностей дальдеров был прекращён, однако из-за их большой популярности с 1839 года началась чеканка серебряных монет в 2+12 гульдена (такова была стоимость серебряных дукатов с 1659 года и до прекращения их чеканки), которые быстро получили привычное обиходное название «рейксдальдеры». Их выпуск продолжался вплоть до введения в Нидерландах евро в 2002 году[7][13].

Основные разновидности

В данном разделе представлены основные разновидности дальдеров и монет, близких им по содержанию серебра, которые приводятся в хронологическом порядке начала чеканки.

Филипсдальдер

Филипсдальдер 1588 года

Во второй половине XVI века Филипп II (1556—1598) выпустил для своих нидерландских провинций талер общим весом 34,28 грамма при содержании серебра в 28,55 грамма, который по погрудному изображению испанского короля на одной из сторон монеты получил название «филипсдальдер» (возможные варианты названия, встречающиеся в русскоязычных источниках: филиппсдальдер, талер Филиппа, дальдер Филиппа). На другой стороне монеты был отчеканен герб Испании[14][15][16].

Выпускались подражания этому дальдеру (тот же общий и чистый вес, погрудное изображение правителя). В 1586 году в независимых провинциях фаворит английской королевы Елизаветы I и нидерландский штатгальтер Роберт Дадли, граф Лестер (Лейстер, Лейцестер, Лейчестер) начал чеканку лейцестер-реала, монеты, равной по весу дальдеру Филиппа. На одной стороне отчеканен портрет наместника, на другой — гербовые щиты шести независимых провинций вокруг пучка стрел. Выпускались также кратные и дробные — 1+12, 120 и 140 реала[17][18]. В 1601 году в Кампене чеканилось подражание с портретом императора Священной Римской империи Рудольфа II (1576—1612). Кроме того, выпускались монеты достоинством в 15 и 12 рудольфсдальдера[19].

Лёвендальдер

Лёвендальдер выпущен Нидерландами в 1575 году во время войны за независимость от Испании, однако в отличие от прототипов был сравнительно низкопробным: чистый вес серебра — 20,736 г, общий — 27,648 г. На одной стороне монеты был изображён рыцарь в доспехах с гербовым щитом провинции, на другой — стоящий на задних лапах лев и круговая легенда (отсюда и пошло название монеты — львиный талер, львиный дальдер, лёвендальдер).

Первоначально монета выпускалась для внутреннего обращения, но затем только для торговли в Леванте. В Турции она называлась «асади-куруш», у арабов — «абу кельб» («отец собаки», с собакой ассоциировался лев, изображённый на монете). Однако из этого региона лёвендальдер в конце концов был вытеснен более высокопробным талером Марии Терезии. Монета также была популярна в Европе и Америке. В XVII веке по её образцу выпускались талеры в Эмдене, Бранденбурге, Инсбруке, Дании, Италии и других странах. Именно от лёвендальдера произошло наименование современных валют Румынии и Молдавии — «лей». В Мэриленде монета называлась «догт» (от англ. dog — собака)[20][21][22][23][24].

Штатендальдер

Штатендальдер или государственный дальдер был введён в 1577 или 1578 году в Семнадцати провинциях в годы правления Филиппа II (1556—1598) и отличался от филипсдальдера как весом, так и оформлением. Общий вес монеты составлял 30,47 (или 30,6) грамма при чистом содержании серебра в 22,74 г (у филипсдальдера — 28,55/34,28 г). На монете было отчеканено погрудное изображение испанского короля в короне и со скипетром. На другой стороне — герб Испании, опоясанный цепью Ордена Золотого руна. Чеканились также дробные — 12 и 14 штатендальдера. Выпуск этих монет по решению Генеральных штатов должны были осуществлять все провинции[5][6].

Рейксдальдер

Рейксдальдер 1606 (слева) и 1699 года

Вместо низкопробного лёвендальдера, который в конце концов стал торговой монетой, для внутреннего обращения Соединённые провинции начали чеканить рейксдальдеры (риксдальдеры), основанные на монетной стопе выпущенного в 1566 году немецкого рейхсталера (отсюда и местное название). Эти монеты имели несколько основных разновидностей.

