Ласло IV Кун

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с именем Ласло.
Ласло IV Кун
IV. László<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Король Венгрии
1272 — 1290
Предшественник: Иштван V
Преемник: Андраш III
 
Рождение: 5 августа 1262(1262-08-05)
Смерть: 10 июля 1290(1290-07-10) (27 лет)
Кёрёшсег, Венгрия
Место погребения: Чанад
Род: Арпады
Отец: Иштван V
Мать: Елизавета Куманская
Супруга: Елизавета Сицилийская

Ла́сло IV Кун (иначе — Ласло III, поскольку в традиционной венгерской генеалогии недолгое правление малолетнего Ласло III, сына Имре, не учитывается[1]; венг. IV. (Kun) László, польск. Władysław IV, хорв. Ladislav IV., словацк. Ladislav IV; (5 августа 1262—10 июля 1290) — король Венгрии с 6 августа 1272 года (до 1277 под регентством своей матери Елизаветы, затем — единолично) до самой смерти.

Юный король пытался справиться с царившей в стране феодальной анархией, вооруженным путём подчиняя королевской власти полунезависимых магнатов и епископов. В войне за объединение Венгрии он пытался привлечь на свою сторону куман — половцев, изгнанных из Северного Причерноморья монгольским нашествием и расселенных на территории Венгерского королевства. Несмотря на помощь половцев, он войну с магнатами проиграл. Кунами венгры называли степных кочевников-половцев, переселившихся в Венгрию под давлением монголов и принятых на службу королём Белой IV. С целью укрепления союза с половцами Бела женил своего сына Иштвана V на знатной половчанке. Таким образом, прозвище Кун король Ласло IV получил благодаря своему происхождению. Его мать тоже звали Эржебет Кун — «Елизаветой Куманской» или «половчанкой Елизаветой» (имя Елизавета она получила при крещении, незадолго до свадьбы). Но прозвище своё Ласло IV заслужил ещё и тем, что всегда предпочитал общество половцев обществу мадьяр. Во время войн за восстановление венгерского государственного единства именно половцы составляли ядро королевской армии.





Трудное детство

Детство Ласло прошло в обстановке непрестанной борьбы между его отцом, «младшим королём» Иштваном V, и дедом, королём Венгрии Белой IV. Иштван V пытался отнять власть у своего отца Белы, и в эту междоусобную войну оказалась вовлечена вся венгерская знать, что привело к фактическому распаду государства. В 1264 году дед Бела IV захватил Ласло и его мать Елизавету (Эржебет Кун) в замке Шарошпатак — и фактически взял их в заложники.

Войну это не остановило, и в марте 1265 года «младший король», поддержанный феодальным кланом Чаков, разбил войско Белы IV, возглавляемое князем Белой из Мачвы. Эта победа подтвердила разделение страны, законодательно оформленное в ходе переговоров на Заячьем острове, носящем также имя принцессы Маргит, дочери Белы IV. Король Бела IV вернул своему сыну его жену и наследника и был вынужден смириться с разделением королевства по реке Дунай.

В 1270 году Иштван V женил своего 8-летнего сына на Изабелле Анжуйской (англ.)русск. (в Венгрии — Эржебет/Елизавета), дочери Карла I Сицилийского.

3 мая того же 1270 года король Бела IV умер, и его сын Иштван V стал полноправным королём, а Ласло IV — наследным принцем, но это продолжалось недолго. 24 июня 1272 года могущественный феодал Иоахим Гуткелед (Гут-Келед[2]) захватил принца Ласло и увёз в замок Капронцу (Копривницу). Иштван V осадил замок, но 6 августа 1272 года умер, заболев, как говорят, от нервного потрясения, вызванного предательством Гуткеледа.

Коронация

Дальнейшие события развивались стремительно. Иоахим вместе с принцем Ласло срочно выехал в Секешфехервар. Туда же направилась и королева Елизавета (Эржебет), что даёт основания подозревать её в предварительном сговоре с Иоахимом Гут-Келедом. Целью заговорщиков была скорейшая коронация 10-летнего Ласло. Партия сторонников покойного Белы IV попыталась сорвать коронацию, выставив своего претендента на престол — 20-летнего князя Белу из Мачвы, Рюриковича по происхождению (отец князя Белы Ростислав из Мачвы был зятем короля Белы IV и сыном великого князя киевского Михаила Всеволодовича, вынужденного бежать из Киевской Руси от победоносных монголов). Сторонники князя Белы Ростиславича напали на дом вдовствующей королевы, но были отбиты отрядом магната Миклоша Пока.

