Питуа, Жан-Батист

Жан-Батист Питуа
Jean-Baptiste Pitois
Имя при рождении:	Жан-Батист Питуа
Дата рождения:	15 мая 1811(1811-05-15)
Место рождения:	Ремирмон (Франция)
Дата смерти:	12 июля 1877(1877-07-12) (66 лет)
Место смерти:	Лион (Франция)
Страна:	Франция
Направление:	оккультист, таролог, астролог, писатель
Оказавшие влияние:	Эттейлла

Жан-Бати́ст Питуа́ (фр. Jean-Baptiste Pitois; 15 мая 1811, Ремирмон, Франция — 12 июля 1877, Лион, Франция), известный также как Поль Кристиа́н — французский оккультист и таролог, писатель, библиограф.

Биография

Жан-Батист Питуа родился 15 мая 1811 года в городе Ремиремон во Франции. Первоначально он готовился принять духовный сан и в 1828 году провёл несколько месяцев в монастыре траппистов, однако покинул его, не ощущая склонности к монашеской жизни. Вскоре он покинул Францию и следующие несколько лет провёл в путешествиях; точной информации о его деятельности в этот период нет, а имеющаяся слишком сомнительна.

Вернувшись в Париж в 1836 году, Питуа занялся литературной деятельностью и журналистикой. В частности, он написал несколько книг об истории Парижа, в том числе в соавторстве с Шарлем Нодье. Примерно в это время он взял себе псевдоним «Поль Кристиан» (Paul Christian).

В 1839 году Жан-Батист Питуа был назначен библиотекарем при министерстве народного просвещения Франции. Ему, в частности, было поручено составить опись книг, изъятых из монастырей во время Великой Французской революции. В процессе работы он увлёкся обнаруженными трактатами по оккультизму и занялся изучением «тайных наук».

В 1843-1844 годах принимал участие в военной кампании в Алжире и Марокко, о чём впоследствии оставил воспоминания.

Около 1850 года Жан-Батист Питуа, продолжавший свои занятия оккультизмом, познакомился с известным французским мистиком Элифасом Леви и стал его учеником. Идеи Леви впоследствии оказали заметное влияние на творчество Поля Кристиана.

На протяжении 1860-х и 1870-х годов Питуа опубликовал несколько трудов по оккультизму и книг по истории под псевдонимом «Поль Кристиан». Он умер в Лионе 12 июля 1877 года.

Основные произведения

• «Красный человек из Тюильри» (1863). Книга содержит изложение астрологической системы, изобретённой самим Питуа и основанной на герметической традиции.
• «История магии» (1870). Фундаментальный семитомный труд, посвящённый магическим традициям различных народов, а также содержащий изложение собственных концепций Кристиана. Помимо информации по нумерологии и астрологии, книга содержала отдельный том, посвящённый картам Таро (этот том позднее издавался отдельно под названием «Мистерии пирамид»). Питуа связывал возникновение карт Таро с древнеегипетскими ритуалами инициации, в связи с чем создал свой вариант колоды (т. н. Египетское Таро). Кроме того, в своём труде он впервые ввёл понятие «аркан», дал каждой из карт уникальное название и фактически заложил основы их толкования в европейском оккультизме. Идеи о связи современных Кристиану оккультных течений с мистикой Древнего Египта, изложенные в «Истории магии», позже оказали существенное влияние на членов ордена «Золотой Рассвет».

Ссылки

[green-door.narod.ru/egtrad1.html Биография Поля Кристиана на сайте, посвящённом Египетскому Таро]

Отрывок, характеризующий Питуа, Жан-Батист

Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.