Подводные лодки типа «Крейсерская»

<th colspan="3" align="center"> <th colspan="3" align="center" style="color: white; height: 20px; background: navy;font-size: 110%;">Силовая установка</th> </tr><tr> <td colspan="3"> Дизель-электрическая,
2 дизеля9ДКР, 2×4200 л.с.
дизель-генератор38К8, 800 л.с.
2 электродвигателяПГ11, 2×1200 л.с.</td>

ДПЛ серии XIV / типа «Крейсерская» («К»)
Краснознаменная подводная лодка «К-21»
Основные характеристики
Тип корабля	Крейсерская ДПЛ
Обозначение проекта	серия XIV
Разработчик проекта	НИИ военного кораблестроения
Главный конструктор	М. А. Рудницкий
Скорость (надводная)	22,5 узла
Скорость (подводная)	10,2 узла
Рабочая глубина погружения	80 м
Предельная глубина погружения	100 м
Автономность плавания	50 суток, 7500 км при 10,3 узлах, подводная: 326 км на 3 узлах, 20 км на 10,3 узлах
Экипаж	67 человек, в том числе 10 офицеров
Стоимость	23 млн рублей головной корабль, 18 млн рублей последующие
Размеры
Водоизмещение надводное	1490 т
Водоизмещение подводное	2104 т
Длина наибольшая (по КВЛ)	97,7 м
Ширина корпуса наиб.	7,4 м
Средняя осадка (по КВЛ)	4,04 м
Вооружение
Артиллерия	2×100-мм/51 Б-24ПЛ 2×45-мм/46 21-К 2 × 7,62-мм пулемёта
Торпедно- минное вооружение	6 носовых 533-мм ТА 4 кормовых 533-мм ТА, 24 торпеды 20 мин заграждения

Подводные лодки типа К, «Крейсерская», XIV серии — тип советских подводных лодок времён Второй мировой войны. Лодки этого типа предназначались для долгих одиночных, автономных походов к коммуникациям противника и стали самыми крупными подводными лодками ВМФ СССР в тот период. На флоте лодки получили прозвище «Катюша». Всего в 1936—1938 годах было заложено 12 лодок этого типа, из которых до начала войны ввели 6, сосредоточенных в составе Северного флота. Ещё четыре лодки Балтийского флота были поставлены на вооружение уже в ходе войны, пятая вступила в строй уже к её концу и в боевых действиях не участвовала, а ещё одна достроена так и не была. Подводные лодки типа «К» активно использовались в ходе войны на коммуникациях противника в Балтийском море и у берегов Норвегии, всего за ними числится потопленными 16 судов общим тоннажем 27 236 брт и 9 боевых кораблей противника, а повреждёнными — 2 судна тоннажем 15 979 брт и 4 боевых корабля. К концу войны уцелели шесть лодок этого типа, которые оставались на вооружении советского флота до середины 1950-х годов.

История создания

История подводных лодок типа «К» ведёт своё начало из двух концепций подводной лодки, прорабатывавшихся в СССР — «эскадренной подводной лодки» и «подводного крейсера». Первая представляла собой подводную лодку, способную действовать в составе эскадры крупных надводных кораблей совместно с ними, что требовало прежде всего высокой скорости надводного хода — порядка 20 узлов. Основным же свойством крейсерской лодки являлась высокая дальность плавания, позволявшая действовать на дальних морских коммуникациях противника вне зон его противолодочной обороны, в сочетании с мощным артиллерийским вооружением. Такая концепция пользовалась в 1920-е годы определённой популярностью за рубежом, так, концепция эскадренной подводной лодки наибольшее развитие получила в Великобритании. СССР стремился иметь в составе своего флота те же классы и подклассы военных кораблей, что и у ведущих морских держав, поэтому уже в начале 1920-х годов среди планировавшихся к строительству классов подводных лодок предусматривались «подводный крейсер с мощным артиллерийским вооружением» и «эскадренная подводная лодка». Отдельные черты эскадренности были введены уже на лодках типа «Д», но в полной мере концепцию воплотили при строительстве типа «П». Три лодки этого типа, строившиеся в 1931—1936, однако же, оказались столь неудачны, что уже через два года после вступления в строй были переведены в учебные подразделения. Концепция подводного крейсера, с дальностью плавания в 12 000 миль, автономностью 45 суток и вооружением из двух 100-мм орудий при максимальной скорости хода всего в 12 узлов, была проработана в 1930—1932 годах, но практического воплощения в то время не получила из-за недостатка финансирования.

