Датская операция

Датская операция
Основной конфликт: Датско-норвежская операция
план Датской операции
Дата	9 апреля 1940
Место	Дания
Итог	победа Германии, оккупация Дании немецкими войсками
Противники
Дания Германия
Командующие
Кристиан X Торвальд Стаунинг Уильям Уайн Приор Ялмар Рехницер Ганс Фердинанд Гейзлер Леонгард Каупиш
Силы сторон
14 500—15 000 солдат 2 эскадрильи Всего: 16000 солдат и офицеров 31-е корпусное командование 10-й авиационный корпус Всего: 40000 солдат и офицеров
Потери
см. ниже см. ниже

Датская армия

Расчёт датской зенитной установки. 1940 год

Группа датских солдат в Бредеваде в день нападения (9 апреля 1940). Двое из них погибли в тот же день

Да́тская операция (дат. Invasionen af Danmark i 1940, нем. Die Besetzung von Dänemark) — военная операция Третьего рейха против Датского королевства, начавшаяся 9 апреля 1940 года и продолжавшаяся всего 6 часов. Первый удар вермахта пришёлся на датскую авиацию, в результате чего ВВС Дании понесли серьёзные потери и в дальнейшем не участвовали в боевых действиях. В 5:15 части 170-й пехотной дивизии и 11-й стрелковой бригады перешли датско-германскую границу и начали наступление. В 7:30 был захвачен стратегически важный для проведения Норвежской операции аэропорт Ольборг. В 5:15 немецкие войска высадились в Копенгагене. Датский военно-морской флот не оказал сопротивления противнику. В 7:20 датский король Кристиан X приказал датским вооружённым силам прекратить сопротивление. Около 10 часов началась демобилизация датской армии.

Предыстория

Ещё со времён Крымской войны скандинавские страны придерживались политики нейтралитета во внешней политике. Непосредственно перед началом Первой мировой войны руководители Дании, Швеции и Норвегии провели ряд встреч на высшем уровне, где подчеркнули свою волю к нейтралитету. Однако Антанта и Тройственный союз вынудили скандинавские правительства принять косвенное участие в войне. Так, Германская империя вынудила Датское королевство частично заблокировать минами пролив Большой Бельт. В результате после поражения Германии в Первой мировой Дания вернула себе северный Шлезвиг, отторгнутый в 1864 году.

Подготовка операции

Накануне Второй мировой войны скандинавские правительства вновь заявили, что будут придерживаться нейтралитета. 31 мая 1939 года между Данией и Германией был заключён пакт о ненападении. 14 декабря 1939 года командование вермахта получило задание от Гитлера исследовать возможность захвата Норвегии. Хотя нарушение нейтралитета ещё одной страны являлось нежелательным в политическом плане, в операцию включили также захват Дании: для снабжения «норвежского» десанта нужны были аэродромы Ютландии; необходимо было также обеспечить безопасное движение морского транспорта по датским проливам. Для Дании выделили 170-ю, 198-ю, 69-ю и 214-ю пехотные дивизии, а также 11-ю стрелковую бригаду. Немецкое командование планировало высадить десанты на аэродроме Ольборг и в Копенгагене, а также начать наступление на полуострове Ютландия, дабы как можно быстрее оккупировать Данию. Несмотря на то, что датское правительство знало о возможном нападении, было решено не начинать развёртывать вооружённые силы Дании, дабы исключить возможность провокации с немецкой стороны.

Силы сторон

Дания

См. также: Вооружённые силы Дании

Перед началом Второй мировой войны датские вооружённые силы были модернизированы и реорганизованы. В 1937 году было создано общее руководство сухопутными и военно-морскими силами Дании. В это же время четыре датских пехотных батальона получили велосипеды и мотоциклы. Зимой 1939/40 года численность датских ВС была увеличена с 6600 до 15 000 человек. По состоянию на вечер 8 апреля 1940 года датские сухопутные вооружённые силы состояли из 2 дивизий общей численностью 14 500 человек (по другим данным — 15 000), куда входили 7 пехотных, два кавалерийских и один артиллерийский полк. Первая дивизия располагалась на Зеландии, а вторая — на Борнхольме. В датской столице находился полк Королевской гвардии. Эти части были вооружены винтовками Gevær M. 1889 и Mauser 98k, пистолетами-пулемётами 9-mm MP-32, автоматическими пушками 20 mm Madsen maskinkanon, ручными пулемётами Madsen М.1924 и Madsen М.1929 (модернизированной версией предыдущего), а также миномётами М29.

На вооружении полевой артиллерии находились орудия 75-mm M.1902, 10½ cm M.1930, гаубицы 15 cm M.1917, 15 cm M.1923 и 15 cm M.1929 и противотанковые орудия 37-мм Bofors.

Военно-воздушные силы Дании состояли из Армейского авиационного корпуса и составляли 94 самолёта. 13 самолётов были английскими Gloster Gauntlet, а ещё 7 — Fokker D.XXI. Эти 20 истребителей были сведены в две эскадрильи. Кроме того, в датских ВВС состояло 28 самолётов-разведчиков и 19 бомбардировщиков.

Военно-морские силы Дании состояли из двух броненосцев береговой обороны (Peder Skram и Niels Juel), девяти тральщиков (Springeren, Storen, Soridderen, Sohunden, Havornen, Narhvalen, Soloven, Sobjornen, Soulven), четырёх минных заградителей (Lessen, Henrik Gerner, Kvintus, Sixtus), шести миноносцев (Dragen, Hvalen, Laxen, Glenten, Hogen, Urnen) и одиннадцати подводных лодок (Havmanden, Havfruen, Havkalen, Daphne, Dryaden, Bellona, Flora, Rota, Galathea, Ran, Triton). Общая численность моряков, служивших в ВМФ Дании, в тот период составляла 1500 человек. Кроме того, в составе ВМФ Дании была морская авиация, включенная в Авиационный корпус морской авиации и состоящая из тринадцати гидропланов Heinkel HE 8 и восьми истребителей Hawker Nimrod Mk. II.

Верховным главнокомандующим вооружёнными силами Датского королевства был Биллем Вайн Приор.