Первым по времени начала чеканки был рейксдальдер, выпущенный в 1583 году в Дордрехте с погрудным портретом лидера войны за независимость северных провинций Вильгельма I Оранского с мечом у плеча. По этому изображению монета получила обиходное название «дальдер принца» («княжеский дальдер»), сохранившееся за всеми рейксдальдерами этого типа. Другое название монеты — «гехельмтер-рейксдальдер» («рейксдальдер со шлемом»), полученное по отчеканенному на другой стороне шлему, под которым располагался гербовый щит[25][26].

С 1586 года в годы недолгого правления Роберта Дадли, графа Лестера (Лейцестера) выпуск подобных рейксдальдеров начали почти все Соединённые провинции, кроме Фрисландии и Гронингена. Монета, называвшаяся «дальдер принца» или «лестер-рейксдальдер» (лейцестердальдер), содержала 25,97 г серебра при общем весе 29,24 г и выпусклась до 1604 года. На одной стороне было почти то же изображение рыцаря с мечом у плеча, что и на рейксдальдере со шлемом, а на другой — гербовый щит, образованный из гербовых щитов провинций[7].

Почти такое же оформление (вместо гербового щита, образованного из гербовых щитов провинций, коронованный щит с гербом Нидерландов), но несколько меньшее содержание серебра (25,69 г при общем весе 29,03 г) имела монета, выпуск которой все Соединённые провинции, кроме Гронингена, начали с 1606 года. Чеканца этой разновидности, получившей название «рейксдальдер Соединённых провинций» или «нидерландский рейксдальдер», продолжалась до 1700 года[7].

Ещё одна разновидность — арендрейксдальдер или орлиный рейксдальдер (от нидерл. arend — орёл), на одной из сторон которого был изображён двуглавый орёл. На другой стороне чеканилось погрудное изображение вооружённого мечом бородатого крестьянина в берете (позже — гербовые щиты провинций). Монета имела вес и пробу рейксдальдера (25,97/29,24 г) и выпускалась как в Соединённых провинциях (Фрисландии, 1583—1603; Девентер, 1603—1629; Кампен, 1614—1615; Зволле, 1601—1653), так и в Австрийских Нидерландах (в частности, в Рекеме в 1590—1603 годах). Чеканились также дробные — 110, 15, 14 и 12 арендрейксдальдера[27][28][29].

После 1659 года Соединённые провинции начали выпускать ещё одну разновидность дальдера — серебряный дукат, прототипом которого стал альбертусдальдер (патагон) Испанских Нидерландов. Однако новая монета также часто называлась рейксдальдером. Впоследствии (с 1839 года) это название носили также серебряные монеты достоинством в 2+12 гульдена[7][12].

Дукатон

Первые дукатоны выпускались в Гельдерне и Фрисландии в 1582—1585 годах и имели чистый вес в 22,98 грамма при общем весе в 27,13 грамма, то есть были очень близки к штатендальдеру. С 1618 по 1792 год (на Юге до 1755 года) монеты с таким названием чеканили многие провинции Нидерландов, но уже с повышенным весом: чистый — 30 граммов (позже 28,88 грамма), общий — 32,5 грамма (или 32,78 г). На одной стороне был отчеканен скачущий всадник (отсюда одно из названий монеты — «серебряный всадник»), на другой — испанский, позже австрийский гербовый щит между двумя львами. В Соединённых провинциях монета выпускалась с тем же весом, но с изображением нидерландского гербового щита[9][10].

Чеканились также кратные — 2 (в том числе в форме клиппы) и 3 дукатона.

Лёгкий дальдер

Монета, равная половине дукатона, называлась лёгким или провинциальным дальдером, провинциалдальдером. Её общий вес составлял 15,888 грамма (чистое серебро — 14,56 г). Начиная с 1676 года (хотя редкие выпуски были и ранее) лёгкий дальдер чеканился во многих городах и провинциях Севреных Нидерландов[30].

Разновидностью лёгкого дальдера является арендсдальдер (орлиный дальдер), на котором был изображён двуглавый орёл. На другой стороне чеканился гербовый щит и обозначение номинала «60» (гротов). Арендсдальдер, его кратные и дробные (2+12, 13, 16 и 112) чеканились в Зеландии (в 1602—1619 годах) и Фрисландии (в 1617—1618 годах). Общий вес монеты составлял 20,68 грамма, а содержание серебра — 15,51 грамма[31][32].