В 1932 году было решено создать компромиссный проект большой лодки, сочетавший бы как высокую скорость надводного хода эскадренной лодки, так и большую дальность плавания и мощное вооружение крейсерской. Проработка этой концепции осуществлялась в 1932—1934 годах, с учётом ошибок, допущеных при создании лодок типа «П», недостатки которых были очевидны уже к моменту их закладки. По представленному в 1934 году оперативно-тактическому заданию, новая лодка должна была:

• Атаковать боевые корабли и силы десанта противника при действиях в одиночку, группой и совместно с надводными силами в открытом море и океане.
• Действовать на коммуникациях в отдалённых районах.
• Нести разведывательную и позиционную службу.
• Проводить диверсионные операции (высадку разведывательных групп и действия на берегу).
• Быть в состоянии атаковать как торпедным оружием, так и выстановкой маневренных минных заграждений в ходе эскадренного боя по курсу вражеских кораблей.

Проект такой лодки, получивший обозначение КЭ-9 («крейсерско-эскадренная»), был предложен в начале 1935 года начальником Отдела подводного кораблестроения НИИ военного кораблестроения М. А. Рудницким и одобрен Начальником Морских сил 15 апреля 1935 года. В честь своего создателя, лодки типа «К» порой также обозначаются как КР («Крейсер Рудницкого») Эскизный проект лодки был утверждён 25 января 1936 года и передан в ЦКБС-2 для дальнейшей разработки под контролем Рудницкого. Ещё один проект крейсерско-эскадренной лодки был параллельно разработан в ЦКБ-9, но в итоге был выбран проект Рудницкого, как более удачный. Характеристики проекта КЭ-9 были столь многообещающими, что в соответствии с принятой в 1936 году кораблестроительной программой, все строившиеся в дальнейшем большие подводные лодки должны были принадлежать к этому типу, вдобавок, в пользу них прекращалось дальнейшее строительство специализированных подводных минных заградителей типа «Л».

История строительства

В соответствии с 10-летней кораблестроительной программой, утверждённой 26 июня 1936 года, предусматривалось строительство 62 подводных лодок типа «К»: шести для Балтийского флота, четырёх для Черноморского флота, 17 для Северной военной флотилии и 35 для Тихоокеанского флота. Однако в реальности было заложено только 12: три для Северного, три для Балтийского и шесть для Тихоокеанского флота. Сборку лодок для Тихоокеанского флота поначалу планировалось производить во Владивостоке, куда они доставлялись бы в разобранном виде, но позже от этой идеи отказались и строительство всех лодок серии осуществлялось в Ленинграде, на заводах № 194, № 189 и № 196.

В процессе строительства из-за спешки с его началом, возникли неожиданные осложнения. Так, при расчётах выяснилось, что центр тяжести двух дизельных двигателей, каждый из которых весил 130 тонн, находился на метр выше, чем предусматривалось техническим проектом, к чему добавилась строительная перегрузка ряда конструкций. В результате этого и без того сравнительно невысокая метацентрическая высота лодки снижалась на 7—8 см и становилась вовсе недопустимой. Для исправления возникшей ситуации пришлось уменьшить толщину лёгкого корпуса, убрать щитки орудий и облегчить ряд других конструкций надстройки, но даже в таком виде метацентрическая высота оставалась на уровне 30 см, вместо предусмотренных проектом 34 см. Всё это привело к тому, что в 1937 году возникли сомнения в удачности проекта в целом и после закладки первых двенадцати лодок, начало постройки остальных приостановили до получения удовлетворительных результатов испытаний головных кораблей.

Сдача первых трёх лодок изначально планировалась на конец 1938 года, пяти следующих — в 1939 году, а четырёх оставшихся — не позднее конца 1940 года, однако из-за задержек с поставками комплектующих, прежде всего элементов силовой установки, эти сроки были сорваны. При строительстве лодок типа «К» вводился ряд новшеств, таких как цельносварной лёгкий корпус, хотя и в сочетании с клёпаным прочным; тонкостенное стальное литьё.

К началу Великой Отечественной войны 22 июня 1941 года, заводами были сданы и находились на вооружении 6 лодок серии: К-1, К-2, К-3, К-21, К-22 и К-23. Ещё четыре лодки: К-51, К-52, К-53 и К-56, были введены в строй в 1942—1943 годах, а К-55 вступила в строй 25 декабря 1944 года и в боевых действиях принять участия не успела. Одна лодка, К-54, достроена так и не была и после войны была пущена на слом. Стоимость постройки К-1 составила 23 миллиона рублей, на серийных лодках эта величина была снижена до 18 миллионов.

