Ангельская иерархия
Поделись знанием:
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
(перенаправлено с «Силы»)
Ангельская иерархия в ангелологии — упорядоченное представление гармонического единства мира ангелов, в христианстве в частности разработанное на основе принципа триадического построения.
Содержание
Иудаистические ангельские иерархии
Благодаря тесным контактам еврейского народа в древности с Вавилонией и её системой «верхних» и «нижних» духов, приток новых элементов в еврейскую ангелологию можно проследить. Это подтверждается раввинской традицией: «Имена ангелов были принесены евреями из Вавилона» (Иерусалимский Талмуд, Рош Хашана I, 2; Берешит рабба, 48).
Свои иерархии постбиблейские богословы строили уже на обширной мифологии, изложенной в Танахе, Талмуде, обширной апокрифической и раввинистической литературе, а также традиционной иудейской литургии. Ангельские существа классифицировались в различные иерархии:
Маймонид в «Мишней Тора» или «Яд ха-Хазака: Йесодех ха-Тора» (раздел «Основы Торы» II, 7) насчитывает десять ангельских чинов, начиная с наивысшего[1][2][3]:
| Ранг | Ангельский чин (наименования во мн.ч.) | Наименование на др. еврейском | Традиционный перевод | Источник, примечание |
|---|---|---|---|---|
| 1 | хайот ха-кодеш | חיות הקדש | «святые живые создания» | Иез. 1 и Иез. 10 |
| 2 | офаним | אופנים | «колёса» | Иез. 1:15—20; Иез. 10:12—13; 1 Енох 71:7; 3 Енох 1:8; 3 Енох 7:1; 3 Енох 25:5—6 и т. д. |
| 3 | арелим | אראלים | «доблестные, мужественные» | Ис. 33:7 |
| 4 | хашмалим | חשמלים | «янтарные, электрические (?)» | Иез. 1:4, см. Раши к Иез. 1:4, объясняются в Талмуде (Талмуд, трактат Хагига 13b), как Хайот, которые иногда молчат (Хаш), и иногда говорят (маллел) — «они молчат кода слово исходит от Святого, благословен Он! они говорят, когда Он перестает говорить» |
| 5 | серафим | שרפים | «пылающие, горящие» | Ис. 6:1—8; 1 Енох 20:7; 1 Енох 60:10; 1 Енох 70:7 |
| 6 | малахим | מלאכים | «вестники, посланники» | Быт. 16:07; Быт. 28:12 |
| 7 | элохим | אלהים | «благочестивые существа, „боги“» | Быт. 32:31; Пс. 82:6, см. Мидраш Раба на Быт. 78:3 |
| 8 | бне элохим | בני האלהים | «сыны благочестивых существ» | Быт. 6:2; Иов. 1:6; Иов. 38:7, Пс. 29:1 |
| 9 | керувим | כרבים | «подобные цветущей юности» | Быт. 3:24; Исх. 25:22; Иез. 10:7—15, см. Талмуд, трактат Хагига 13b |
| 10 | ишим | אשים | «человекоподобные» | Быт. 18:2; Быт. 32:25—33; Быт. 37:15; 1Цар. 10:6; Иез. 10:6; Дан. 10:5 |
В каббале иерархия ангелов, праотцов и сфирот образует Древо Жизни: Михаил — Авраам — хесед, Гавриил — Исаак — гвура, Рафаил — Иаков — тиферет.
В книге «Бахир» (§§ 8, 166) вводятся понятия цура (форма) и кома (структура, тело) и чины манхигим (лидеры) и пкидим (служители). А «Зогар» (на Книгу Исход, гл. Бо, 43а) вводит категории таршишим и шинанним и использует иной порядок иерархии:
| Ранг | Ангельский чин (наименования во мн.ч.) | Наименование на др. еврейском | Ангельские князья, возглавляющие чин | Источник, примечание |
|---|---|---|---|---|
| 1 | арелим | אראלים | с Михаэлем во главе | |
| 2 | ишим | אשים | с Цефаньяху во главе | |
| 3 | бней элохим | בני האלהים | с Хофниэлем во главе | |
| 4 | малахим | מלאכים | с Уриэлем во главе | |
| 5 | хашмалим | חשמלים | с Хашмалом во главе | |
| 6 | таршишим | תרשישים | с Таршишем во главе | Дан. 10:6; см. Талмуд, трактат Хулин 91b, «блистающие» |
| 7 | шинанним | שיננים | с Задкиэлем (Цадкианом) во главе | Пс. 68:18 |
| 8 | керувим | כרובים | с Керувом во главе | |
| 9 | офаним | אופנים | с Рафаэлем во главе | |
| 10 | серафимы | שרפים | с Йехоэлем (Иаэлем) во главе |
Авраам бен Исаак из Гранады в своем труде «Берит Менуха» («Завет покоя»; ок. 1391—1409), высоко оцененном Ицхаком Лурией, приводит свою классификацию, опять же отличную от ранее разработанных, с другим порядком:
| Ранг | Ангельский чин (наименования во мн.ч.) | Наименование на др. еврейском | Ангельские князья, возглавляющие чин |
|---|---|---|---|
| 1 | малахим | מלאכים | |
| 2 | эрелим | אראלים | |
| 3 | серафим | שרפים | |
| 4 | хайот | חיות | |
| 5 | офаним | אופנים | |
| 6 | хашмаллим | חשמלים | с Самаэлем во главе |
| 7 | элим | אלים | |
| 8 | элохим | אלהים | |
| 9 | бене элохим | בני האלהים | |
| 10 | ишим | אשים |
В «Массехет Ацилут» десять чинов ангельских даны в нижеследующем порядке. А возглавляющие эти чины ангельские князья — это ангелы созданные первыми, и над ними поставлен Метатрон — Енох, преобразованный из плоти и крови в пылающий огонь.