Коронация Ласло IV состоялась 3 сентября 1272 года. Однако, междоусобную войну венгерских магнатов это не остановило. Недолгий мир был прерван уже во время торжеств, посвящённых коронации, когда вернувшийся из изгнания князь Хенрик Кёсеги (Неметуйвари), прозванный Великим (Nagy), обвинил в предательстве Белу из Мачвы и изрубил его мечом так, что сестре убитого, монахине Маргит, пришлось собирать его останки по кускам (ноябрь 1272). Отныне приверженцы Белы IV ушли с исторической сцены.

Дальнейшая междоусобная борьба велась между двумя феодальными партиями,

  • одну из которых возглавили семейства Кёсеги и Гуткелед и Гисинговац,
  • а другую — семья Чаков.

Чаки хранили верность Иштвану V; Гуткеледы держались вдовствующей королевы — и держали вдовствующую королеву в своих железных объятиях.

Лишь в 1274 году Елизавете Куманской удалось избавиться от опеки властного союзника и опостылевшего любовника Иоахима Гуткеледа. В ответ Иоахим снова захватил в плен малолетнего короля Ласло, но его (неожиданно для всех!) освободил старый враг Гуткеледов и Кёсеги — решительный и честолюбивый Петер I Чак. Подобно многим «старым венграм», Петер Чак негативно относился и к «швабам» Гуткеледам, и к половцам. Теперь же расстановка сил в Венгрии изменилась: Чаки сражались вместе с куманами против Гуткеледов и Кёсеги.

В том же 1274 году славонским баном, вместо Мате II Чака, стал Хенрик Гисинговац. Вскоре Петер Чак нанёс поражение объединённой армии Гуткеледов и Гисинговцев. Уцелевшие Гисинговцы сочли за лучшее помириться с королевой. А Иоахим Гуткелед сумел вымолить у Елизаветы амнистию.

Самостоятельное правление Ласло Куна

В апреле 1277 г. окончил свою бурную жизнь Иоахим Гуткелед. Он был убит в бою с хорватскими магнатами Бабоничами, восставшими против Елизаветы и захватившими владения Гуткеледа в Славонии. После чего в войну с Бабоничами за наследство Гуткеледа ввязались князья Кёсеги.

Этой распрей воспользовалась Елизавета Куманская. Она созвала на Ракошском поле, что под Будой, национальное собрание (országgyűlés), которое объявило Ласло IV совершеннолетним, невзирая на его 15-летний возраст. Собрание, в котором участвовали представители всех социальных слоёв и областей Венгрии, единодушно благословило молодого короля на восстановление «общего блага» и прекращение междоусобиц. Вдохновляемый поддержкой своего народа, Ласло активно взялся за подавление феодальной вольницы и, хоть и не смог захватить крепкий замок Кёсег, к лету 1278 года объединил страну, хотя бы номинально, под своей властью.

Клан Кёсеги, который к тому времени заключил мир с Бабоничами, разделив с ними земли по Саве, попытался провозгласить своего анти-короля — герцога Андраша Венецианца (ставшего, в конце концов, королём Венгрии Андрашем III), проживавшего на тот момент в Венеции. В борьбе с семьёй Кёсеги королю Ласло снова помог, хоть и косвенно, Рудольф Габсбург. Венгры и немцы вместе объявили войну чешскому королю Оттокару — и 26 августа 1278 года в битве на Моравском поле чешское войско было наголову разгромлено, король Оттокар погиб. Победа ещё больше подняла авторитет короля Ласло. Кёсеги присягнули ему на верность, герцога Андраша отправили обратно в Венецию.

Крах объединительной политики

Папский легат

В начале 1279 года в Венгрию прибыл назначенный Папой Николаем III полномочный легат, епископ итальянского города Фермо Филипп, официально для «укрепления статуса короля» в условиях феодальной смуты. На самом деле причиной прибытия легата стали жалобы противников короля на то, что Ласло якобы отступился от христианской веры и полностью перенял язычество и образ жизни своих родичей — половцев. Созвав в Буде новое национальное собрание, легат Филипп выступил с речью о верховенстве власти Папы и о необходимости окрестить язычников-половцев и принудить их к оседлости. Принятые собранием так называемые «Половецкие законы» требовали, чтобы половцы перестали кочевать и поселились в специально отведённой им для этого резервации.

Король Ласло вынужден был согласиться с принятием этих законов, но применять их на практике не спешил, понимая, что они приведут страну к катастрофе. Видя нежелание короля подчиниться указаниям церкви, легат Филипп наложил в октябре 1279 года интердикт на короля и на всё Венгерское королевство. Обозлённый Ласло отдал легата в руки половцев. В ответ воевода Трансильвании Финта Аба захватил короля в плен. По итогам мирных переговоров, и легат, и король получили свободу, а король потребовал, чтобы половцы немедленно отказались от кочевого образа жизни. Половцы ответили восстанием и разграблением восточных областей Венгрии. Превратив прежнюю опору Венгерского престола — половцев — в бунтовщиков, и разрушив интердиктом всё, что королю удалось сделать для восстановления Венгерского государства, легат Филипп покинул страну.