Представители

Подводные лодки типа «Крейсерская»
Название	Завод	Заводской №	Заложена	Спуск на воду	Окончание строительства	Окончание службы
Северный флот
К-1	№ 194	451	27 декабря 1936	28 апреля 1938	16 декабря 1939	пропала без вести в сентябре 1943
К-2		452	27 декабря 1936	28 апреля 1938	16 декабря 1939	пропала без вести в сентябре 1942
К-3		453	27 декабря 1936	31 июля 1938	27 ноября 1940	пропала без вести в марте 1943
К-21	№ 196	108	10 декабря 1937	16 августа 1939	30 ноября 1940	снята с вооружения 11 сентября 1954
К-22		109	5 января 1938	4 ноября 1938	15 июля 1940	пропала без вести в феврале 1943
К-23		110	5 февраля 1938	28 апреля 1939	25 сентября 1940	потоплена глубинными бомбами 12 мая 1942
Балтийский флот
К-51	№ 194	454	28 февраля 1938	30 июля 1939	17 ноября 1943	снята с вооружения 29 декабря 1955
К-52		455	28 февраля 1938	5 июля 1939	11 октября 1942	снята с вооружения 29 декабря 1955
К-53		456	30 мая 1938	1 сентября 1939	31 июля 1943	снята с вооружения 11 сентября 1954
К-54	№ 189	288	30 апреля 1937	3 марта 1941	недостроена, пущена на слом
К-55		289	29 апреля 1937	7 февраля 1941	25 декабря 1944	снята с вооружения 11 сентября 1954
К-56		290	17 октября 1937	29 декабря 1940	29 октября 1942	затонула при ядерных испытаниях 10 октября 1957

Типы «КЭ» и «КУ»

Первая попытка развития типа «К» была предпринята ещё в 1937 году, когда в ЦКБ-18 под руководством Б. А. Малинина начались работы над созданием XIV-бис серии — проектом 41а или типом «КЭ». Отличия от базового проекта заключались в установке создававшихся в то время новых дизельных двигателей мощностью по 6 000 л.с. и возврат к размещению на лодке ангара с гидросамолётом, от которого отказались ещё на ранней стадии проектирования типа «К». В качестве самолёта был выбран СПЛ, успешно прошедший испытания ещё в 1935 году. Из-за выявившейся при проектировании необходимости значительных изменений в конструкции, в сочетании с нестабильностью того периода и неясным будущим двигательной установки лодки, проект в то время реализован так и не был. По документам того времени, одними из причин отказа от него назывались недопустимость увеличения водоизмещения и снижения подводной скорости.

К разработке улучшенного проекта типа «К» вернулись в январе 1940 года по распоряжению нового наркома ВМФ СССР Н. Г. Кузнецова. Создание нового проекта, получившего обозначение «Крейсерская улучшенная» или «КУ», было поручено ЦКБ-18 под руководством З. А. Дерибина. Основными изменениями в «КУ», по сравнению с типом «К», должны были стать установка уже созданных к тому времени двигателей 10ДКР мощностью 6 000 л.с. каждый и введение цельносварного корпуса. Надводное водоизмещение при этом, как предполагалось, должно было вырасти лишь на 50—60, а подводное — на 80 тонн, а надводная скорость и автономность должны были увеличиться до 24 узлов и 60 суток соответственно. Планировалось также проработать установку на лодке ангара с гидросамолётом. Планировалось завершить эскизный проект «КУ» в 1941 году, а технический проект — в 1942 году, с закладкой первых двух лодок в том же году. Однако эти планы оказались сорваны начавшейся Великой Отечественной войной и дальнейшего развития тип «К» так и не получил, несмотря на то, что официально проект считался весьма удачным.

Конструкция

Прочный корпус подводных лодок типа «К» разделялся на 7 отсеков, начиная с носа:

• Первый отсек: носовой торпедный, жилое помещение матросов
• Второй отсек: аккумуляторный, кают-компания и жилые помещения офицерского состава.
• Третий отсек-убежище: центральный пост
• Четвёртый отсек: аккумуляторный, кубрик и кают-компания старшин
• Пятый отсек: главных дизельных моторов
• Шестой отсек-убежище: вспомогательного дизеля и главных электромоторов, жилое помещение матросов
• Седьмой отсек-убежище: кормовой торпедный, жилое помещение матросов

Корпус

Подводные лодки типа «К» имели двухкорпусную конструкцию. Прочный корпус лодки имел цилиндроконическую форму с наибольшим диаметром 5,7 м и собирался при помощи клёпки из стальных конструкций толщиной от 18 до 22 мм, концевые переборки — сферические, литые. Прочная рубка лодки размещалась над третьим отсеком и представляла собой горизонтальный цилиндр диаметром 2,3 м, также со сферическими концевыми переборками. Лёгкий корпус лодки — сварной, из 6-мм стальных листов.

