Клуб

Клуб (от англ. clob или club через нем. club) — место встречи людей с едиными интересами (деловыми, познавательными, развивающими, развлекательными, коллекционированием и пр.), зачастую официально объединённых в сообщество, организацию или ассоциацию. Обычно занимает определённое помещение и служит для регулярных встреч и общения своих участников. Существуют и виртуальные клубы.

Типы клубов

Участником клуба может стать любой желающий (открытый доступ), или лицо, принадлежащее к ограниченному кругу (закрытый клуб, доступ в который можно получить только по рекомендации). Для доступа в некоторые клубы требуется приобретать входной билет, другие действуют на бесплатной основе (за счёт спонсирования государством или частными лицами).

Спортивные

Современные спортивные клубы — это профессиональные или любительские организации, имеющие команду спортсменов, инфраструктуру, систему управления и обслуживающий персонал.

Автомобильные клубы

Автомобильный клуб — это клуб для владельцев или любителей какой-либо марки или модели автомобиля.

Культурно-просветительские учреждения

В СССР и ряде социалистических стран клубами также назывались культурно-просветительские учреждения, организующие досуг трудящихся и способствующие их коммунистическому воспитанию, образованию, развитию творческих потребностей. В 20—30-е годы XX века в СССР началось активное клубное строительство, чему в немалой степени способствовало активное профсоюзное движение. Крупные или центральные клубы этого типа в дальнейшем получали название Домов и Дворцов культуры.

Из десяти реализованных в Москве и области проектов рабочих клубов шесть принадлежат архитектору К. С. Мельникову. Все шесть клубов этого периода отличаются по форме, размеру и функциональности. Однако можно выделить две общих для всех клубных построек Мельникова черты: гибкая система залов, которая предполагала возможность объединения и разделения помещений мобильными перегородками и активное использование наружных лестниц, что позволяло сэкономить внутреннее пространство учреждений культуры.

• Клуб фабрики «Свобода»
• Дом культуры им. И. В. Русакова
• Дворец культуры Дулёвского фарфорового завода
• Клуб фабрики «Буревестник»

В послевоенное десятилетие в СССР активно разрабатывались типовые проекты клубов. Широко использовались в строительстве типовые проекты клубов на 300 и 500 мест (архитектор К. К. Бартошевич), на 400 мест (архитектор Игорь Евгеньевич Рожин). Типовые клубы тех лет отличались заимствованием приемов и форм исторических стилей. При проектировании клубов, например, использовались осевые симметричные объёмы с портиками, в подражание классическим типам зданий (храмам, базиликам, биржам и т. п.).

Досуговые клубы

Служат для объединения людей в связи с теми или иными интересами, носящими развлекательный характер:

• Музыкальные клубы (в том числе рок-клубы: см. Ленинградский рок-клуб)
• Танцевальные клубы (имеются в виду также коллективы людей с ограниченным и постоянным членством, в отличие от «ночных клубов» и иных заведений, в названии которых слово «клуб» может не иметь этого смысла)

Ночные клубы

Ночно́й клуб (англ. night club) — общественное заведение, работающее обычно после 21:00, предназначено для свободного времяпрепровождения (как правило, для молодежи). Обычно в таких клубах есть бар, танцпол, чил-аут (место, в котором можно посидеть в тихой обстановке с более спокойной музыкой). Часто в клубах присутствует дресс-код и фейс-контроль. Для клубов нет особого единого формата, так как каждый клуб специализируется на своей целевой аудитории посетителей.

Клубы по интересам

Клубы по интересам (хобби) к какому-либо виду занятия или науке:

• Военно-исторические клубы (например, клубы реконструкторов)
• Клубы любителей книги (КЛК, Книжный клуб)
  • Клубы любителей фантастики (КЛФ)
• Клубы филателистов
• Эсперанто-клубы — сообщества людей, объединённые общим интересом к международному языку эсперанто
• Математические, физические и пр. клубы любителей науки
• Клубы по охране памятников архитектуры (например, Клуб «За старую Прагу»)

Клубы по социальному статусу

• Женские клубы
• Детские клубы — для организации досуга детей, по различным направлениям и интересам (спортивные, музыкальные кружки, моделирование, рукоделие и т. п.), см. также ЦДЮТ
• Студенческие клубы

Политические клубы

Объединяют политические организации и целые страны, связанные каким-либо общим интересом (см., например, Ядерный клуб).

Деловые клубы

Объединение бизнесменов и предпринимателей, иногда в определенной отрасли, с целью обмена опытом, налаживания контактов, общения.