Третий рейх

См. также: Вермахт

Вечером 8 апреля к датско-германской границе в Шлезвиге были стянуты 170-я пехотная дивизия и 11-я стрелковая бригада, а также 70 лёгких танков PzKpfw I и PzKpfw II. Этими силами командовал генерал авиации Леонгард Каупиш. Кроме того, в датской операции должен был участвовать 10-й авиационный корпус под командованием генерал-лейтенанта Ганса Фердинанда Гейзлера, численность датской группы которого составляла 240 самолётов.

Начало операции

Рано утром 9 апреля 1940 года в 4 часа 20 минут германский посол в Дании Ренте-Финк вручил датскому министру иностранных дел Петеру Мунху меморандум, в котором говорилось, что ввиду намерения Англии завладеть базами в Дании и Норвегии правительство Третьего рейха вынуждено осуществить мирную оккупацию данных стран. Кроме того меморандум содержал заявление, что Датскому королевству гарантируется территориальная целостность и политическая независимость от рейха.

Первоочередной задачей германского командования было уничтожение военно-воздушных сил Датского королевства, даже несмотря на то, что 10-й немецкий авиакорпус включал в себя 240 самолётов, а основные силы датских ВВС включали в себя всего лишь 51 самолёт. В 5:00 немецкие «мессершмитты» группы I/ZG 1 капитана Вольфганга Фалька пересекли границу Дании, о чём сразу же было доложено на аэродром Вэрлозе, где базировались основные силы датских ВВС. Была объявлена боевая тревога, однако было уже поздно, так как ко времени готовности датчан немцы уже начали штурм аэродрома. В итоге основные силы датских военно-воздушных сил были либо серьёзно повреждены, либо попросту уничтожены. У немцев было лишь два повреждённых истребителя.

В 5 часов 25 минут в генеральный штаб вооружённых сил Дании пришло донесение о нарушении силами Третьего рейха границы государства. Около 6 часов верховный главнокомандующий вооружёнными силами Дании прибыл в форт Кастеллет, надеясь организовать сопротивление вторжению, однако ни он, ни начальник штаба Герц, предлагавший мобилизовать резерв первой очереди, не располагали сведениями о ситуации на фронте.

Бои за Ютландию

Восточный фронт

В 5:15 силы вермахта перешли датскую границу в Шлезвиге и начали боевые действия против датского королевства. Немецкие и датские войска начали бои на поле Лундтофтбьерг, где взвод датских вооружённых сил, вооружённый 20-мм пулемётами, занял позиции, с которых он контролировал передвижение по дороге и не давал немцам продвинуться вперёд. После недолгого боя датчане отступили, потеряв одного солдата убитым и одного раненым; у немцев были уничтожены два броневика и два мотоцикла. В нескольких милях к востоку от Лундтофтбьерга, у городка Хоккеруп немецкая колонна натолкнулась на датский контрольно-пропускной пункт, который обороняли 34 датских солдата. Датчане уничтожили три немецких бронемашины и вынудили немцев отступить. Вскоре к немцам прибыло подкрепление, а также 37-мм пушка. В результате позиции датчан были окружены, а сами они вскоре капитулировали. В бою датчане потеряли двух солдат убитыми. В это же время в семи километрах к северу от Лундтофтбьерга немецкие силы столкнулись с ещё одним датским подразделением, имевшим на вооружении две 20-мм пушки и оборонявшим контрольно-пропускной пункт у посёлка Бйергскоу. Первоначально немцы начали атаку под прикрытием танка, однако позже к ним присоединилась авиация. После потери двух пушек датчане пытались спастись бегством на мотоциклах, однако их окружили и взяли в плен немцы.

Центральный фронт

В 10 километрах от границы у деревни Бредевад немецкий авангард из четырёх бронеавтомобилей натолкнулся на плохо организованное сопротивление частей датской армии. Дело в том, что немцы застигли датчан врасплох, те не успели укрепиться и вынуждены были укрыться в саду, откуда вели стрельбу по атакующим. В распоряжении у датчан имелся пулемёт и 20-мм пушка, из которой они подбили три немецких бронемашины. В итоге датские части были окружены и сдались в плен, потеряв четырёх солдат убитыми. В районе городов Обенро — Сёгор располагались 4-й пехотный и 2-й саперный батальоны полковника Хинцы, занявшие оборону. Датские силы в Сёоре готовились отступать к городу Вайле, где планировалось организовать оборону. Отход датских сил прикрывал арьергард, который сумел задержать немецкие войска у города Обенро. Для немецкого 401-го пехотного полка появление датчан стало полной неожиданностью. В ходе боя погибло несколько человек с обеих сторон. Тем временем силы 2-го полка подполковника Эльмгрена встретили ударную группу в 20 километрах к северу, у города Хадерслев. Защищал город гарнизон в 255 солдат, вооружённый несколькими пушками. Бой начался в южной части города, где датские солдаты, вооружённые 37-мм пушкой, сдерживали натиск немцев, у которых были танки. В результате немцы потеснили датчан, однако у них самих было повреждено 2 танка. Столкновения продолжились у контрольно-пропускного пункта, где датчане, вооружённые 20-мм пушкой, сдерживали натиск немцев, которые вели сильный огонь по противнику. Бой продолжался около 10 минут, после чего немцы получили новости от командования — Копенгаген взят, а датское правительство капитулировало. Немцы начали входить в город, однако датские силы не получили приказа о капитуляции. В ходе боя один немецкий мотоциклист погиб, а два танка были повреждены. С датской стороны погибло 2 солдата и три мирных жителя. Однако вскоре датское командование получило приказ о капитуляции из Копенгагена, в связи с чем гарнизон Хадерслева сдался.

Западный фронт

Первым вступил в бой с немцами в Западной Ютландии гарнизон города Тённер. Датские солдаты под командованием капитан-лейтенант Лорсена встретили части 11-й немецкой стрелковой бригады у Абилльда, где, используя 20-мм противотанковую пушку, датчане подбили две немецкие бронемашины. Более часа мизерные силы Лорсена удерживали немцев, после чего последние их просто обошли. В городе Сэлстед датские войска заняли оборону на дороге в город. Когда силы немцев приблизились к их позициям, датчане открыли огонь по противнику из 20-мм пушки. Один немецкий бронеавтомобиль был подбит, а другой вынужден был отступить. После этого немецкая пехота дважды атаковала позиции противника, пытаясь их обойти, однако датчане отбили обе атаки. Тогда командующий немецкими силами вызвал подкрепления в виде 3 немецких Henschel Hs 126, которые заставили датчан начать отступление к городу Бредебро, где датчане получили известие о капитуляции правительства Дании, в связи с чем сложили оружие.

