Операция «Медведка 19»

Гражданская война в Ливане
Основной конфликт: Ливанская война (1982) Операция «Медведка 19»
Сирийский ЗРК «Квадрат», недалеко от шоссе Бейрут-Дамаск. Долина Бекаа (1982 год)
Дата	9 июня 1982 года
Место	Ливан, Долина Бекаа
Причина	Активизация боевой деятельности сирийских бригад ПВО, оснащённых зенитно-ракетными комплексами советского производства.
Итог	Победа Израильских ВВС
Противники
Израиль Израиль Сирия Сирия
Командующие
Ариэль Шарон, Рафаэль Эйтан, Давид Иври, Авиам Сэла Мустафа Таласс, Хикмет аль-Шихаби Г. П. Яшкин — главный военный советник в вооружённых силах Сирии, командующий группой советских военных специалистов в Сирии
Силы сторон
Истребители F-15, F-16, F-4, Kfir, самолёты дальнего радиолокационного обнаружения E-2C Hawkeye, Боинг-707(РЭБ), вертолёты Sikorsky CH-53 Sea Stallion, самолёты IAI-202 Арава, эскадра БПЛА Истребители МиГ-21, МиГ-23, МиГ-23М, СУ-22, 5 бригад ЗРК ПВО
Потери
Без потерь По различным данным 78 — 82 истребителя сбиты, большинство батарей ЗРК уничтожены

Операция «Медведка 19» («Арцав-19», ивр. ‏ מבצע ערצב -19‏‎; англ. Operation Mole Cricket 19) — операция по разгрому дислоцированной на территории Ливана группировки сил и средств противовоздушной обороны Сирии. Проведена армией обороны Израиля в начале Ливанской войны с 9 по 11 июня 1982 года.

Исторический фон

В 1981 году началось новое обострение обстановки в Ливане, связанное с нападением сирийских войск на христианский город Захле в долине Бекаа. Сирийские войска продвинулись на север в горные районы к северу от шоссе Дамаск — Бейрут и к северо-востоку от Бейрута. В июле 1981 года боевики ООП подвергли обстрелу из 130-мм дальнобойных советских орудий и систем залпового огня «Град» 33 израильских города (Кирьят-Шмона, Нахария, Метула, …) и сельскохозяйственные поселения вдоль северной границы Израиля. Артиллерийская перестрелка на северной границе Израиля продолжалась на протяжении десяти дней . Всего с 10 по 20 июля 1981 погибло 6 израильтян, а 111 было ранено). Жизнь в Кирьят-Шмоне была парализована, многие жители города были вынуждены покинуть свои дома. 19 июля 1981 года Израиль произвёл массированную бомбардировку баз ООП в Южном Ливане и штаб-квартир в Бейруте, в ходе которой погибло более 300 человек. Одновременно правительство Израиля начало подготовку к операции по изгнанию ООП из Южного Ливана, но под давлением США операция была отложена. 5 апреля 1982 года в Париже был убит израильский дипломат Яаков Бар-Симантов. Тремя днями раньше лица в масках обстреляли из автоматического оружия израильскую торговую миссию, расположенную вблизи посольства. Террористам удалось скрыться. 3 июня 1982 года израильский посол в Великобритании Шломо Аргов вышел из отеля «Дорчестер» в Лондоне. Поджидавший его палестинский террорист выстрелил и тяжело ранил Аргова в голову. Израиль решил, что в этой ситуации он не может более оставаться равнодушным. В ответ на покушение, правительство Израиля 4 июня утвердило план воздушной атаки 11 объектов в Ливане, и Израиль провёл массированные бомбардировки позиций ООП в Ливане.

5 июня правительство и Кнессет Израиля приняли решение о вторжении в Ливан.

6 июня крупные подразделения войск ЦАХАЛа пересекли ливанскую границу.