На лодке имелось 14 балластных цистерн, из которых 3-я, 4-я, 7-я, 8-я и 9-я служили также для хранения топлива, а 14-я выполняла роль минно-балластной и находилась внутри прочного корпуса.

Силовая установка

Подводные лодки типа «К» относились к дизель-электрическим, их силовая установка состояла из двух главных дизельных двигателей надводного хода типа 9ДКР мощностью 4 200 л. с. каждый, вспомогательного дизель-генератора и двух электродвигателей типа ПГ11 мощностью в 1 200 л. с. каждый. Аккумуляторные батареи лодки относились к типу «С» и состояли из четырёх групп по 60 элементов, располагавшихся в трюмах 2-го и 4-го отсеков.

Обитаемость

Стандартный экипаж подводной лодки типа «К» состоял из 67 человек: 10 офицеров, 20 старшин и 37 матросов. 2-й отсек лодки был отведён под кают-компанию и одноместные каюты офицерского состава, а 4-й отсек — под кубрик и кают-компанию старшин, а также электрический камбуз. Рядовой состав и старшины размещались на постоянных койках в 1-м, 6-м и 7-м отсеках.

Провизионные цистерны, вмещавшие половину полного запаса продуктов, располагались в 1-м и 4-м отсеках, остальная же часть запаса распределялась по жилым отсекам. На лодках имелись фреоновые рефрижераторные установки, но из-за отсутствия фреона они не использовались. Запас пресной воды, хранившийся внутри прочного корпуса, составлял 3 тонны. Эксплуатация показала недостаточность этого запаса, а с помощью штатных опреснителей пополнять его не удавалось, поэтому с 1942 года в уравнительной цистерне № 1 оборудовалась выгородка для дополнительных 10 тонн пресной воды.

На лодках, впервые в советском подводном флоте, имелись ванны и душевые для личного состава, однако ванны были сняты со всех лодок вскоре после начала войны, а душевыми практически не пользовались из-за малого напора горячей воды и необходимости экономить пресную воду.

Для регенерации воздуха в подводном положении использовались индивидуальные машинки регенерации с патронами РВ-2, РВ-3 и РВМП с каустической содой, вместе с чистым кислородом, хранившимся под давлением 160 атмосфер в 40-литровых баллонах, обеспечивавшие нахождение под водой до 72 часов. С 1942 года их сменили установки РУКТ-3 конвекционного типа с патронами РВ-5, обеспечивавшие одновременное поглощение углекислого газа и выделение кислорода и позволившие продлить время нахождения под водой до 15 суток, при практически бесшумной работе.

Вооружение

Торпедное

Торпедное вооружение подводных лодок типа «К» состояло из десяти торпедных аппаратов калибром 533,4 мм, шести носовых и четырёх кормовых. Шесть носовых аппаратов располагались в два ряда по три и находились внутри прочного корпуса, из кормовых аппаратов внутри прочного корпуса находились только два нижних, два других же располагались вне его, в надстройке, хотя большая часть их механизмов управления находилась внутри. Торпедные аппараты — стальные трубчатые, пневматические, обеспечивавшие безаварийный пуск торпед с глубины до 15 метров. Приборы беспузырной стрельбы на лодках отсутствовали, лишь в марте 1942 года К-1, К-2, К-3, К-21 и К-22 получили приборы беспузырной стрельбы, причём последние две — только на четыре носовых аппарата, а на надстроечные аппараты приборы не могли быть установлены в принципе.

На лодках имелись электрические «автоматические коробки торпедной стрельбы», дававшие возможность осуществлять пуск торпед из боевой рубки с интервалом до 2 секунд между выстрелами, но из-за ненадёжности на практике они почти не использовались. В 1944 году был создан счётно-решающий прибор ТАС-Л («торпедный автомат стрельбы — лодочный»), позволявший определять скорость и курс цели и рассчитывать параметры стрельбы. Из-за значительных габаритов, установка прибора в лодке могла производиться только при капитальном ремонте со снятием прочной рубки, поэтому в ходе войны ТАС-Л был установлен только на К-21 в конце 1944 года.