• Бизнес-клуб «Собрание»
• Клуб совместных идей «Эхо»
• Московские нефтегазовые конференции
• Московский Английский Клуб
• Киевский клуб предпринимателей
• Бизнес-клуб «MoneyFest»

Армейские клубы

В Вооруженных силах СССР и Российской федерации существовали и существуют клубы. Клуб может именоваться Солдатским, Полковым или Офицерским.

Фан-клубы

Фан-клуб — сообщество людей, объединённых почитанием и общим интересом по отношению к известному человеку или группе знаменитостей. Такими объектами почитания чаще всего выступают музыканты или спортивные клубы.

История до XX столетия

Изначально «клубы» — не по названию, но как идея организации людей с общими интересами — появились в античности. Все желающие объединялись в большие группы, которые регулярно собирались в определённом месте и обсуждали интересующие их проблемы, делились знаниями и опытом. После эпохи Средневековья под словом клуб понималась организация, для посещения собраний которой нужно было стать её членом, внести плату, разделять общие интересы и следовать правилам группы.

В XVII—XVIII столетиях с повсеместным распространением в Европе чая и кофе стали появляться соответствующие клубы. Это были довольно респектабельные общества — «джентльменские клубы», куда было не просто попасть постороннему человеку. Они быстро превратились в места обсуждения важных общественных, политических и экономических тем.

К XIX веку свои клубы имелись у всех уважающих себя сообществ. Существовали клубы офицеров, моряков, судей, членов парламента, адвокатов, учёных и т. д. Для совместных собраний на средства от членских взносов покупались земельные участки, где строились клубные здания, либо помещения арендовались у других собственников.

Тогда же понятие клуб стало применяться к различным организациям, которые не ставили основной целью общение, но тем не менее объединялись под общими интересами. Появлялись атлетические, альпинистские, шахматные, спортивные, литературные, автомобильные, музыкальные, художественные клубы.

Англия

В Англии клубами назывались собрания знакомых и друзей, которые проводили совместные застолья, собирались в тавернах. Один из первых клубов был основан сэром Уолтером Рэли, в таверне Мермайд, под именем Bread или Friday Street Club; среди его членов известны Шекспир, Бомонт, Флетчер и другие. Бен Джонсон считается основателем Devil Tavern Club, у Темпль-Бара.

В конце XVII века появились политические клубы: White’s Club, основанный тори, Brooks’s Club — вигами. В Kit-Cat Club (по имени пирожника Христофора Ката) входило 40 человек из приверженцев Ганноверского дома и вместе с тем любителей бараньих паштетов; в нём участвовали герцог Мальборо, граф Сандерленд, лорд Галифакс, Роберт Уолпол. В Brother’s Club состояли членами Болингброк, Гарлей, Свифт. В 1764 году был основан клуб Джонсона, переименованный в 1779 году в литературный клуб (Literary Club). Вокруг Джонсона группировались здесь Оливер Голдсмит, Рейнольдс, Борк, Гиббон, Гаррик. Athenaeum Club, специально для литераторов, художников, государственных деятелей и т. п., был основан в 1827 году; одним из первых членов его являлся Вальтер Скотт.

В XIX веке главными политическими клубами были: Карлтон-клуб (Carlton Club), основанный герцогом Веллингтоном, the Conservative, the Junior Carlton, the S. Stephen’s, the Reform, the Devonshire, the Union, the Eighty Club. Первые три клуба составляли сосредоточие консервативной партии; последний основан в 1880 году наиболее выдающимися сторонниками Гладстона. Вообще в каждом более или менее значительном городе — тори, виги и унионисты имели свой клуб.

У каждой профессии были свои клубы: университетский мир имел the United University, Oxford and Cambridge, the New University; армия и флот — the United Service, the Junior United Service, the Army and Navy; для дипломатов существовал St. James Club; затем были the Traveler’s Club, the East India United Service, the Oriental и т. п.

Условия принятия в клубы были разнообразны. Первоначальный взнос — от 15 до 40 фунтов стерлингов, ежегодный — от 10 до 20 фунтов стерлингов, число членов — от 500 до 2 000.