Другая разновидность — коггердальдер (дальдер со стрелами), который в 1601, 1682 и 1687 годах выпускался в Фрисландии. Его характерная особенность — изображение четырёх гербовых щитов вокруг пучка стрел на одной из сторон монеты. Общий вес — 19,19 грамма при содержании серебра в 14,53 грамма[33].

Альбертусдальдер

В 1612 году Альберт Австрийский и Изабелла Испанская, наместники испанского короля Филиппа III в Испанских (Габсбургских) Нидерландах, начали чеканить монету талерового типа с содержанием 24,65 г серебра, что на 1,33 г меньше, чем в рейхсталере. На одной стороне был изображён косой бургундский крест, на другой — герб Испании. Легенда, включавшая имена и титулы Альберта и Изабеллы (позже появилось ещё и имя испанского короля), начиналась на аверсе и заканчивалась на реверсе. Год чеканки, как правило, не указывался. Выпускались также дробные — половина и четверть дальдера.

Первоначально монета предназначалась для торговли с германскими государствами, затем начала активно использоваться в прибалтийских странах и в Восточной Европе, став одной из наиболее известных торговых монет XVII—XVIII веков. Её подражания выпускались в Брауншвейге, Гольштейне, Пруссии, Курляндии, Венгрии, Дании, в других странах. По имени Альберта эта разновидность дальдера получила название «альбертусдальдер» (в русскоязычной литературе чаше «альбертусталер» от нем. Albertustaler), а по изображённому на ней кресту — «крестовый дальдер». В Испании за ней закрепилось название «патагон»[12][11].

Серебряный дукат

Серебряный дукат 1794 (слева) и 1808 года

Выпуск альбертусдальдера в Испанских Нидерландах продолжался почти до их перехода из-под контроля Испании к Австрии в 1713 году. В 1659 году, ввиду большой популярности монеты, её подражание начали выпускать все Соединённые провинции. Здесь монета чеканилась до 1806 года и официально называлась «серебряный дукат», хотя в обиходе чаще именовалась так же, как и близкая по типу монета — «рейксдальдер». Содержание чистого серебра в серебряном дукате соответствовало прототипу — альбертусдальдеру (24,65 г), но оформление было другим. На одной стороне помещался коронованный герб Генеральных штатов, на другой — рыцарь в полный рост со щитом у левой ноги[12][11].

Прочие разновидности

Помимо перечисленных выше существовало множество других разновидностей дальдеров. В данном разделе представлены некоторые из них.

Стефансдальдер — дальдер, выпускавшийся с 1532 года в Неймегене с изображением Святого Стефана[34].

Рейксдальдер Святого Яна — рейксдальдер Гронингена 1561—1602 годов в форме клиппы с изображением апостола Иоанна[35].

Вельд-дальдер — деньги чрезвычайных обстоятельств, в частности, дальдер, выпускавшийся в 1795 году во время осады Люксембурга, тогда провинции Австрийских Нидерландов, французскими войсками[36].

Дальдер после 1839 года

В 1679 году по предложению Голландии и Западной Фрисландии основной денежной единицей Соединённых провинций Нидерландов стал гульден, состоящий из 20 стюверов и содержавший 9,65 г серебра (с 1816 года — 9,61 г). Были выпущены монеты достоинством 3, 2, 1+12, 1, 12 и 14 гульдена. Также продолжали чеканиться разновидности дальдера — лёвендальдер, дукатон, а также рейксдальдеры (рейксдальдер Соединённых провинций и серебряный дукат, содержавшие соответственно 25,69 и 24,65 г серебра). Рейксдальдеры по содержанию серебра соответствовали 2+12 гульдена, поэтому в новой денежной системе именно к этому номиналу были приравнены.

В 1816 году Королевство Нидерланды перешло на десятичную денежную систему, при которой 1 гульден равнялся 100 центам. Были выпущены монеты достоинством в 3, 1, 12 гульдена. При этом выпуск рейксдальдеров был прекращён. Однако уже в 1839 году появилась монета достоинством 2+12 гульдена, которая тут же получила привычное неофициальное название «рейсдальдер». Чеканилась она вплоть до перехода Нидерландов на евро в 2002 году[7][13].