Штатный боекомплект лодки составлял 24 торпеды; 10 запасных торпед хранились в стеллажах в 1-м отсеке, ещё 4 могли храниться в пеналах под нижними торпедными аппаратами, но на практике они никогда не загружались, таким образом реальный боекомплект составлял лишь 20 торпед. Кроме того, в расположенных в надстройке торпедных аппаратах в холодное время года замерзала вода, поэтому в Балтийском и Северном флотах эти аппараты зимой не заряжались. Нормативное время перезарядки носовых аппаратов составляло 50 минут, время приёмки торпед составляло 5 часов.

Торпеды, применявшиеся на подводных лодках типа «К» в годы Великой Отечественной войны
Тип	Год принятия на вооружение	Длина, м	Общая масса, кг	Масса ВВ, кг	Скорость хода, узлов, при дальности в 4 / 8 / 10 км
53-38	1938	7,2	1615	300	44,5 / 34,5 / 30,5
53-38У	1939	7,4	1725	400	44,5 / 34,5 / 30,5
53-39	1941	7,5	1780	317	51 / 39 / 34

Артиллерийское

Артиллерийское вооружение лодки состояло из двух 100-мм орудий Б-24ПЛ образца 1938 года, размещавшихся на палубе спереди и сзади рубки на площадках с фальшбортами и двух 45-мм орудий 21-К образца 1933 года, находившихся на надстройке рубки. 100-мм орудия Б-24ПЛ устанавливались на одиночных поворотных станках с углом возвышения до 45°, а его максимальная дальность стрельбы составляла 21,8 км. Номинальная скорострельность орудия — 10—12 выстрелов в минуту, масса снаряда — 15,8 кг. 45-мм зенитные орудия 21-К также размещались на одиночных поворотных станках, с углом возвышения до 85°. Максимальная дальность стрельбы орудия составляла 9,145 км, а досягаемость по высоте — 4,5 км. Номинальная скорострельность орудия составляла 25—30 выстрелов в минуту, при массе снаряда в 1,41 кг. Боекомплект орудий состоял из 400 100-мм и 1100 45-мм выстрелов.

В дополнение к ним, на лодке имелось два выносных 7,62-мм пулемёта «Максим», могущих устанавливаться на вертлюжных креплениях на ограждении рубки. В 1943 году прорабатывались проекты вооружения лодок спаренными установками 12,7-мм пулемётов ДШК, одна из которых устанавливалась бы вместо носового 45-мм орудия, а другая — позади рубки, но реализованы они так и не были.

Минное

Минное вооружение лодки состояло из 20 мин типа ЭП (эскадренная подлодочная). Мины размещались в минно-балластной цистерне на рельсах, по которым они перемещались при помощи приводившихся электролебёдкой тросов и сбрасывались через днищевые люки. Из-за низкой надёжности минного устройства, продемонстрированной на головных лодках серии, на балтийских К-51, К-52, К-53, К-55 и К-56, достраивавшихся уже в ходе войны, минные устройства не устанавливались.

Радиоэлектронное и навигационное оборудование

Стандартный комплект радиоаппаратуры подводных лодок типа «К» включал в себя:

• КВ-передатчик «Скат»
• ДВ-передатчик «Окунь»
• ДВ-приёмник «Дозор»
• КВ-приёмник 45-ПК-1
• УКВ-приёмопередатчик «Рейд»

В 1945 году К-56 и К-53 были также оснащены выдвижной перископной антенной ПА-3. Помимо радиоаппаратуры, все лодки оборудовались станциями звукоподводной связи «Сириус».

В стандартный комплект навигационного оборудования лодок входили:

• Гирокомпас «Курс-1»
• Гирокомпасы ГУ М-1 модель 2
• Магнитный компас ГОН диаметром 127 мм
• Электромеханический лаг ГО М-3 модель 1
• Эхолот ЭЛ
• Радиопеленгатор «Градус-К» или «Бурун»

На лодках имелось по два перископа, командирский и зенитный, оптической длиной 8,5 метров и ходом в 4 метра, размещённых в прочной рубке. На первых шести лодках изначально устанавливались командирские перископы германского производства, с постоянным местом наблюдения, не зависящим от положения головки перископа, но из-за сложностей в эксплуатации и ненадёжности их вскоре заменили на советские. Также на всех лодках имелся шумопеленгатор «Марс-16». На К-1 в опытном порядке в апреле 1941 года был смонтирован гидролокатор «Антарес-1», но испытания показали его непригодность. К-3 и К-22 были в конце 1942 года оснащены гидролокаторами «Асдик/Дракон-129», поставлявшимися по ленд-лизу, но дальнейшего развития эта программа не получила.