В XIX веке появились многочисленные Working Men’s Clubs, где рабочие сходятся для беседы, чтения газет и т. п. Также появилось много специально женских клубов. Типичным клубом интеллигентной женщины среднего круга, вынужденной добывать себе средства к жизни уроками или другими занятиями, был Somerville Club в Лондоне, который в 1894 году насчитывал более 800 членов-женщин, и в который мужчинам разрешался доступ только в качестве гостей. Во главе клуба стоял комитет из 20 женщин; при поступлении взимался единовременный взнос в 10 шиллингов и столько же ежегодно. Два раза в неделю проводились дебаты и лекции по разнообразнейшим вопросам, преимущественно текущей общественной жизни; раз в месяц — концерт и танцевальный вечер. Первый клуб работниц — Soho Club, основанный девушкой из интеллигентных сфер, мисс Стенли. По его образцу возникло в Лондоне более 20 других клубов для фабричных работниц и женщин, живущих шитьем и другими занятиями. Членский взнос там составлял 2 шиллинга, кухня очень дешёвая; при клубах читальные залы, залы для музыки и танцев, аудитория; везде читались лекции, обсуждались вопросы общественной и профессиональной жизни. Существовали в Англии и такие клубы, которые вовсе не имели в виду доставлять своим членам возможность приятного или полезного препровождения времени, а задавались особыми целями. Таков был, например, альпийский клуб или Benefit Clubs. В них сохранилось основное значение слова club как складчины; это больничные, похоронные, вдовьи, сиротские и другие кассы.

США

В США в XIX веке были распространены лишь чисто политические клубы. Долго они не имели даже отличительных признаков клуба — постоянного существования и регулярных собраний в определённом месте: они учреждались на время президентских кампаний и прекращали своё существование по окончании выборов. В 1860 году республиканские клубы развили оживленную деятельность при избрании Линкольна. После гражданской войны в США возникли постоянные клубы, которые служат для молодёжи школой в деле защиты интересов партии. В штате Нью-Йорк союзы, известные под именем Таммани и Ирвинг-Галль, тоже приближались к типу таких клубов. В 1887 году состоялось в Нью-Йорке национальное собрание республиканских клубов США; было до 1500 делегатов, в том числе много сенаторов, депутатов, бывшие министры и губернаторы. В этом собрании обсуждались вопросы об увеличении количества республиканских клубов и о лучшей их организации. Собрание имело большое влияние на результат президентских выборов 1888 года.

Франция

Во Франции для обозначения клуба употребляется слово cercle, что первоначально означало собрание княгинь и герцогинь, которые в присутствии королевы сидели, образуя круг. Впоследствии это понятие расширилось, и при Людовике XIV cercle означало собрание мужчин и женщин, сходившихся по вечерам для беседы. Затем появились клубы в эпоху великой революции, чисто политические, совершенно прекратившие своё существование при консульстве. Июльская революция 1830 года породила в Париже два политических клуба: Société des amis du peuple и Société des droits de l’homme, но они имели лишь мимолетное существование, как и многочисленные клубы, возникшие в 1848 году, из которых наиболее известен клуб, основанный под именем Société républicaine centrale Луи Огюстом Бланки. Все эти клубы были закрыты после июльского восстания.

В XIX веке французские cercles — это клубы по образцу английских, помещения для чтения журналов, для игры на бильярде, в карты и т. д. И во Франции клубы возникали с различными целями: литературные, художественные, политические, военные, торговые, духовные и т. д. Наиболее известны были в Париже: земледельческий клуб, жокей-клуб, артистический союз, Клуб Сен-Симона (исторический), клуб изящных искусств и т. д. Как всякие ассоциации, клубы находились в ведомстве министерства внутренних дел и подчинялись дирекции общественной безопасности.

Разрешение открыть клуб давалось лишь при определённых условиях, из которых главные: организация комитета, ответственного за все издержки, производимые от имени клуба; в клуб не имеют доступа женщины и несовершеннолетние, не допускаются азартные игры, дебаты о политических и религиозных вопросах; воспрещается изменять устав без разрешения администрации; каждый год представляется список всех членов и т. д. Эти условия не всегда соблюдались: некоторые клубы существовали исключительно благодаря азартным играм, другие не получали разрешений. С клубов, имеющих задачей одно лишь приятное препровождение времени, взимался особый налог, причем законом 1890 года все такие клубы были разделены на 3 класса: 5% с общей суммы членских взносов платили клубы, в которых сумма эта не превышала 3000 франков, 10 % — если сумма эта колебалась от 3 до 8 тыс. франков, и 20 % — если она превышала 8 тыс. франков. Налог этот относили к числу налогов на предметы роскоши.