Возобновление смуты

Король Ласло был вынужден выступить против своих недавних союзников-половцев и разбил их в Сербии при Саланкемене. Власть в столице-Буде захватил Финта Аба. Для его свержения королю пришлось помириться со своими давними врагами Кёсеги. В 1281 году Ласло назначил Ивана Кёсеги на должность надора (королевского палатина). Финту удалось разбить, а в 1282 году Ласло окончательно разгромил половцев на территории комитата Чонград. Часть половцев ушла из Венгрии на Балканы.

Несмотря на внешнюю победу, Ласло пришёл к выводу, что его королевство погибло, так как уже ничего нельзя было противопоставить сепаратизму властных магнатов. Ласло оставил столицу, жену — и ушёл к замирённым половцам, теперь уже действительно переняв в полной мере их язык и обычаи. Ласло чувствовал себя спокойно и уверенно только в окружении духовно близких кочевников, рядом со своими половецкими наложницами — Эдуа, Кёпчеч и Мандулой. Государственными делами он больше не занимался, решая исключительно личные проблемы…

В феврале 1285 года в Венгрию вторглось татарскоес войско Ногая и Телебуги. Монголы разорили Восточную Венгрию и дошли до Пешта. Авторитет короля к этому времени упал настолько, что многие венгры легко поверили нелепым слухам, будто монголов позвал в страну сам Ласло…

Хотя Пешт королю удалось отстоять, государство пришло в совершенный упадок. Сын Рудольфа Габсбурга Альбрехт I захватил Северо-Западные комитаты. В 1286 году Ласло арестовал свою жену Елизавету Анжуйскую, а в 1287-м выкрал из монастыря свою сестру Эржебет (англ.)русск. и выдал её замуж за чешского магната Завиша из Фалькенштейна. За это святотатство архиепископ Эстергомский Лодомер снова отлучил короля от церкви.

Римский Папа Николай IV подумывал об организации Крестового похода против Венгрии с целью передачи власти племяннику Ласло Карлу Мартеллу Анжуйскому. Летом 1289 года Ласло попытался помириться с законной женой и архиепископом. Но хватило его ненадолго. Понимая, что королевская власть в Венгрии превратилась в фикцию, Ласло вернулся к половцам…

Венгерское королевство лежало в руинах. И можно было бы говорить о небывалом экономическом и культурном упадке. Однако,.. именно в царствование Ласло Куна королевский капеллан Шимон Кезаи составил монументальный труд Gesta Hunnorum et Hungarorum («Деяния гуннов и венгров»[3]).

Смерть короля

По иронии судьбы, король Ласло пал от рук ментально близких ему половцев. В летнюю ночь 10 июля 1290 года трое знатных половцев — Арбоц, Тёртель и Кеменце — ворвались со своими людьми в шатёр к спящему Ласло и зарубили его. По одной из версий это была месть королю за «Половецкие законы» и подавление половецкого восстания; по другой — половцы действовали как наёмники, подкупленные Бихарским магнатом Копасом Боршей.

Предки

Напишите отзыв о статье "Ласло IV Кун"

Примечания

  1. ↑ Szabó Károly. Első könyv // Kun László. — Méhner Vilmos kiadása, 1886 (reprint 1988). — ISBN ISBN 963-292-053-8.
  2. ↑ Потомок древнего швабского рода. В хорватских источниках чаще всего фигурирует как Иоаким Пектар (Joakim Pektar).
  3. ↑ Повествование доведено до 1285 года.

Ссылки

  • Encyclopaedia Britannica: [www.britannica.com/EBchecked/topic/327529/Ladislas-IV Ladislas IV]
  • [ehumana.hu/arpad/szoveg/to23.htm IV. László I. törvénye (Buda, 1279. június 23)]
  • [mek.oszk.hu/05600/05600/html/index.htm Szabó Károly. Kun László 1272—1290]
  • [www.hrono.ru/geneal/geanl_hg_2.html Венгрия. Арпады. Потомки Алмоса]
  • [www.world-history.ru/countries_about/1845.html Всемирная история. Венгрия. Конец династии Арпадов]
  • Онлайн энциклопедия Кругосвет: [www.krugosvet.ru/enc/istoriya/LASLO.html Ласло IV Кун]
Предшественник:
Иштван V 		Король Венгрии
1272—1290 		Преемник:
Андраш III

Отрывок, характеризующий Ласло IV Кун

– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Ласло_IV_Кун&oldid=80279861»