История службы

Великая Отечественная война

Северный флот

Ни одна из подводных лодок типа «К» не успела принять участие в Советско-финской войне, хотя К-1 и К-2 были введены в строй в ходе неё. К-1 и К-2 совершили переход из Ленинграда в Северный флот в июне — августе 1940 года и по прибытии вошли в состав 1-го дивизиона бригады подводных лодок флота. До начала Великой Отечественной войны вступили в строй и были переведены на Северный флот также К-3, К-21, К-22 и К-23. Задачей, поставленной наркомом ВМФ перед лодками Северного флота на случай войны с Германией было «действиями крейсерских подводных лодок нарушать морские сообщения противника вдоль побережья Норвегии и в проливе Скагеррак». Впоследствии подводные лодки предполагалось, очевидно, перевести на Тихоокеанский флот Северным морским путём, но этим планам помешало начало войны.

К началу Великой Отечественной войны, таким образом, на вооружении Северного флота имелось шесть подводных лодок типа «К», но боеготовность их была пониженной, как из-за длительного бездействия их командиров во время затянувшейся постройки лодок, приводившего к потере навыков, так и из-за недостаточной боевой подготовки экипажа после вступления в строй, вследствие начавшейся вскоре войны. В течение 1941 года противодействие вражеских кораблей операциям подводных лодок было сравнительно слабым, но неопытность экипажей и командиров помешала лодкам типа «К» достигнуть значительных успехов. После резкого усиления с весны 1942 года противолодочной охраны германских конвоев и установки минных заграждений, ситуация для лодок типа «К», действия которых к тому же затруднялись большими размерами и конструктивными недостками, ухудшилась, и они начали нести потери. В мае 1942 года К-23 была потоплена артиллерийским огнём и глубинными бомбами морских охотников после неудачной атаки конвоя, а в сентябре того же года без вести пропала К-2, по всей видимости подорвавшись на мине. В феврале 1943 года без вести пропала К-22, вероятно, также подорвавшись на мине, а в сентябре при невыясненных обстоятельствах, среди которых наиболее вероятной историкам представляется подрыв на мине, пропала без вести К-1. К-3 пропала без вести в марте 1943 года, при до сих пор не ясных обстоятельствах. В результате, к 1944 году из шести лодок типа «К» Северного флота уцелела только К-21, которая с весны 1944 года стала на капитальный ремонт, завершившийся лишь после войны. За годы войны шесть «Катюш», действовавших на севере, выставили 399 мин, выполнили 26 торпедных атак, в которых было выпущено 89 торпед.

Балтийский флот

К началу Великой Отечественной войны, на Балтике находились в постройке шесть подводных лодок типа «К», однако с началом войны их строительство резко замедлилось, так как ресурсы были брошены на более актуальные задачи. К-52 и К-56 были введены в строй только в октябре 1942 года, К-51 и К-53 — соответственно, в июле и ноябре 1943 года, так что боевые походы лодок типа «К» Балтийского флота начались лишь с 1943 года. Как и на Северном флоте, экипажи и командиры лодок отличались невысоким уровнем боевой подготовки, а скованность действий столь крупных подводных лодок в сравнительно мелководном Балтийском море ещё более снижала их эффективность. В результате, значительных успехов на Балтике четыре действовавших там лодки типа «К» не добились, хотя благодаря накопленному советским флотом к 1944—1945 годам опыту боевого применения подводных лодок, ни одна из них и не была потеряна. К-55 была принята на вооружение только 25 декабря 1944 года и в боевых действиях принять участия не успела, а К-54 достроена так и не была и после войны была пущена на слом. За годы войны шесть балтийских «Катюш» выполнили 36 торпедных атак, в которых были выпущены 94 торпеды.

Достижения

Список подтверждённых побед подводных лодок типа «К» включает 25 потопленных и 6 повреждённых кораблей и судов. Лодками этого типа было потоплено 13 транспортов (26 072 брт), 3 траулера (1 164 брт), 2 сторожевых корабля, 3 больших охотника, 4 мотобота и повреждено 2 транспорта (15 979 брт), 1 тральщик, 3 мотобота:

• Северный флот
  • торпедами: потоплен: 1 большой охотник, повреждён: 1 транспорт (8 116 брт)
  • артиллерией: потоплены: 2 транспорта (612 брт), 1 большой охотник, 4 мотобота, повреждены: 3 мотобота
  • минами: потоплены: 7 транспортов (18 048 брт), 2 сторожевых корабля и 1 большой охотник, повреждены: 1 транспорт (7 863 брт), 1 тральщик
• Балтийский флот
  • торпедами: потоплены: 4 транспорта (8 024 брт)
  • артиллерией: потоплены: 3 траулера (1 164 брт)