Католические клубы (Cercles catholiques) впервые появились во Франции в 1841 году. Особенно быстро они начали распространяться благодаря энергической деятельности и пропаганде виконта де Мен. Это были общества ремесленников, организуемые клерикалами и следовавшие началам католического социализма. В 1888 году таких клубов было до 350, число членов доходило до 37 000. Каждый год проходил общий съезд делегатов всех католических клубов. Они имели свой орган под названием «l’Association catholique».

Военные клубы во Франции. В XVIII веке офицеры собирались в каком-нибудь кафе, куда воспрещался вход нижним чинам. Впоследствии встречаются собрания офицеров в домах командиров. Военные клубы, общие для офицеров всех родов оружия одного гарнизона, появляются только в 1872 году. Они назывались Réunion des officiers, имели целью распространение и популяризацию военных наук, устраивали библиотеки, публичные лекции и т. д. В 1886 году в Париже был открыт Cercle national des armées de terre et de mer, a затем стали открываться и в провинции военные клубы, членами которых обязательно состояли все офицеры действительной службы, а офицеры запаса и территориальной армии — по желанию. При парижском Cercle national выходил еженедельный орган «Revue du cercle militaire».

Германия

В Германии клубы появились в конце XVIII века. Были клубы политического характера (майнцские клубисты 1790—1793 годов), но имперским законом 1793 года они были запрещены. Революционные движения в различных странах Европы (и в Польше в 1830 году) сопровождались учреждением политических клубов, но они имели лишь краткое существование, не исключая и многочисленных клубов, возникших в 1848 году. В XIX веке в Австрии клубами назывались иногда парламентские группы: клуб Гогенварта (образованный в апреле 1891 году депутатами австрийской палаты, в числе около 70, из представителей крупной поземельной собственности в Чехии, немецких консерваторов, словаков, хорватов и румын), клуб Лихтенштейна и другие. Обыкновенно название клуб давалось в немецких землях увеселительным обществам. Офицерские клубы пользовались пособиями из казны и главным своим назначением имеют служить столовыми для неженатых офицеров, назывались казино; для унтер-офицеров и нижних чинов также были устроены казино.

Россия

В России клубы, официально именуемые собраниями, имели своей задачей доставить членам возможность приятного препровождения времени, для чего устраивались разные игры, балы, маскарады, танцевальные и музыкальные вечера, драматические представления, реже литературные и научные чтения. Клубы выписывали книги, газеты и другие периодические издания.

Впервые клубы появились в Санкт-Петербурге по инициативе иностранцев. В первые годы царствования Екатерины II многие из иностранцев, пребывавших в Петербурге, большей частью англичане, люди торговые, собирались несколько раз в неделю в одной гостинице, которую содержал голландский выходец Корнелий Гардинер. В начале 1770 года он закрыл свою гостиницу. Тогда один из обычных посетителей, фабрикант Франц Гарднер, предложил своим сотоварищам учредить клуб. Таким образом создался древнейший и наиболее фешенебельный из русских клубов — петербуржское Английское собрание или клуб. 50 учредителей его избрали своим девизом: concordia et laetitia («Согласие и веселье»). В конце 1771 года число членов дошло до 260, а к 1780 году наплыв желающих поступить в члены клуба был так велик, что установлена была высшая норма в 300 человек. Вместе с тем решено было не принимать в члены лиц выше бригадирского чина; но правило это не могло устоять против натиска генералов и в 1801 году было отменено.

Уже в 1780-е годов Английский клуб стал весьма популярен среди русской знати, а с началом текущего столетия мода посещать Английский клуб усилилась и продолжалась долго: быть членом Английского клуба — значило иметь светское положение. Членами его состояли Карамзин, Пушкин, Жуковский, Крылов, Сперанский, граф Милорадович, Кочубей, Строганов и многие высшие сановники. В 1817 году норма числа членов повышена была до 350, а в 1853 году — до 400. Тем не менее в 1850-е годы считалось до 1 000 кандидатов, которые по старшинству и занимали открывавшиеся вакансии. Виднейшие люди домогались чести вступить в число членов Английского клуба; князь Чернышев и граф Клейнмихель так и умерли, не попав в число избранных. С 1798 года существует в Английском клубе звание почётного члена, которого удостаивались лишь высшие сановники, например Кутузов в 1813 году, Паскевич в 1828 году, впоследствии князь Горчаков.