Дальдеры нидерландских колоний

Вскоре после обретения независимости от Испании (конец XVI века) Северные Нидерланды начали проводить активную торговую и колониальную экспансию. К XVIII веку нидерландскими колониями являлись территории Гвианы, Индонезии, Цейлона, фактории нидерландских торговых компаний (прежде всего Ост-Индской и Вест-Индской) были созданы во многих других регионах мира. Повсеместно использовались основные торговые монеты Нидерландов (лёвендальдер, патагон). В ряде случаев выпускались местные монеты или банкноты, номинированные в рейксдальдерах.

Рейксдальдер Голландской Ост-Индии

Первая голландская торговая экспедиция появилась на островах, которые в настоящее время входят в состав Индонезии, 23 июня 1596 года. С этого момента началась голландская колонизация Малайского архипелага и западной части Новой Гвинеи. В 1602 году мелкие конторы объединились в Ост-Индскую компанию, а контролируемая ей территория получила название Голландская (Нидерландская) Ост-Индия. В 1800 году после банкротства и национализации компании, Голландская Ост-Индия стала официальной колонией Нидерландов и оставалась таковой до японской оккупации в марте 1942 года.

Вместе с первыми европейцами в Индонезии появились золотые монеты Португалии и Венеции, а также серебряные испанские песо, отчеканенные в Мексике, Перу и Боливии. Имели также хождение китайские и японские бронзовые монеты. Золотые японские монеты и серебряные индийские рупии снабжались нидерландским клеймом. В 1726 году специально для Голландской Ост-Индии были выпущены монеты, номинированные в стюверах, а ещё черех 20 лет, в 1746 году, Ост-Индская компания открыла на острове Ява первый банк, который получил монопольное право на выпуск банкнот. В 1782 году он отпечатал денежные знаки, номинированные в рейксдальдерах и приравненные к испанскому песо (доллару). 1 мая 1812 года были напечатаны банкноты, чей номинал был указан уже непосредственно в долларах, в 1814-м — в рупиях. В 1815 году начат выпуск банкнот в гульденах, а 14 января 1817 года гульден Голландской Ост-Индии (приравнен к нидерландскому гульдену) стал основной денежной единицей колонии[37].

Рейксдальдер и риксдоллар Цейлона

До 1602 года большую часть Цейлона (в настоящее время остров Шри-Ланка) контролировали португальцы, однако постепенно увеличивалось присутствие голландцев. К 1658 году контроль над островом полностью перешёл к голландской Ост-Индской компании, действовавшей в союзе с государством Канди. Поначалу голландцы не выпускали монет специально для своих территорий на Цейлоне, ограничиваясь надчеканкой уже находящихся в обращении монет, а также завозом их из Голландской Ост-Индии (медные монеты) и Нидерландов (золотые и серебряные). В 1660 году начался выпуск локальных медных стюверов, а в 1784-м — серебряных рупий. В 1785—1794 годах нидерландские власти выпускали кредитные, а в 1794—1800 годах — казначейские билеты, номинированные в рейксдальдерах[38][39]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3984 дня].

В 1795—1796 годах остров перешёл под контроль английской Ост-Индской компании, а в 1802-м стал коронной колонией. В 1803-м англичане аннулировали все банкноты, выпущенные нидерландскими властями, выпустив вместо них собственные деньги, номинированные в риксдолларах[en] (англ. rix-dollar — калька с привычного для Цейлона рейксдальдера) и эквивалентные по содержанию серебра 150 фунта стерлингов. В 1808 году проба монеты при сохранении общего веса была понижена до 800-й, и риксдоллар стал равняться 160 фунта (4 пенса). В 1812-м риксдоллар был приравнен к 21 пенсу. Все это время во внутреннем обращении Цейлона активно использовалась индийская рупия, а 22 марта 1823 года законным средством платежа была формально объявлена мадрасская рупия (1 рупия = 1+13 риксдлоллара, с 4 апреля 1825 года 1 риксдоллар или 18 пенсов)[38][40][41]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3984 дня].

1 января 1872 года национальной валютой Цейлона стала цейлонская рупия (с 1972 года шри-ланкийская рупия), состоящая из 100 центов[38].