Десанты

Аэропорт Ольборг

С локальными столкновениями 170-я дивизия продвигалась вглубь Ютландии, в то время как люфтваффе бомбило аэродромы, на которые скоро высадились парашютисты. 11-я бригада марш-броском быстро достигла Скагена. В 7:30 на территорию Ольборга десантировался 3-й батальон 159-го пехотного полка и тут же занял два аэродрома. К 8 часам весь город контролировался немецкими войсками, после чего десантники овладели мостом через Лим-фьорд. К этому времени в город прибыли части 11-й стрелковой бригады. Тем временем на территорию аэродрома Ольборг-Вест приземлилась группа капитана Фалька и приступила к своей основной задаче — обеспечению воздушного коридора между Германией и Норвегией. На территории аэродромов были размещены орудия 1-го дивизиона 19-го полка зенитной артиллерии, предназначенные для обороны стратегических объектов. Они были размещены на своих позициях ко второй половине дня. К этому времени две группы KGzbV 1 доставили на аэродромы 150 тонн горючего, после чего они были готовы к приёму ударных самолетов.

Морские десанты

198-я дивизия в ночь на 9 апреля вышла в море на транспортах группы VII из Киля. На рассвете 9 апреля эскадра вошла в пролив Большой Бельт и разделилась — броненосный военный корабль «Шлезвиг Гольштейн» с двумя транспортами направился к порту Корсёр, а учебный корабль «Клаус фон Беверн» и два тральщика пошли к острову Фюн. Остров Фюн с достаточно большим населением был захвачен небольшим немецким отрядом под командованием капитана Канцлера. Операция по захвату порта Корсёр тщательно подготавливалась, так как из данного порта ходили паромы в немецкий город Варнемюнде. Перед операцией командиры частей, задействованных в операции по захвату данного порта, посещали Корсёр и проводили там рекогносцировку под видом простых туристов. За день до операции команда одного из датских паромов, вышедшего из Корсёра и направлявшегося в Варнемюнде, была арестована вместе с таможенными чиновниками, находившимися на борту. Утром следующего дня 9 апреля паромы «Мекленбург» и «Шверин», которые обычно курсировали на этой линии, вошли в Корсёр и причалили, однако вместо туристов на сушу сошли части вермахта. Телефонная линия, которая шла на север, была перерезана накануне немецким отрядом. Выгруженный с парома бронепоезд поспешил к мосту через Сторстреммен, захваченному ротой Герике.

В 05:30 9 апреля двенадцать транспортных самолётов 8./KGzbV 1 взлетели с аэропорта Утерзен. Парашютной роте капитана Вальтера Герике было приказано занять железную и шоссейную дороги из Гесера в Копенгаген, перекинутые через пролив Сторстрёммен, а также остров Маснедё, расположенный в проливе, и находящуюся на данном острове батарею береговой обороны. В 06:15 началась высадка десанта. Нападение было внезапным, и гарнизон был взят в плен. На мачте был поднят флаг рейха. В итоге мосты перешли в руки немцев невредимыми. Десантники конфисковали в ближайших домах все велосипеды и отправились в Вордингборг. Парашютисты захватили мост между Фальстером и Зеландией, а с моря был захвачен Корсёр. Это дало возможность быстро оккупировать Зеландию.

Копенгаген

Захват Копенгагена

Junkers Ju 52 в небе над Данией. 9 апреля 1940 года

Прокламационные листовки, разбросанные над Копенгагеном.

Ключевым в захвате Дании практически без борьбы стало быстрое овладение столицей. Эта операция подготавливалась долго; делалась ставка на стремительность, дабы подавить всякую мысль о сопротивлении. Вечером 4 апреля майор Гляйн прибыл в Копенгаген на самолёте, осмотрел пристань, район порта и другие основные объекты будущих атак. На следующий день Гляйн проник в цитадель, где размещался штаб вооружённых сил Дании. 8 апреля генерал-майор Курт Химер и авиационный атташе полковник Петерсен провели дополнительную разведку в районе гавани Копенгагена. Как говорилось выше, в 04:20 Ренте-Финк вручил датскому министру иностранных дел Петеру Мунху меморандум, в котором объявлялось о намерении правительства Третьего рейха оккупировать территорию Дании и Норвегии. На рассвете 9 апреля над Копенгагеном появились самолёты люфтваффе, которые разбрасывали над городом листовки. В это же время командующий кригсмарине Редер отправил послание к командующему датским военно-морским флотом вице-адмиралу Рехницеру, в котором просил не оказывать сопротивления оккупации. Тогда в 06:15 Рехницер прибыл в королевский дворец Амалиенборг и попросил не оказывать сопротивления вторжению.

Около 7:00 8 апреля теплоход «Ганзейский город Данциг» под командованием капитана 3-го ранга Вильгельма Шрёдера взял на борт 308-й пехотный полк майора Глейна и вышел в море. Чуть раньше в море вышли ледокол «Штеттин» и два сторожевых корабля. Эскадра прибыла в порт Копенгагена вовремя. Сторожевые корабли остались у входа в гавань, дабы не давать судам выходить из порта. Однако в самом порту находился датский броненосец «Нильс Юэль», который мог просто уничтожить немецкие корабли. Из форта Миддельгрунд увидели немецкий военный флаг на «Данциге»; комендант приказал произвести предупредительный выстрел с целью заставить суда остановиться, однако выстрел так и не раздался. С корабля «Нильс Юэль» также не прозвучало выстрелов. В результате в 5:15 «Штеттин» причалил у пирса Лангелинн, прямо в центре Копенгагена, в 50 метрах от Цитадели, где находился штаб датской армии. Высадившись, немцы заняли таможню и полицейский участок и устремились в город. Немцы застали врасплох караулы и захватили телефонную станцию. Датских военнослужащих разоружили и заперли в подвалах форта; туда же были доставлены начальник датского генштаба, министр внутренних дел и британский торговый атташе. Датчане пытались контратаковать немцев у Цитадели и у Амалиенборга, однако немцы отбили их атаки. Вскоре Копенгаген оказался под полным контролем немцев.