В одно время с Английским клубом возник и «Шустер-Клуб», основанный немцем Шустером; в 1772 году он стал именоваться «Большим бюргер-Клубом» и одно время представлял довольно дружное общество, состоявшее из заслуженных чиновников, артистов, богатых русских и иностранных купцов и зажиточных ремесленников; уделял значительные средства благотворительности, имея более 150 пенсионеров. В XIX веке он существовал под названием «Санкт-петербургского первого общественного собрания» (Немецкий клуб). При нём в 1869 году была учреждена вдовья касса.

В 1784 году в Санкт-Петербурге был создан клуб «Коммерческое общество». При Екатерине II возникло в Петербурге и несколько других клубов, в том числе два музыкальных, просуществовавших лишь несколько лет, и «танцклуб», основанный в 1785 году гробовым мастером Уленгутом и славившийся в 1850-е годы своими скандалами. Составлялись также каждую зиму одно английское и одно немецкое купеческое общество для балов.

В конце XIX века в Санкт-Петербурге было 20 клубов, в том числе два яхт-клуба, клуб для врачей, для инженеров, шахматный, членами которого могли быть лица обоего пола, «Собрание экономистов», «Новый клуб», предназначенный для высшего петербургского общества.

В Москве в конце XIX века было 10 клубов, они впервые возникли также при Екатерине II и сначала имели, по-видимому, временный характер (например, учреждённый в 1780 году московский дворянский клуб). Первый постоянный клуб, исключительно для дворян, учрежден был в Москве в 1783 году сенатором М. Ф. Соймоновым и князем А. Б. Долгоруким и первоначально именовался «Московским благородным собранием». Хотя он был учрежден в самый разгар деятельности московских мартинистов и людьми, среди которых было много масонов, но он остался чуждым общественных движений, и потому его не коснулся разгром московских масонских кружков. В 1803 году для Московского благородного собрания составлены были правила, в которых оговорено, что «никакие разговоры в предосуждение веры, правительства или начальства в нём терпимы быть не могут». Его балы приобрели всероссийскую известность и блеском своим изумляли даже Потёмкина. Император Александр I, состоявший его членом, особым рескриптом 1810 года присвоил этому «форуму» дворянства наименование «Российского благородного собрания». К 1844 году финансовые средства этого собрания пришли в упадок. Для поднятия их решено было теснее сплотить собрание с московским дворянством: Высочайшим повелением 20 сентября 1849 года постановлено считать дом Российского благородного собрания собственностью московского дворянства.

При Екатерине II возник в Москве и Английский клуб, но он был закрыт Павлом I, который хотел было уничтожить и санкт-петербургский Английский клуб (последний отстоял член его князь П. В. Лопухин, в честь которого санкт-петербургский Английский клуб и учредил звание почётного члена). С какой подозрительностью император Павел I относился к клубам, видно из Высочайшего повеления его, по которому прусский купец Ширмер, «просивший позволения учредить общество, в коем гражданские чиновники, равно и учёные, купцы и художники могли бы найти препровождение времени по вечерам», был в январе 1801 года, по выдержании на хлебе и воде в течение одного месяца, выслан за границу («Русская Старина», 1873 г., т. VII, стр. 576). При Александре I московский Английский клуб был в 1802 году восстановлен, и к концу того же года число членов его возросло до 600 человек. До 1833 года членом этого клуба состоял А. С. Пушкин; «в палате Английского клуба» ораторствовал П. Я. Чаадаев; император Николай I иной раз справлялся, что говорят о той или другой правительственной мере в московском Английском клубе.

В провинциальных городах клубы стали возникать, главным образом, благодаря съездам дворян для выборов, то есть со времен Екатерины II, и первоначально имели временный характер. Другим элементом, стремившимся к учреждению клубов, было офицерство, которое для устройства балов привлекало «господ граждан» или в качестве гостей, бесплатно или же в качестве членов, с обязательным взносом. В конце XIX века не только в губернских, но и во многих уездных городах существовал клуб, иногда и два или больше, из которых один именовался «благородным» или «дворянским собранием». Большую долю доходов клубы получали от азартных игр. Так, например, в 1838 году Киевское дворянское собрание получило членских взносов 8600 рублей ассигнациями, что составило 2/3 всех доходов собрания; за одну зиму дан 41 бал. В 1887 году в общей сумме доходов киевского дворянского собрания, возросшей до 88 тысяч рублей, членские взносы составили только 7725 рублей, тогда как от карточных игр выручено было 44 700 рублей, а в виде штрафов за игру после установленного часа поступило 9800 рублей.

См. также

• Салон
• «Бойцовский клуб»
• Культурный центр

Литература

• Клуб // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Клуб

Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.