| Ранг | Ангельский чин (наименования во мн.ч.) | Наименование на др. еврейском | Ангельские князья, возглавляющие чин |
|---|---|---|---|
| 1 | серафим | שרפים | с Самуэлем (Кемуэлем) или Йехоэлем во главе |
| 2 | офаним | אופנים | возглавляемые Рафаэлем и Офаниэлем; |
| 3 | керувим | כרובים | с Херувиэлем (Керувиэлем) во главе |
| 4 | шинанним | שיננים | возглавляемые Цедекиэлем и Гавриэлем |
| 5 | таршишим | תרשישים | возглавляемые Таршишем и Сабриэлем |
| 6 | ишим | אשים | с Цефаниэлем во главе |
| 7 | хашмаллим | חשמלים | с Хашмалем во главе |
| 8 | малахим | מלאכים | с Уззиэлем во главе |
| 9 | бене элохим | בני האלהים | с Хофниэлем во главе |
| 10 | арелим | אראלים | с Михаэлем во главе |
Ещё более сложной системой является схема, приведенная в «Соде Раза» (цит. в Ялкут Реувени к Быт. 1:1) и описывающая семь небес с их ангельскими начальниками. Ангелы в этой иерархии распределены по двенадцати градусам вместо десяти.
Христианские ангельские иерархии
Во времена первых веков христианства и вплоть до позднего Средневековья, христианские теологи разработали множество схем ангельских иерархий, выделяя при этом несколько уровней, или ангельских хоров[4][5]. Все эти схемы в той или иной степени основаны на Ветхом и Новом Заветах, в частности такие ангельские чины, как «начальства», «власти», «силы», «господства» и архангелы, неизвестные из традиции иудаизма, основаны на Кол. 1:16, Еф. 1:21, 6:12 и 1Петр. 3:22, 1Фес. 4:16 и Иуд. 9.
Некоторые схемы опирались друг на друга, зачастую расширяя количество ангельских рангов или уменьшая их, другие предлагали совершенно отличные классификации, в том числе с обратным порядком ранжирования. Зачастую многие авторы (например, Афанасий Великий, Григорий Богослов) ограничивались простым перечислением ангельских чинов, не пытаясь их каким-либо образом систематизировать. Часть их этих иерархических построений представлена ниже:
- Псевдо-Климент Римский в «Апостольских постановлениях», (ок. 380):
Трижды подробно перечисляются ангельские чины, но порядки и число их различны, от 9 до 11 чинов, при этом в одном из вариантов приводится их попарная группировка:
- Первый вариант (Апостольские постановления, VII 35. 3)
- серафы (ср.-греч. σεραφίμ, лат. seraphin), херувы (ср.-греч. χερουβίμ, лат. cherubin), ангелы (ср.-греч. άγγελοι, лат. angeli), архангелы (ср.-греч. ἀρχαγγέλοι, лат. archangeli), престолы (ср.-греч. θρόνοι, лат. throni), господства (ср.-греч. κυριότητες, лат. dominationes), начала (ср.-греч. ἀρχαι, лат. principatus), власти (ср.-греч. ἐξουσίαι, лат. virtutes), силы (ср.-греч. δυνάμεις, лат. potestates)
- Второй вариант сгруппированный (Апостольские постановления, VIII 12. 8)
- херувы (ср.-греч. χερουβίμ, лат. cherubin) и серафы (ср.-греч. σεραφίμ, лат. seraphin)
- века (ср.-греч. αιώνες, лат. saecula) и воинства (ср.-греч. στρατιἀς, лат. exercitūs)
- силы (ср.-греч. δυνάμεις, лат. potestates) и власти (ср.-греч. ἐξουσίαι, лат. virtutes)
- начала (ср.-греч. ἀρχαι, лат. principatus) и престолы (ср.-греч. θρόνοι, лат. throni)
- архангелы (ср.-греч. ἀρχαγγέλοι, лат. archangeli) и ангелы (ср.-греч. άγγελοι, лат. angeli)
- Третий вариант (Апостольские постановления, VIII 12. 27)
- ангелы (ср.-греч. άγγελοι, лат. angeli), архангелы (ср.-греч. ἀρχαγγέλοι, лат. archangeli), престолы (ср.-греч. θρόνοι, лат. throni), господства (ср.-греч. κυριότητες, лат. dominationes), начала (ср.-греч. ἀρχαι, лат. principatus), власти (ср.-греч. ἐξουσίαι, лат. virtutes), силы (ср.-греч. δυνάμεις, лат. potestates), воинства (ср.-греч. στρατιἀς, лат. exercitūs), века (ср.-греч. αιώνες, лат. saecula) или вечности (лат. aeterni), херувы (ср.-греч. χερουβίμ, лат. cherubin), серафы (ср.-греч. σεραφίμ, лат. seraphin)