За годы войны «Катюши» выполнили 62 торпедные атаки, в которых были выпущены 183 торпеды. На 10 лодок типа «К», составлявших 5,9 % от численности советского подводного флота в годы Великой Отечественной войны, приходится 10,2 % всего подтверждённого тоннажа, потопленного советскими подводными лодками, в том числе лишь 3,5 % уничтоженного торпедами, 33,7 % уничтоженного артиллерией и 52,4 % уничтоженного минами. Ещё одно достижение числится за К-21, которая в годы войны стала единственной советской подводной лодкой, сумевшей выйти в атаку, хотя и безрезультатную, на боевой корабль размерами крупнее эсминца — линкор «Тирпиц».

Награды ПЛ типа «К»

• Орденом Красного Знамени были награждены «К-21», «К-52»
• Гвардейского звания была удостоена ПЛ «К-22»

Послевоенный период

После войны в составе ВМФ СССР остались шесть подводных лодок типа «К», которые в 1948 году были собраны в составе Северного флота. В 1949 году они были переклассифицированы в большие подводные лодки и К-21, К-51, К-52, К-53, К-55 и К-56 получили индексы, соответственно, Б-4 — Б-9. Значительная модернизация этих лодок не проводилась, так как на вооружение к тому времени начали поступать большие подводные лодки проекта 611, имевшие более высокие характеристики. Б-5 в 1952 году намечалось переоборудовать в опытовую для испытаний крылатых ракет 10ХН, но эти планы так и не были реализованы из-за прекращения работ над ракетой в феврале 1953 года. В 1954—1956 годах все лодки типа «К» были сняты с вооружения, после этого Б-9 переведена в разряд опытовых и потоплена 24 сентября 1957 года во время испытаний ядерного оружия. Остальные пять лодок были переоборудованы в плавучие зарядные станции, а уже в 1956—1958 годах — в учебно-тренировочные станции. Бывшая Б-7 была списана и впоследствии пущена на слом в 1960 году, бывшие Б-5, Б-6 и Б-8 — 1975, 1978 и 1979 годах. Бывшая Б-4 была в 1983 году отремонтирована и установлена в качестве мемориала в Североморске.

Оценка проекта

Конструкция

Прочный корпус лодок типа «К» в годы войны показал себя вполне отвечающим требованиям. Прочность же лёгкого корпуса оказалась явно недостаточной, как из-за спешно уменьшенной перед самым началом постройки толщины листов, так и из-за не освоенной до конца технологии сварки. В сборнике материалов, подготовленном Научно-техническим комитетом ВМФ в 1945 году указывалось, что именно по сварным швам между секциями балластных цистерн часто образовывались трещины, причём не только при взрывах глубинных бомб, порой даже сравнительно отдалённых, но даже и при сильных ударах волн. Более того, в отдельных местах корпуса сварные соединения лопались даже просто в сильные морозы. Волнорезные щиты торпедных аппаратов также оказались недостаточно прочными, из-за чего на Северном флоте их сняли со всех лодок уже в конце 1941 года, несмотря на вызывавшееся этим снижение надводной скорости до 20—20,4 узлов. Надстройка и ограждение рубки тоже порой не выдерживали штормов и деформировались или смещались.

Ряд проблем доставляла и силовая установка лодок. Так, дизельные двигатели 9ДКР работали в напряжённом режиме и были подвержены быстрому износу. Вдобавок, их расход топлива превысил запланированный и составлял, по данным сборника НТК ВМФ, от 5,5 до 8 тонн на ходовые сутки, что снижало реальную автономность лодок до 30—45 суток вместо предусмотренных проектом 50. По данным же командира бригады Балтийского флота, расход топлива при маневрировании на позиции составлял до 8,5—10 тонн, что в условиях зимнего времени и тогдашней оперативной обстановки снижало автономность лодки и вовсе до 20—24 суток.

Сравнительная характеристика

«Катюши» фактически стали первым советским проектом крейсерских океанских субмарин. Их водоизмещение (1500/2100 т) было гораздо больше, чем у немецких океанских субмарин того времени (тип IX, 1938 год, 1000/1200 т) и сравнимо с крейсерскими подлодками США (типы «Гато» и «Балао», 1940 год, 1500/2400 т). Действовавшие в суровых условиях северных морей лодки типа «К» успешно показали себя, используя для потопления судов противника и торпеды, и артиллерию, и мины.