Рейксдальдер и риксдоллар Капской колонии

В 1652 году голландский исследователь и мореход Ян ван Рибек основал Кейптаун в качестве фактории для остановок кораблей Ост-Индской компании. Некоторое время голландцы завозили в регион монеты, но не чеканили их на месте. В нидерландской Капской колонии имели хождение золотые и серебряные британские (гинея), нидерландские (гульден, рейксдальдер, дукатон), португальские (джойс), итальянские, японские (кобан), индийские (рупия) и даже российские (рубль) монеты. Но основной было испанское песо.

Впоследствии[когда?] голландская Ост-Индская компания начала выпуск собственных монет и банкнот для Капской колонии. Это были реалы, повторявшие оформление испанских реалов, рейкдальдеры, шиллинги и стюверы, между которыми было установлено следующие соотношения: 1 рейксдальдер = 8 шиллингов = 48 стюверов. Первоначально капский рейксдальдер был приравнен к нидерландскому, но с 1770 года стал равен 0,96 нидерландского рейксдальдера (или 0,2 фунта стерлингов).

В 1782 году из-за нехватки монет губернатор Капской колонии Иоахим ван Плеттенберг[en] ввёл первые бумажные деньги Южной Африки. Они были номинированы в рейксдальдерах и стюверах и выписывались от руки от имени Ост-Индской компании, пока в 1803 году не появились первые отпечатанные банкноты.

В 1795 году, когда Нидерланды оказались под властью наполеоновской Франции, Капскую колонию захватили англичане. В 1803-м в результате Амьенского мира они ненадолго вернули захваченные территории на юге Африки, но уже в 1806-м опять установили контроль над Кейптауном, который рассматривался в качестве наиважнейшего транзитного пункта в торговле и колонизации стран, расположенных в бассейне Индийского океана. В этот короткий промежуток времени, с 1803 года по 1806-й, голландцы опять выпустили для своей Капской колонии монеты, номинированные в гульденах. Однако из-за продолжавшихся военных действий они так и не были доставлены на юг Африки и оказались на острове Ява.

Венский конгресс 1814 года передал южноафриканские территории Великобритании в «вечное пользование», однако в Капской колонии продолжали действовать голландские банки и компании, опиравшиеся на многочисленных африканеров (буров), хотя их значение постепенно снижалось (см. статью «Великий трек»). В 1808 годах британские власти выпустили банкноты, номинированные в капских риксдолларах, которые печатались до 1865 года. Параллельно англичане старались повысить значение во внутреннем обращении собственных монет. Уже с 1806 года они начали активно ввозиться в колонию, чтобы вытеснить иностранные. С 1825 года фунт стерлингов был официально объявлен официальной валютой Капской колонии, а в 1835-м начался выпуск местных банкнот, номинированных в фунтах. Он продолжался до 10 августа 1920 года, когда официальной валютой Южно-Африканского Союза был объявлен южноафриканский фунт[42].

Дальдер в России

Если не считать кратковременных выпусков золотых монет при Василии Шуйском и наградных червонцев при первых Романовых, то с начала систематической чеканки собственных монет (около 1380 года) и до реформы Алексея Михайловича (1654—1663) самым крупным номиналом Северо-Восточной Руси, а затем Русского царства была серебряная копейка. После реформы Елены Глинской (1534—1535), результатом которой стала унификация денежного обращения на базе копейки, денги и полушки, обращение ранее выпущенных русских монет, а также иностранных было запрещено. Последние однако продолжали выполнять важную роль во внешней торговле и оставаться сырьём для производства собственных российских монет. При этом действовало право свободной чеканки, когда за определённую плату любой мог заказать на монетном дворе производство монет из собственного серебра. Доля самого государства в чеканке была невелика. В 1648 году закупка серебра для производства монет была монополизирована, и основным сырьём стали талеры европейских государств. Их официальное название на Руси — «ефимки» (иногда встречается термин «тарель»), которое происходит от первой части названия чешского города Иоахимсталя (Яхимова), являвшегося одним из ключевых центров чеканки монет этого типа. Среди наиболее известных на территории Руси — немецкие иоахимсталеры (собственно ефимки), нидерландские альбертусдальдеры (патагоны, крестовые талеры; в России — «крестовый или крыжовый талер», «крыжак»), а также лёвендальдеры (львиные талеры, в России — «лёвок», «лёвковый талер», отсюда же «лёвковое, низкопробное серебро»). Так, например, в начале XVII века закупочная цена на патагоны составляла в среднем 48 копеек за монету, лёвендальдера (он закупался прежде всего для ювелирного производства) с более низким содержанием серебра — 38 копеек[43][11].