В это же время корабль «Штеттин» встал у входа в гавань, не давая кораблям выйти из порта. Капитан 3 ранга Шрёдер отправился к командиру датского броненосца «Нильс Юэль» с письмом, в котором говорилось о том, что германская армия перешла границу, гавань Копенгагена блокирована, а силы люфтваффе готовы в любой момент нанести удар. Шрёдер предлагал командиру датского броненосца не открывать огня по противнику. В 7:15 условия были приняты. Примеру «Нильса Юэля» последовали миноносцы «Ёрнен», «Драген», плавбаза подводных лодок «Хенрик Гернер» и сторожевик «Ингольф». Приблизительно в 7 часов Химер связался со штабом немецких сил в Гамбурге и попросил направить эскадрилью бомбардировщиков в Копенгаген, дабы оказать воздействие на правительство Дании. Одновременно германский посол сообщил датскому правительству о возможной бомбардировке, если сопротивление не будет прекращено. Самолёты ещё не появились над городом, когда в 7:20 датский король Кристиан X приказал прекратить сопротивление; немецкий и датский командиры обменялись визитами вежливости. Около 9 часов правительственная радиостанция в Калунборге передала обращение короля Дании, в котором он призывал не оказывать сопротивление и сохранять спокойствие. Около 10 часов началась демобилизация датской армии.

Окончание операции

После капитуляции датского правительства немцы без проблем занимали датские города и аэропорты. 1-й батальон 399-го пехотного полка высадился в Тюборене. В 6:30 пехотный батальон высадился в районе Миддельфарта и захватил мост через Малый Бельт. Эсбьерг был занят экипажами нескольких тральщиков, вошедших в порт за час до полудня. В гавани немцы захватили два английских парохода с грузом продовольствия и отправили их в Гамбург. 10 апреля корабль «Ганзейский город Данциг» со сторожевыми кораблями прибыл на Борнхольм и высадил там десант — 2-й батальон 305-го полка под командованием майора Кайзера. Такой быстрой победы не ожидали сами немцы — части 198-й и 214-й пехотных дивизий, грузившиеся в Штеттине и Любеке для отправки в Данию, были перенацелены на Норвегию. Полагая, что Германия воюет и со Швецией, один датский полковник увёл батальон через Эресунн в Хельсингборг. Уже с 9 апреля немцы задействовали для снабжения подразделений в Норвегии датские аэродромы, шоссейные и железные дороги.

Итоги

Потери

Капитуляция в Бйергскове. 09.04.1940

Построение датчан во время сдачи оружия

Датские ружья и каски собранные при капитуляции

В целом операция по оккупации Дании заняла несколько часов, потери немецкой армии составили 2 военнослужащих убитыми и 10 ранеными, а также было повреждено или уничтожено 12 бронемашин, 4 танка и один бомбардировщик Heinkel He 111. Потери Дании составили 16 военнослужащих убитыми и 20 ранеными. По другим данным потери датской армии составили 13 человек убитыми и 23 ранеными. Большая часть датской истребительной авиации была уничтожена. Вскоре на территории Дании были размещены части армии рейха. До августа 1943 года вооружённые силы Дании в условиях германской оккупации полностью сохраняли свой кадровый состав и вооружение. 29 августа 1943 года правительство Дании было разогнано, а немецкие военные начали операцию «Сафари», в ходе которой части датской армии были разоружены, а военнослужащие — интернированы.

Внутренняя политика

Уже 9 апреля пресс-атташе рейха в Копенгагене Густав Майснер потребовал ввести запрет на публикации, затрагивающие интересы вермахта. 16 апреля запрет был введён. Ещё 10 апреля было сформировано новое коалиционное правительство национального единства Датского королевства, куда вошли представители ряда оппозиционных партий. Вооружённые силы Дании были сокращены, а вскоре началось изъятие тяжёлого вооружения датской армии в пользу вермахта. 12 апреля датский генерал-лейтенант Биллем Приор объявил в своём выступлении по радио благодарность датской армии за её поведение во время агрессии: «Никто в армии не нарушил своего долга по отношению к королю и родине». 22 апреля командование вермахта потребовало передать им в распоряжение силы ПВО, а также корабли для охраны моста через Малый Бальт, и средства для создания укреплений на островах Лесё и Анхольт и в городах Скаген, Эсбьерг и Хельсингёр. Вскоре немцы установили курс датской кроны по отношению к немецкой марке — 208 крон за 100 марок. В соответствии с договором о торгово-экономическом сотрудничестве Дании и Третьего рейха торговля с Англией была запрещена, а экономика полностью переориентирована на Германию, куда поставлялись продукция сельского хозяйства и угольКроме того, банки Дании обязались субсидировать германскую экономику и вермахт. 8 июля 1940 года было сформировано новое правительство Дании во главе с Торвальдом Стаунингом. В новое правительство вошли представители партий, оппозиционных социал-демократической партии Дании. 25 ноября 1940 года датское правительство подписало Антикоминтерновский пакт, а 25 июня 1941 года разорвало дипломатические отношения с СССР.

В 1941 году началась запись датских добровольцев в войска СС. Первые 480 добровольцев, вступившие в добровольческий корпус СС «Дания», являлись бывшими военнослужащими (в том числе и офицерами) датской королевской армии. За вступившими в корпус офицерами датской армии при переводе в ваффен СС официальным постановлением датского министерства обороны были сохранены те звания, которые они носили в Дании (а годы службы в составе войск СС было обещано засчитывать наравне с годами службы в датской армии, что имело немаловажное значение в плане выслуги лет и начисления пенсии). Кроме того, Добровольческий корпус «Дания» официально был взят на довольствие датским правительством, а не датской национал-социалистической партией. Бойцы Добровольческого корпуса «Дания» для обучения беспрепятственно получили всё необходимое вооружение со складов датской королевской армии.