Ситуация на юге Ливана

     Территория Ливана, находящаяся под защитой Сирии (выделена алым цветом);      Предполагаемое размещение советских ЗРК в долине Бекаа (выделено ярко-красным цветом). Представлено майором ВВС США Д. И. Клэри

В первые дни вторжения танковые и мотопехотные дивизии Израиля уничтожали террористические формирования ООП. Однако, на пути к Бейруту столкновение с сирийской армией, находившейся под командованием советских военных советников и вооружённой советским оружием, становилось неминуемым. На территории Ливана регулярных советских частей не было, однако в расквартированных здесь сирийских подразделениях находилось значительное количество советских военных советников и специалистов, которые принимали непосредственное участие в боевых действиях. Управление сирийской армии осуществлялось советскими генералами и офицерами. Главным военным советником и советником министра обороны Сирии был генерал-полковник Г. П. Яшкин, имевший в подчинении заместителя по ВВС — генерал-лейтенанта В. Соколова, по ПВО — генерал-лейтенанта К. Бабенко, по РЭБ — генерал-майора Ю. Ульченко. Во всех звеньях управления сирийскими войсками — от батарей и рот до министерства обороны Сирии, находились тысячи советских офицеров.

В составе находившейся в то время в Ливане группировки сирийских войск имелись четыре бригады ПВО, оснащённые советскими зенитно-ракетными комплексами «Куб», С-75М «Волга» и С-125 М «Печора». В ночь с 9 на 10 июня 1982 года на территорию Ливана были дополнительно введены 82-я смешанная зенитно-ракетная бригада и три зенитно-артиллерийских полка. Таким образом, 24 сирийских зенитно-ракетных дивизиона были развёрнуты боевым порядком протяжённостью 30 км по фронту и 28 км в глубину. Эти силы обязаны были осуществлять прикрытие сирийских войск в ливанской долине Бекаа.

Уничтожение системы ПВО сирийских войск в Ливане

9 июня 1982 года состоялось совещание командования ЦАХАЛа. В нём участвовали министр обороны Ариэль Шарон и начальник генштаба Рафаэль Эйтан. Было решено провести масштабную операцию по уничтожению группировки сирийских войск в Ливане. Правительство Израиля утвердило это решение.

Операция «Арцав 19» началась в 4 часа утра 9 июня. Израильские БПЛА IAI Scout и малоразмерные дистанционно-пилотируемые летательные аппараты Mastiff провели разведку и наблюдение сирийских аэродромов, позиций ЗРК и передвижений войск. Впервые в мире израильтяне широко использовали беспилотные самолёты-разведчики в боевой обстановке. Они вели прямую телевизионную трансляцию изображения на командные пункты. Получая наглядную информацию, командование принимало решения для нанесения ракетных ударов. Отвлекающая группа израильской авиации перед ударом главных сил вызвала включение радиолокационных станций сирийских ЗРК, по которым был нанесён удар с помощью самонаводящихся противорадиолокационных ракет, а те средства, которые не были уничтожены, были подавлены помехами. В группу радиолокационного обеспечения входили самолёты дальнего радиолокационного обнаружения E-2C Hawkeye, контролировавшие активность действий сирийских ВВС. Оборудованные для ведения радиоэлектронной борьбы Боинг-707, вертолёты Sikorsky CH-53 Sea Stallion и самолёты IAI-202 Арава прослушивали радиосети сирийских ВВС и ПВО и ставили пассивные и активные помехи. Так, за час до удара они начали постановку пассивных радиоэлектронных помех на фронте 150—200 км; за 12 минут — интенсивных помех системам связи и управления средствами ПВО; за 5—7 минут — активных помех большой мощности, подавивших средства радиолокационной разведки противника. В операции также использовались десятки ложных целей «Шимшон» (Tactical Air-Launched Decoy) создающие на экране РЛС отметку полноразмерного самолёта.

Уничтожение сирийских средств ПВО проводилось ракетами класса «земля-земля»^{[какими?]} и дальнобойной и реактивной артиллерией; при этом использовались боеприпасы, обладающие способностью наводиться на цель с помощью лазерного луча. Через 10—12 минут после ракетного удара по сирийским позициям был нанесён удар силами около 100 самолётов. Израильская авиация действовала группами по 2—6 истребителей-бомбардировщиков. На них были установлены специальные двигатели^{[уточнить]}, которые не оставляли за собой конденсационного следа, что затрудняло визуальное обнаружение. Они наносили удары с применением обычных, кассетных, шариковых и кумулятивных бомб, а также управляемых и самонаводящихся ракет AGM-78 «Стандард-АРМ», «Шрайк», «Мейверик», специально доработанных под рабочие частоты сирийских РЛС. Оставшиеся сирийские РЛС и пусковые установки уничтожались с расстояния 60—80 км, превышающего радиус действия сирийских зенитных ракет средней дальности. Система ПВО Сирии в Ливане была практически полностью уничтожена.