В начале 1655 года в ходе реформы Алексея Михайловича (1654—1663) талеры, получившие надчеканку («признак») в виде двух клейм (обыкновенной копейки и даты «1655») и приравненные к 64 копейкам, непосредственно участвовали во внутреннем обращении. Всего было надчеканено от 800 тыс. до 1 млн монет. Выпускались и надчеканенные половинки талеров, которые приравнивались к 32 копейкам. Эта группа монет получила название «ефимки с признаком». Их выпуск прекратился в том же 1655 году или в самом начале 1656-го, но из обращения они были изъяты только в 1659-м. Известны надчеканки на патагонах, нидерландских рейксдальдерах, лёвендальдерах первой половины XVII века. Встречались и подделки — фальшивые клейма прежде всего на более лёгких лёвендальдерах[44][45].

В 1701 году в ходе денежной реформы Петра I в обращение были выпущены серебряные монеты достоинством в гривенник, полуполтину и полтину. Появление новых монет было отмечено в гамбургском иллюстрированном периодическом издании Historische Remarques uber die neuesten Sachen Europa, где они были названы «талерами», «полуталерами», монетами в «10 шиллингов» или «5 грошей». На самом деле талером в европейском понимании была монета в один рубль, которая появилась только в 1704 году, весила 28 граммов и часто чеканилась непосредственно на талерах как на заготовках (на некоторых экземплярах даже просматриваются исходные изображения и надписи или сохранился оригинальный гурт)[46].

Влияние на другие страны

Список дальдеров

Варианты названия Голландский Основные места чеканки Годы чеканки ЧВ / ОВ Описание монеты
Филипсдальдер
Филипсдальдер (Филиппа, королевский, ) Daldre Philippus Семнадцать провинций
Южные Нидерланды?
1559—1567? 28,55 / 34,28 Филипп II / Герб Испании
Лестер-реал (Лестера)  ? Соединённые провинции 1586—1588? 28,55 / 34,28 Роберт Дадли, граф Лестер / Гербы шести провинций вокруг пучка стрел
Рудольфсдальдер (Рудольфа)  ? Соединённые провинции (Кампен)  ?—1601 28,55 / 34,28 Рудольф II / Гербовый щит
Лёвендальдер и штатендальдер
Лёвендальдер (львиный) Leeuvendaalder Семнадцать провинций
Соединённые провинции
1575—? 20,74 / 27,65 Рыцарь в доспехах с гербовым щитом провинции в левой руке / Лев на задних лапах
Штатендальдер (государственный) Staatendaalder Семнадцать провинций
Южные Нидерланды
1577?—1579? 22,74 / 30,47 Филипп II в короне со скипетром / Герб Испании, вокруг цепь Ордена Золотого руна
Рейксдальдер
Брабантский дальдер (бургундский) Daldre de Bourgogne Испанские Нидерланды 1567—1612? 26,253 / 29,595 (29,535?)
Гехельмтер-рейксдальдер (со шлемом, принца, княжеский) Gehelmter rijksdaalder, prinzendaalder Соединённые провинции (Дордрехт) 1583—1603 н/д Вильгельм I Оранский с мечом у плеча / Гербовый щит под шлемом
Лестер-рейксдальдер (Лестера, принца, княжеский) Leijcesterdaalder, prinzendaalder Соединённые провинции (кроме Фрисландии и Гронингена) 1586—1604 25,97 / 29,24 Вильгельм I Оранский с мечом у плеча, пучёк стрел в левой руке / Гербовый щит, образованный из гербовых щитов провинций
Рейксдальдер (нидерландский, союзный, унириксдальдер) Rijksdaalder Соединённые провинции (кроме Гронингена) 1606—1700 25,69 / 29,03 Вильгельм I Оранский с мечом у плеча, гербовый щит провинции в левой руке / Гербовый щит Соединённых провинций под короной
Арендрейксдальдер (орлиный) Arendsrijksdaalder Соединённые провинции
Австрийские Нидерланды
1583—1653 25,69 / 29,03 Бородатый крестьянин в берете и с мечом (или гербовый щит провинции) / Двуглавый орёл
Дукатон и лёгкий дальдер
Дукатон, серебряный всадник Dukaton, zilveren rijder Южные Нидерланды
Соединённые провинции (Гельдерн, Фрисландии и др.?)
1581?—1585, 1618—1794 30,85 / 32,78 Скачущий всадник / Испанский, затем австрийский (на Юге) или нидерландский (на Севере) гербовый щит между двумя львами
Провинциалдальдер (провинциальный, лёгкий) Provinzialdaalder (daalder) Соединённые провинции 1676—1694 14,39 / 15,88 Разные
Арендсдальдер (орлиный) Arendsdaalder Соединённые провинции (Зеландия, Фрисландия) 1602—1619 15,51 / 20,68 Гербовый щит, обозначение номинала «60» (гротов) / Двуглавый орёл
Коггердальдер (со стрелами) Koggerdaalder Соединённые провинции (Фрисландия) 1601, 1682, 1687 14,53 / 19,19 Гербовый щит Фрисландии / Четыре гербовых щита вокруг пучка стрел
Патагон
Альбертусдальдер (Альберта), круиздальдер (крестовый), патагон Albertusdaalder, kruisdaalder, patagon Южные Нидерланды 1612—1711 24,65 / 28,10 Косой бургундский крест[en] / Герб Испании
Серебряный дукат Zilveren dukaat Соединённые провинции 1659—? 24,66 / 28,25 Рыцарь в доспехах с гербовым щитом провинции в левой руке / Гербовый щит Соединённых провинций под короной
Прочие
Стефансдальдер (Св. Стефана) Stephansdaalder Соединённые провинции (Неймеген) 1532—? н/д Стефан Первомученик
Рейксдальдер Святого Яна (клиппа) St. Jans rijksdaalder Соединённые провинции (Гронинген) 1561—1602 30,98 / 35,00 Иоанн Богослов / Двуглавый орёл
Вельд-дальдер Velddaalder Австрийские Нидерланды (Люксембург) 1795 н/д н/д