Заморские территории

12 апреля британские войска оккупировали принадлежавшие Дании Фарерские острова, не встретив сопротивления со стороны Дании. В итоге парламент Фарерских островов сделал официальное заявление, в котором признавалась оккупация островов. Согласно данному заявлению города Торсхавн и Аргир затемнялись ночью, почта и телеграф находились под цензурой, а перемещение автотранспортных средств ночью без специального разрешения было строжайше запрещено.

10 мая в Исландии высадился английский десант и, несмотря на протесты парламента страны, оккупировал остров во избежание оккупации силами рейха. Сопротивления британские войска не встретили. Парламент Исландии сделал несколько заявлений, в которых потребовал компенсации за вторжение в нейтральную страну. Британское правительство пообещало не только компенсацию, но и заключение различных выгодных для Исландии соглашений, невмешательство во внутренние дела страны и полный вывод всех войск после окончания войны. В 1944 году в Исландии был проведён конституционный референдум, и 17 июня 1944 года Исландия обрела полную независимость и стала республикой.

В это время гренландская администрация отказалась подчиняться приказам датского коллаборационистского правительства. Власти организовали из охотников и рыбаков так называемые санные патрули. Для командования вермахта остров был нужен для установления вдоль побережья цепи метеорологических станций с целью составления прогнозов погоды, необходимых германскому военно-морскому флоту и авиации для проведения операций против СССР и его союзников, однако этой цели достигнуть не удалось. 9 апреля 1941 года Генрик Кауфман, посол Дании в США, отказавшийся признать оккупацию Дании Третьим рейхом, подписал с правительствами США и Канады соглашение, согласно которому военно-воздушные силы США имели право использовать базы на территории Гренландии. Со своей стороны Соединённые Штаты взяли на себя снабжение острова. В ответ датское правительство уволило Кауфмана с государственной службы.

См. также

• Холокост в Дании
• Оккупация Дании
• Дания во Второй мировой войне
• Норвежская операция

Примечания

Комментарии

Примечания

Литература

В Викитеке есть полный текст обращения датского правительства к народу 9 апреля 1940 года

• Dildy, Douglas C. Denmark and Norway 1940: Hitler's boldest operation. — Osprey Publishing Ltd., 2007. — ISBN 978-1-84603-117-5.
• Hooton, E.R. Luftwaffe at War; Gathering Storm 1933-39. — London: Chervron/Ian Allan, 2007. — Vol. 1. — ISBN 978-1-903223-71-0.
• Hooton, E.R. Luftwaffe at War; Blitzkrieg in the West. — Лондон: Chervron/Ian Allan, 2007. — Vol. 2. — ISBN 978-1-85780-272-6.
• Lindeberg, Lars. 9. april; De så det ske. — Sesam, 1990. — ISBN 87-7258-504-8.
• Tveskov H. Peter. Conquered, not defeated. Growing up in Denmark during the German Occupation of World War II. — Орегон: Hellgate Press, Central Point, 2003.
• Ziemke Earl F. [www.history.army.mil/books/70-7_02.htm The German Decision to Invade Norway and Denmark] // [www.history.army.mil/books/70-7_0.htm Command Decisions] / Kent Roberts Greenfield. — United States Army Center of Military History, 2000 (reissue from 1960). — ISBN CMH Pub 70-7.
• Encyclopedia of the United Nations and International Agreements. — Taylor and Francis, 2002. — ISBN 0-415-93921-6.
• Хубач, Вальтер. Захват Дании и Норвегии. Операция «Учение Везер». 1940—1941 = Die Deutsche Besetzung von Danemark und Norwegen 1940. — 460 с.
• Р. Эрнест Дюпюи, Тревор Н. Дюпюи. Всемирная история войн. — М: Полигон — АСТ. — Т. 1998. — 460 с.
• История Дании. ХХ век / Ю. В. Кудрина, В. В. Рогинский. — М: Наука, 1998.
• Всемирная история / В. П. Курасов. — М: Мысль, 1965. — Т. 10.
• Е. Н. Кульков. Сопротивление: датские и норвежские патриоты в борьбе с фашистскими захватчиками. — М: Прогресс, 1988.
• Османьчик, Эдмунд. Encyclopedia of the United Nations and International Agreements. — Taylor and Francis. — 2002. — ISBN 0-415-93921-6.