Оценка боевого применения

Подводные лодки типа «К» изначально планировались для действий на значительном удалении от своих баз, в условиях открытого моря. Однако обстоятельства сложились так, что на Тихий океан, наиболее подходивший для них, лодки типа «К» так и не попали. Вместо этого, лодки Северного флота действовали в основном у побережья Норвегии, в зоне шхеров, тогда как лодки Балтийского флота действовали в сравнительно мелководном Балтийском море, где испытывали затруднения даже существенно меньшие лодки типа «С». Как отметил в ходе войны в одном из своих докладов И. В. Травкин, командир балтийской К-52, использовать столь крупные лодки было необходимо на глубинах более 40 метров, поскольку даже на 40-метровой глубине 97-метровая лодка при срочном погружении могла просто удариться носом в грунт, в то время как её корма возвышалась над водой. Помимо повышенной опасности столкновения с дном, которое даже при сравнительно благоприятном исходе могло привести к разгерметизации топливно-балластных цистерн и потере скрытности, использование лодок типа «К» снижало эффективность их торпедных атак, так как командиры вынуждены были держаться на удалении от берега и зачастую производить стрельбу с предельных дистанций, когда вероятность попадания в цель была крайне мала.

Помимо затруднений, вызванных неподходящими условиями применения, лодки типа «К», как впрочем и остальные подводные лодки ВМФ СССР, страдали от низкой подготовленности экипажей и командиров, причём последних — даже более чем остальные типы, поскольку длительное бездействие командиров во время затянувшегося строительства лодок приводило к утрате навыков. В результате, как из-за перечисленных проблем, так и из-за конструктивных недостатков, эффективность торпедной стрельбы лодок типа «К», с их мощным в теории торпедным вооружением — 6 носовых торпедных аппаратов кроме них, в советском флоте имели лишь устаревшие тип «Д» — оказалась сравнительно низкой: на 10 участвовавших в войне лодок, составлявших 5,9 % от всей численности советского подводного флота, пришлось лишь 3,5 % уничтоженного торпедным оружием подтверждённого тоннажа, причём на все шесть лодок типа «К» Северного флота имелось только две подтверждённые победы при помощи торпед. Потопленные лодками типа «К» при помощи артиллерии суда составили 33,7 % уничтоженного этим оружием тоннажа, что объясняется значительным превосходством в этой области над другими типами — ближайшие к ним по этому показателю, не считая неудачного типа «П», лодки типов «С» и «Д» имели вдвое меньшее вооружение. Кроме того, на шесть лодкок типа «К», оснащённых минными устройствами, пришлось 52,4 % всего потопленного при помощи этого оружия тоннажа, что превышает аналогичный показатель куда более многочисленных подводных минных заградителей типа «Л», составивших остальные 47,6 % — даже несмотря на постоянные проблемы с минным устройством самих «К».

См. также

Типы подводных лодок ВМФ СССР и России

Ссылки

• А. С. Николаев. [www.deepstorm.ru/DeepStorm.files/17-45/k%20XIV/list.htm Тип «К» XIV Серии (Проект 41)]. «Штурм Глубины». deepstorm.ru. Проверено 10 декабря 2008. [www.webcitation.org/65nR0fpHd Архивировано из первоисточника 28 февраля 2012].

Литература

• М. Э. Морозов, К. Л. Кулагин. «Катюши» советского флота. Подводные лодки типа «К» XIV серии / Б. В. Соломонов. — Москва: Моделист-конструктор, 2007. — 32 с. — (Морская коллекция № 9 (99) / 2007). — 3500 экз.
• М. Э. Морозов, К. Л. Кулагин. «Катюши» в бою. Подводные лодки типа «К» в Великой Отечественной войне / Б. В. Соломонов. — Москва: Моделист-конструктор, 2008. — 32 с. — (Морская коллекция № 2 (101) / 2008). — 3000 экз.
• В. И. Дмитриев [book.uraic.ru/elib/pl/lodki/kreiser.htm ПЛ типа «К» (Крейсерская) серии XIV] // В. П. Власов Подводные лодки. История развития : Сб. — Екатеринбург: Библиотека им. Белинского, 2003.
• А. В. Платонов. Энциклопедия советских подводных лодок 1941-1945 / Н. Л. Волковский. — М.: АСТ, 2004. — 592 с. — 3000 экз. — ISBN 5-17-024904-7.

Отрывок, характеризующий Подводные лодки типа «Крейсерская»

– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».