Напишите отзыв о статье "Дальдер"

Примечания

  1. 1 2 НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/d/daal5der.html Даальдер]».
  2. 1 2 СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/d/dal5der.html Дальдер]».
  3. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/t/taler.html Талер]», «[www.numizm.ru/html/i/ioahimstaler.html Иоахимсталер]».
  4. НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/t/taler.html Талер]», «[www.numizm.ru/html/i/ioahimstaler.html Иоахимсталер]».
  5. 1 2 НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/q/qtatendaal5der.html Штатендаальдер]».
  6. 1 2 СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/q/qtatendal5der.html Штатендальдер]».
  7. 1 2 3 4 5 6 СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/r/reyksdal5der.html Рейксдальдер]».
  8. НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/r/riksdaal5der.html Риксдалльдер]».
  9. 1 2 3 СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/d/dukaton.html Дукатон]».
  10. 1 2 3 НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/d/dukaton.html Дукатон]».
  11. 1 2 3 4 5 НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/a/al5bertustaler.html Альбертусталер]».
  12. 1 2 3 4 СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/a/al5bertustaler.html Альбертусталер]».
  13. 1 2 СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/g/gul5den.html Гульден]».
  14. НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/b/brabantskiy_burgundskiy_taler.html Брабантский (бургундский талер)]».
  15. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/k/korolevskiy_taler.html Королевский талер]».
  16. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/b/burgundskiy_taler.html Бургундский талер]».
  17. СН, 1993, [www.numizm.ru/html/r/real.html Реал].
  18. НС, 1980, [www.numizm.ru/html/r/real.html Реал].
  19. Bruce, 2008, p. 1212—1213.
  20. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/l/levendal5der.html Левендальдер]».
  21. НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/l/levendaal5der.html Левендаальдер]».
  22. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/l/levok.html Левок]».
  23. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/d/dogg.html Догт]».
  24. Buzdugan, 1977, p. 253.
  25. НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/g/gehel5mter_riksdaal5der.html Гехельмтер риксдаальдер]».
  26. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/r/reyksdal5der_so_qlemom.html Рейксдальдер со шлемом]».
  27. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/a/arendreyksdal5der.html Арендрейксдальдер]».
  28. НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/a/arendriksdaal5der.html Арендриксдаальдер]».
  29. Bruce, 2008, p. 112—114, 1188—1195, 1211—1214, 1236—1240.
  30. НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/p/provincialdaal5der.html Провинциалдаальдер]».