Отрывок, характеризующий Датская операция

[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.
«Je vous avoue, que je comprends tres peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c'est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre les tout court est devenu comte Безухой et possesseur de l'une des plus grandes fortunes de la Russie, je m'amuse fort a observer les changements de ton et des manieres des mamans accablees de filles a Marieier et des demoiselles elles memes a l'egard de cet individu, qui, par parenthese, m'a paru toujours etre un pauvre, sire. Comme on s'amuse depuis deux ans a me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безухой. Mais vous sentez bien que je ne me souc nullement de le devenir. A propos de Marieiage, savez vous que tout derienierement la tante en general Анна Михайловна, m'a confie sous le sceau du plus grand secret un projet de Marieiage pour vous. Ce n'est ni plus, ni moins, que le fils du prince Basile, Anatole, qu'on voudrait ranger en le Marieiant a une personne riche et distinguee, et c'est sur vous qu'est tombe le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j'ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tres beau et tres mauvais sujet; c'est tout ce que j'ai pu savoir sur son compte.
«Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller diner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu'il y ait des choses dans ce livre difficiles a atteindre avec la faible conception humaine, c'est un livre admirable dont la lecture calme et eleve l'ame. Adieu. Mes respects a monsieur votre pere et mes compliments a m elle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime. Julie».
«P.S.Donnez moi des nouvelles de votre frere et de sa charmante petite femme».
[Вся Москва только и говорит что о войне. Один из моих двух братьев уже за границей, другой с гвардией, которая выступает в поход к границе. Наш милый государь оставляет Петербург и, как предполагают, намерен сам подвергнуть свое драгоценное существование случайностям войны. Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого Всемогущий в Своей благости поставил над нами повелителем. Не говоря уже о моих братьях, эта война лишила меня одного из отношений самых близких моему сердцу. Я говорю о молодом Николае Ростове; который, при своем энтузиазме, не мог переносить бездействия и оставил университет, чтобы поступить в армию. Признаюсь вам, милая Мари, что, несмотря на его чрезвычайную молодость, отъезд его в армию был для меня большим горем. В молодом человеке, о котором я говорила вам прошлым летом, столько благородства, истинной молодости, которую встречаешь так редко в наш век между двадцатилетними стариками! У него особенно так много откровенности и сердца. Он так чист и полон поэзии, что мои отношения к нему, при всей мимолетности своей, были одною из самых сладостных отрад моего бедного сердца, которое уже так много страдало. Я вам расскажу когда нибудь наше прощанье и всё, что говорилось при прощании. Всё это еще слишком свежо… Ах! милый друг, вы счастливы, что не знаете этих жгучих наслаждений, этих жгучих горестей. Вы счастливы, потому что последние обыкновенно сильнее первых. Я очень хорошо знаю, что граф Николай слишком молод для того, чтобы сделаться для меня чем нибудь кроме как другом. Но эта сладкая дружба, эти столь поэтические и столь чистые отношения были потребностью моего сердца. Но довольно об этом.
«Главная новость, занимающая всю Москву, – смерть старого графа Безухого и его наследство. Представьте себе, три княжны получили какую то малость, князь Василий ничего, а Пьер – наследник всего и, сверх того, признан законным сыном и потому графом Безухим и владельцем самого огромного состояния в России. Говорят, что князь Василий играл очень гадкую роль во всей этой истории, и что он уехал в Петербург очень сконфуженный. Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безухим и владельцем одного из лучших состояний России, – я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери невесты, и самих барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным. Так как уже два года все забавляются тем, чтобы приискивать мне женихов, которых я большею частью не знаю, то брачная хроника Москвы делает меня графинею Безуховой. Но вы понимаете, что я нисколько этого не желаю. Кстати о браках. Знаете ли вы, что недавно всеобщая тетушка Анна Михайловна доверила мне, под величайшим секретом, замысел устроить ваше супружество. Это ни более ни менее как сын князя Василья, Анатоль, которого хотят пристроить, женив его на богатой и знатной девице, и на вас пал выбор родителей. Я не знаю, как вы посмотрите на это дело, но я сочла своим долгом предуведомить вас. Он, говорят, очень хорош и большой повеса. Вот всё, что я могла узнать о нем.
Но будет болтать. Кончаю мой второй листок, а маменька прислала за мной, чтобы ехать обедать к Апраксиным.
Прочитайте мистическую книгу, которую я вам посылаю; она имеет у нас огромный успех. Хотя в ней есть вещи, которые трудно понять слабому уму человеческому, но это превосходная книга; чтение ее успокоивает и возвышает душу. Прощайте. Мое почтение вашему батюшке и мои приветствия m lle Бурьен. Обнимаю вас от всего сердца. Юлия.
PS. Известите меня о вашем брате и о его прелестной жене.]
Княжна подумала, задумчиво улыбаясь (при чем лицо ее, освещенное ее лучистыми глазами, совершенно преобразилось), и, вдруг поднявшись, тяжело ступая, перешла к столу. Она достала бумагу, и рука ее быстро начала ходить по ней. Так писала она в ответ:
«Chere et excellente ami. Votre lettre du 13 m'a cause une grande joie. Vous m'aimez donc toujours, ma poetique Julie.
L'absence, dont vous dites tant de mal, n'a donc pas eu son influenсе habituelle sur vous. Vous vous plaignez de l'absence – que devrai je dire moi, si j'osais me plaindre, privee de tous ceux qui me sont chers? Ah l si nous n'avions pas la religion pour nous consoler, la vie serait bien triste. Pourquoi me supposez vous un regard severe, quand vous me parlez de votre affection pour le jeune homme? Sous ce rapport je ne suis rigide que pour moi. Je comprends ces sentiments chez les autres et si je ne puis approuver ne les ayant jamais ressentis, je ne les condamiene pas. Me parait seulement que l'amour chretien, l'amour du prochain, l'amour pour ses ennemis est plus meritoire, plus doux et plus beau, que ne le sont les sentiments que peuvent inspire les beaux yeux d'un jeune homme a une jeune fille poetique et aimante comme vous.
«La nouvelle de la mort du comte Безухой nous est parvenue avant votre lettre, et mon pere en a ete tres affecte. Il dit que c'etait avant derienier representant du grand siecle, et qu'a present c'est son tour; mais qu'il fera son possible pour que son tour vienne le plus tard possible. Que Dieu nous garde de ce terrible malheur! Je ne puis partager votre opinion sur Pierre que j'ai connu enfant. Il me paraissait toujours avoir un coeur excellent, et c'est la qualite que j'estime le plus dans les gens. Quant a son heritage et au role qu'y a joue le prince Basile, c'est bien triste pour tous les deux. Ah! chere amie, la parole de notre divin Sauveur qu'il est plus aise a un hameau de passer par le trou d'une aiguille, qu'il ne l'est a un riche d'entrer dans le royaume de Dieu, cette parole est terriblement vraie; je plains le prince Basile et je regrette encore davantage Pierre. Si jeune et accable de cette richesse, que de tentations n'aura t il pas a subir! Si on me demandait ce que je desirerais le plus au monde, ce serait d'etre plus pauvre que le plus pauvre des mendiants. Mille graces, chere amie, pour l'ouvrage que vous m'envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. Cependant, puisque vous me dites qu'au milieu de plusurs bonnes choses il y en a d'autres que la faible conception humaine ne peut atteindre, il me parait assez inutile de s'occuper d'une lecture inintelligible, qui par la meme ne pourrait etre d'aucun fruit. Je n'ai jamais pu comprendre la passion qu'ont certaines personnes de s'embrouiller l'entendement, en s'attachant a des livres mystiques, qui n'elevent que des doutes dans leurs esprits, exaltant leur imagination et leur donnent un caractere d'exageration tout a fait contraire a la simplicite chretnne. Lisons les Apotres et l'Evangile. Ne cherchons pas a penetrer ce que ceux la renferment de mysterux, car, comment oserions nous, miserables pecheurs que nous sommes, pretendre a nous initier dans les secrets terribles et sacres de la Providence, tant que nous portons cette depouille charienelle, qui eleve entre nous et l'Eterienel un voile impenetrable? Borienons nous donc a etudr les principes sublimes que notre divin Sauveur nous a laisse pour notre conduite ici bas; cherchons a nous y conformer et a les suivre, persuadons nous que moins nous donnons d'essor a notre faible esprit humain et plus il est agreable a Dieu, Qui rejette toute science ne venant pas de Lui;que moins nous cherchons a approfondir ce qu'il Lui a plu de derober a notre connaissance,et plutot II nous en accordera la decouverte par Son divin esprit.