Сражения в воздухе

Внешние видеофайлы
	[youtube.com/watch?v=ggS71mS0TiI Действия израильской авиации в Ливане в июне 1982 года]

7—11 июня 1982 года в небе над Ливаном развернулись ряд воздушных сражений между боевыми самолётами сирийских и израильских ВВС. С обеих сторон в них участвовало около 350 самолётов. Согласно оценкам участников событий, в отдельных фрагментах боёв одновременно участвовало по 120—200 боевых машин. Всего сирийские ВВС за это время, по разным оценкам, потеряли 78—82 самолёта МиГ-21, МиГ-23 и Су-22. У израильтян потерь не было.

Свидетельства очевидцев

Г. П. Яшкин — главный военный советник в вооружённых силах Сирии, командующий группой советских военных специалистов в Сирии:

Все приёмники сирийских комплексов подавлялись помехами очень высокой плотности во всем диапазоне частот. И чтобы с ними бороться, надо было не менее, чем в 20-30 раз ослабить их мощность. К сожалению, таких возможностей сирийцы не имели. Не имели их и мы. Средства радиоэлектронной разведки и помех ВС САР в то время не могли обеспечить ни нарушение управления войсками и оружием противника, ни даже минимальную защиту своих самолётов, ЗРК и других своих сил и средств ПВО только по одной причине - ограниченного частотного диапазона подавления.

В этой войне израильтяне создали хорошо действующую и оснащенную современной техникой систему РЭБ. Средства РЭБ были установлены даже на танках, кораблях, не говоря уж о боевых самолётах, и тем более специальных, таких как «Боинг-707», С-97 «Хокай», «Фантом»(АФ-4джи).

Комплексное и массированное применение средств РЭБ, ракет и управляемых бомб с оптико-электронными и радиолокационными головками самонаведения явилось решающим условием успеха Израиля по подавлению сирийской группировки средств ПВО в Ливане и завоевания господства авиации в воздухе. Опыт показал, что без современной автоматизированной системы управления, устойчивой помехозащищённости радиолокационных средств и средств связи, создания необходимого радиолокационного поля для самолётов управлять современной авиацией и средствами ПВО невозможно.

Абу Джихад (Дайяб Абу Джахья) — уроженец Ливана и бывший активист ХАМАСа, — глава Арабской европейской лиги ( AEL):

Все смотрели в воздух. Я тоже посмотрел наверх - и увидел одно из самых захватывающих дух зрелищ, которые мне когда-либо доводилось наблюдать. Прямо над нашими головами развернулось сражение сотен истребителей. Израильские воздушные атаки никогда не наносили нам существенного ущерба, но на этот раз речь шла не о бомбардировках: борьба шла между израильскими и сирийскими истребителями. Израиль бомбардировал сирийские ракеты, размещенные в долине Бека, и теперь сирийские истребители пытались предотвратить уничтожение остатков сирийского ПВО израильтянами. На наших глазах разворачивалась весьма трагическая картина. Израильские истребители подстреливали сирийские самолёты один за другим, как мух, и поддержка Объединенных Вооружённых сил с земли была бесполезной. Сионисты имели в своем распоряжении современные F-14, F-15 и F-16, в то время как у сирийцев были по большей части старые русские МИГи. Это было похоже на автогонку между новой Феррари и старой Тойотой: каким бы хорошим водителем ты ни был, у тебя нет ни малейшего шанса на победу.

Ссылки

• Марио де Арканжелис. [web.archive.org/web/20030207190034/ecm.by.ru/ewbook/index.shtml Радиоэлектронная война: От Цусимы до Ливана и Фолклендских островов]. Myrsia as La Guerra Elettronica (1981), Blandford Press Ltd. (1985), перевод Ю. Репка (2000) - ISBN 0713715014
• [airbase.ru/alpha/b/bekaa/ Bekaa Valley combat] - Интервью представителя израильских ВВС о боях в Ливане, данное корреспонденту журнала "Flight International". ([www.testpilot.ru/review/war/bekaa_e.htm “Flight International”, №3832, 16.10.1982])

Отрывок, характеризующий Операция «Медведка 19»

– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.