  31. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/a/arendsdal5der.html Арендсдальдер]».
  32. Bruce, 2008, p. 1191—1195, 1231—1232.
  33. Bruce, 2008, p. 1191—1195.
  34. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/s/stefansdal5der.html Стефансдальдер]».
  35. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/r/reyksdal5der_sv_8na.html Рейксдальдер Св. Яна]».
  36. ЭСН, 2005, «Вельддаальдер».
  37. GFD, 2010, «[www.globalfinancialdata.com/News/GHOC.aspx Indonesia]».
  38. 1 2 3 GFD, 2010, «[www.globalfinancialdata.com/News/GHOC.aspx Sri Lanka]».
  39. Bruce, 2008, p. 158—159.
  40. НС, 1980, «[www.numizm.ru/html/r/riksdollar.html Риксдоллар]».
  41. СН, 1993, «[www.numizm.ru/html/r/riksdollar.html Риксдоллар]».
  42. GFD, 2010, «[www.globalfinancialdata.com/News/GHOC.aspx South Africa]».
  43. Спасский, 1962, «[www.arcamax.ru/books/spassky01/spassky37.htm Реформа 1534 г.]», «[www.arcamax.ru/books/spassky01/spassky39.htm Организация денежного дела]», «[www.arcamax.ru/books/spassky01/spassky41.htm Реформы царя Алексея Михайловича]», «[www.arcamax.ru/books/spassky01/spassky50.htm Золотые монеты]».
  44. Спасский, 1962, «[www.arcamax.ru/books/spassky01/spassky41.htm Реформы царя Алексея Михайловича]».
  45. Bruce, 2008, p. 1286—1289.
  46. Спасский, 1962, «[www.arcamax.ru/books/spassky01/spassky09.htm Место и значение русской монетной чеканки в мировом денежном хозяйстве]», «[www.arcamax.ru/books/spassky01/spassky45.htm Ход реформы]».

Источники

  • [www.numizm.ru/ Нумизматический словарь] / [Автор: Зварич В.В.]. — 4-е изд.. — Львов: Высшая школа, 1980.
  • [www.numizm.ru/ Словарь нумизмата] / [Авторы: Фенглер Х., Гироу Г., Унгер В.] / Пер. с нем. М. Г. Арсеньевой / Отв. ред. В. М. Потин. — 2-е изд., перераб. и доп.. — М.: Радио и связь, 1993. — ISBN 5-256-00317-8.
  • Энциклопедический справочник для нумизматов / [Автор: Кривцов В.]. — М.: Аверс (№ 7), 2005. — 830 с.
  • Спасский И.Г. [www.arcamax.ru/books/spassky01/spassky01.htm Русская монетная система. Место и значение русской монетной системы в мировом денежном хозяйстве]. — Л., 1962.
  • [www.globalfinancialdata.com/News/GHOC.aspx Global History of Currencies]. — Global Financial Data, 2010.
  • Buzdugan G., Luchian O., Oprescu C.C. Monede şi banknote româneşti. — Bucureşti: Sport-turism, 1977.
  • Bruce C.R., Michael T., Miller H. Standard Catalog of World Coins 1601-1700. — 4-е изд. — Iola: Krause Publications, 2008. — 1344 с. — ISBN 978-0-89689-708-3.
  • Cuhaj G., Michael T. Standard Catalog of World Coins 1701-1800. — 5-е изд. — Iola: Krause Publications, 2010. — 1344 с. — ISBN 978-1-4402-1364-9.
  • Cuhaj G., Michael T., Miller H. Standard Catalog of World Coins 1801-1900. — 6-е изд. — Iola: Krause Publications, 2009. — 1296 с. — ISBN 978-0-89689-940-7.

Отрывок, характеризующий Дальдер

– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…