«Mon pere ne m'a pas parle du pretendant, mais il m'a dit seulement qu'il a recu une lettre et attendait une visite du prince Basile. Pour ce qui est du projet de Marieiage qui me regarde, je vous dirai, chere et excellente amie, que le Marieiage, selon moi,est une institution divine a laquelle il faut se conformer. Quelque penible que cela soit pour moi, si le Tout Puissant m'impose jamais les devoirs d'epouse et de mere, je tacherai de les remplir aussi fidelement que je le pourrai, sans m'inquieter de l'examen de mes sentiments a l'egard de celui qu'il me donnera pour epoux. J'ai recu une lettre de mon frere, qui m'annonce son arrivee a Лысые Горы avec sa femme. Ce sera une joie de courte duree, puisqu'il nous quitte pour prendre part a cette malheureuse guerre, a laquelle nous sommes entraines Dieu sait, comment et pourquoi. Non seulement chez vous au centre des affaires et du monde on ne parle que de guerre, mais ici, au milieu de ces travaux champetres et de ce calme de la nature, que les citadins se representent ordinairement a la campagne, les bruits de la guerre se font entendre et sentir peniblement. Mon pere ne parle que Marieche et contreMarieche, choses auxquelles je ne comprends rien; et avant hier en faisant ma promenade habituelle dans la rue du village, je fus temoin d'une scene dechirante… C'etait un convoi des recrues enroles chez nous et expedies pour l'armee… Il fallait voir l'etat dans lequel se trouvant les meres, les femmes, les enfants des hommes qui partaient et entendre les sanglots des uns et des autres!
On dirait que l'humanite a oublie les lois de son divin Sauveur, Qui prechait l'amour et le pardon des offenses, et qu'elle fait consister son plus grand merite dans l'art de s'entretuer.
«Adieu, chere et bonne amie, que notre divin Sauveur et Sa tres Sainte Mere vous aient en Leur sainte et puissante garde. Marieie».
[Милый и бесценный друг. Ваше письмо от 13 го доставило мне большую радость. Вы всё еще меня любите, моя поэтическая Юлия. Разлука, о которой вы говорите так много дурного, видно, не имела на вас своего обычного влияния. Вы жалуетесь на разлуку, что же я должна была бы сказать, если бы смела, – я, лишенная всех тех, кто мне дорог? Ах, ежели бы не было у нас религии для утешения, жизнь была бы очень печальна. Почему приписываете вы мне строгий взгляд, когда говорите о вашей склонности к молодому человеку? В этом отношении я строга только к себе. Я понимаю эти чувства у других, и если не могу одобрять их, никогда не испытавши, то и не осуждаю их. Мне кажется только, что христианская любовь, любовь к ближнему, любовь к врагам, достойнее, слаще и лучше, чем те чувства, которые могут внушить прекрасные глаза молодого человека молодой девушке, поэтической и любящей, как вы.
Известие о смерти графа Безухова дошло до нас прежде вашего письма, и мой отец был очень тронут им. Он говорит, что это был предпоследний представитель великого века, и что теперь черед за ним, но что он сделает все, зависящее от него, чтобы черед этот пришел как можно позже. Избави нас Боже от этого несчастия.
Я не могу разделять вашего мнения о Пьере, которого знала еще ребенком. Мне казалось, что у него было всегда прекрасное сердце, а это то качество, которое я более всего ценю в людях. Что касается до его наследства и до роли, которую играл в этом князь Василий, то это очень печально для обоих. Ах, милый друг, слова нашего Божественного Спасителя, что легче верблюду пройти в иглиное ухо, чем богатому войти в царствие Божие, – эти слова страшно справедливы. Я жалею князя Василия и еще более Пьера. Такому молодому быть отягощенным таким огромным состоянием, – через сколько искушений надо будет пройти ему! Если б у меня спросили, чего я желаю более всего на свете, – я желаю быть беднее самого бедного из нищих. Благодарю вас тысячу раз, милый друг, за книгу, которую вы мне посылаете и которая делает столько шуму у вас. Впрочем, так как вы мне говорите, что в ней между многими хорошими вещами есть такие, которых не может постигнуть слабый ум человеческий, то мне кажется излишним заниматься непонятным чтением, которое по этому самому не могло бы принести никакой пользы. Я никогда не могла понять страсть, которую имеют некоторые особы, путать себе мысли, пристращаясь к мистическим книгам, которые возбуждают только сомнения в их умах, раздражают их воображение и дают им характер преувеличения, совершенно противный простоте христианской.
Будем читать лучше Апостолов и Евангелие. Не будем пытаться проникнуть то, что в этих книгах есть таинственного, ибо как можем мы, жалкие грешники, познать страшные и священные тайны Провидения до тех пор, пока носим на себе ту плотскую оболочку, которая воздвигает между нами и Вечным непроницаемую завесу? Ограничимся лучше изучением великих правил, которые наш Божественный Спаситель оставил нам для нашего руководства здесь, на земле; будем стараться следовать им и постараемся убедиться в том, что чем меньше мы будем давать разгула нашему уму, тем мы будем приятнее Богу, Который отвергает всякое знание, исходящее не от Него, и что чем меньше мы углубляемся в то, что Ему угодно было скрыть от нас, тем скорее даст Он нам это открытие Своим божественным разумом.
Отец мне ничего не говорил о женихе, но сказал только, что получил письмо и ждет посещения князя Василия; что касается до плана супружества относительно меня, я вам скажу, милый и бесценный друг, что брак, по моему, есть божественное установление, которому нужно подчиняться. Как бы то ни было тяжело для меня, но если Всемогущему угодно будет наложить на меня обязанности супруги и матери, я буду стараться исполнять их так верно, как могу, не заботясь об изучении своих чувств в отношении того, кого Он мне даст супругом.
Я получила письмо от брата, который мне объявляет о своем приезде с женой в Лысые Горы. Радость эта будет непродолжительна, так как он оставляет нас для того, чтобы принять участие в этой войне, в которую мы втянуты Бог знает как и зачем. Не только у вас, в центре дел и света, но и здесь, среди этих полевых работ и этой тишины, какую горожане обыкновенно представляют себе в деревне, отголоски войны слышны и дают себя тяжело чувствовать. Отец мой только и говорит, что о походах и переходах, в чем я ничего не понимаю, и третьего дня, делая мою обычную прогулку по улице деревни, я видела раздирающую душу сцену.
Это была партия рекрут, набранных у нас и посылаемых в армию. Надо было видеть состояние, в котором находились матери, жены и дети тех, которые уходили, и слышать рыдания тех и других. Подумаешь, что человечество забыло законы своего Божественного Спасителя, учившего нас любви и прощению обид, и что оно полагает главное достоинство свое в искусстве убивать друг друга.
Прощайте, милый и добрый друг. Да сохранит вас наш Божественный Спаситель и его Пресвятая Матерь под Своим святым и могущественным покровом. Мария.]
– Ah, vous expediez le courier, princesse, moi j'ai deja expedie le mien. J'ai ecris а ma pauvre mere, [А, вы отправляете письмо, я уж отправила свое. Я писала моей бедной матери,] – заговорила быстро приятным, сочным голоском улыбающаяся m lle Bourienne, картавя на р и внося с собой в сосредоточенную, грустную и пасмурную атмосферу княжны Марьи совсем другой, легкомысленно веселый и самодовольный мир.
– Princesse, il faut que je vous previenne, – прибавила она, понижая голос, – le prince a eu une altercation, – altercation, – сказала она, особенно грассируя и с удовольствием слушая себя, – une altercation avec Michel Ivanoff. Il est de tres mauvaise humeur, tres morose. Soyez prevenue, vous savez… [Надо предупредить вас, княжна, что князь разбранился с Михайлом Иванычем. Он очень не в духе, такой угрюмый. Предупреждаю вас, знаете…]
– Ah l chere amie, – отвечала княжна Марья, – je vous ai prie de ne jamais me prevenir de l'humeur dans laquelle se trouve mon pere. Je ne me permets pas de le juger, et je ne voudrais pas que les autres le fassent. [Ах, милый друг мой! Я просила вас никогда не говорить мне, в каком расположении духа батюшка. Я не позволю себе судить его и не желала бы, чтоб и другие судили.]
Княжна взглянула на часы и, заметив, что она уже пять минут пропустила то время, которое должна была употреблять для игры на клавикордах, с испуганным видом пошла в диванную. Между 12 и 2 часами, сообразно с заведенным порядком дня, князь отдыхал, а княжна играла на клавикордах.


Седой камердинер сидел, дремля и прислушиваясь к храпению князя в огромном кабинете. Из дальней стороны дома, из за затворенных дверей, слышались по двадцати раз повторяемые трудные пассажи Дюссековой сонаты.
В это время подъехала к крыльцу карета и бричка, и из кареты вышел князь Андрей, высадил свою маленькую жену и пропустил ее вперед. Седой Тихон, в парике, высунувшись из двери официантской, шопотом доложил, что князь почивают, и торопливо затворил дверь. Тихон знал, что ни приезд сына и никакие необыкновенные события не должны были нарушать порядка дня. Князь Андрей, видимо, знал это так же хорошо, как и Тихон; он посмотрел на часы, как будто для того, чтобы поверить, не изменились ли привычки отца за то время, в которое он не видал его, и, убедившись, что они не изменились, обратился к жене:
– Через двадцать минут он встанет. Пройдем к княжне Марье, – сказал он.
Маленькая княгиня потолстела за это время, но глаза и короткая губка с усиками и улыбкой поднимались так же весело и мило, когда она заговорила.
– Mais c'est un palais, – сказала она мужу, оглядываясь кругом, с тем выражением, с каким говорят похвалы хозяину бала. – Allons, vite, vite!… [Да это дворец! – Пойдем скорее, скорее!…] – Она, оглядываясь, улыбалась и Тихону, и мужу, и официанту, провожавшему их.
– C'est Marieie qui s'exerce? Allons doucement, il faut la surprendre. [Это Мари упражняется? Тише, застанем ее врасплох.]
Князь Андрей шел за ней с учтивым и грустным выражением.
– Ты постарел, Тихон, – сказал он, проходя, старику, целовавшему его руку.
Перед комнатою, в которой слышны были клавикорды, из боковой двери выскочила хорошенькая белокурая француженка.
M lle Bourienne казалась обезумевшею от восторга.
– Ah! quel bonheur pour la princesse, – заговорила она. – Enfin! Il faut que je la previenne. [Ах, какая радость для княжны! Наконец! Надо ее предупредить.]
– Non, non, de grace… Vous etes m lle Bourienne, je vous connais deja par l'amitie que vous рorte ma belle soeur, – говорила княгиня, целуясь с француженкой. – Elle ne nous attend рas? [Нет, нет, пожалуйста… Вы мамзель Бурьен; я уже знакома с вами по той дружбе, какую имеет к вам моя невестка. Она не ожидает нас?]
Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Князь Андрей остановился и поморщился, как будто ожидая чего то неприятного.
Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться.
Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. M lle Bourienne тоже заплакала. Князю Андрею было, очевидно, неловко; но для двух женщин казалось так естественно, что они плакали; казалось, они и не предполагали, чтобы могло иначе совершиться это свидание.
– Ah! chere!…Ah! Marieie!… – вдруг заговорили обе женщины и засмеялись. – J'ai reve сette nuit … – Vous ne nous attendez donc pas?… Ah! Marieie,vous avez maigri… – Et vous avez repris… [Ах, милая!… Ах, Мари!… – А я видела во сне. – Так вы нас не ожидали?… Ах, Мари, вы так похудели. – А вы так пополнели…]
– J'ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен.
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.