- Григорий Богослов в «Слове 28 О богословии второе», 31 (IV век):
- ангелы (ср.-греч. άγγελοι), архангелы (ср.-греч. ἀρχαγγέλοι), престолы (ср.-греч. θρόνοι), господства (ср.-греч. κυριότητες), начала (ср.-греч. ἀρχές), власти (ср.-греч. ἐξουσίαι), сияния (светлости) (ср.-греч. λαμπρότητας), восхождения (ср.-греч. ἀναβάσεις), умные силы или умы (разумения) (ср.-греч. νοερὰς δυνάμεις, ἢ νόας)
Характерно, что Григорий упоминает именно девять чинов, причем семь идентичны позднейшей системе Псевдо-Дионисия; что же касается имен херувимов и серафимов, то в списке Григория вместо них стоят «светлости» и «восхождения»; он, очевидно, предпочел греческие термины еврейским. Григорий, перечислив категории ангелов, также не пытался выстроить их в какую либо схему, однако такую схему он, видимо, предполагал, и в соответствии с ней одни ангелы получают свет непосредственно от Первой Причины, другие — «иным образом».
- Афанасий Великий в «Первом Послании к Серапиону, епископу тмиусскому», 20: 13 (IV век):
- ангелы, серафимы, херувимы, архангелы, господства, престолы, начала
- Кирилл Иерусалимский в «Тайноводственное поучении пятом», 6 (IV век):
- ангелы (ср.-греч. άγγελοι), архангелы (ср.-греч. ἀρχαγγέλοι), силы (ср.-греч. δυνάμεις), господства (ср.-греч. κυριότητες), начала (ср.-греч. ἀρχαι), власти (ср.-греч. ἐξουσίαι), престолы (ср.-греч. θρόνοι), херувимы (ср.-греч. χερουβίμ), серафимы (ср.-греч. σεραφίμ)
- Амфилохий Иконийский в «Слово I „На Рождество Великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа“», IV (IV век) не приводит конкретного списка (последовательности), однако упоминает следующие ангельские чины:
- херувимы (ср.-греч. Χερουβίμ, лат. cherubim), серафимы (ср.-греч. Σεραφίμ, лат. seraphim), престолы (ср.-греч. θρόνοι, лат. sēdēs), архангелы (ср.-греч. ἀρχαγγέλοι, лат. archangeli), начала (ср.-греч. ἀρχαι, лат. principatus), силы (ср.-греч. δυνάμεις, лат. potestates), власти (ср.-греч. ἐξουσίαι, лат. virtutes)
- Амвросий Медиоланский в «Апология пророка Давида», I 4. 5, 20 (IV век):
- ангелы (лат. angeli) и архангелы (лат. archangeli)
- власти (лат. uirtutes) и силы (лат. potestates) и начала (лат. principatus)
- престолы (лат. throni) и господства (лат. dominationes)
- херувимы (лат. Cherubin) и серафимы (лат. Seraphin)
- Иероним Стридонский (IV век):
- серафимы, херувимы, силы, владычества (господства), престолы, архангелы, ангелы
- Иоанн Златоуст в проповеди 71 «На евангелие от Луки, о драхме, и на слова: „человек некий имел два сына“» (IV век):
- ангелы (ср.-греч. ἀγγελοι), архангелы (ср.-греч. ἀρχαγγελοι), начала (ср.-греч. Ἀρχαι), власти (ср.-греч. Ἐξουσίαι), силы (ср.-греч. Δυνάμεις), престолы (ср.-греч. Θρόνοι), господства (ср.-греч. Κυριότητες), херувимы (ср.-греч. Χερουβὶμ), серафимы (ср.-греч. Σεραφὶμ), первозданный Адам (ср.-греч. Ἀδὰμ τὸν πρωτόπλαστον)
- Псевдо-Дионисий Ареопагит в «О небесной иерархии» (рубеж V—VI вв.):
В трактате «О небесной иерархии» (труд также известен, как «Ареопагитики») впервые даётся наиболее разработанная с теологической точки зрения иерархия, её позднее с незначительными изменениями использовали как основу все последующие авторы. Иерархия Псевдо-Дионисия иллюстрирует пример «возрастания последовательности», с тем, чтобы показать иерархическую важность того или иного ангельского чина.
Псевдо-Дионисий приводит два варианта иерархии, отличающихся порядком следования ангельских чинов. Несоответствие ангельских порядков поясняется позднее богословами в Схолиях к «Ареопагитикам» (PG. 4. Col. 64).
- Первый вариант («О небесной иерархии», 5; «О небесной иерархии», 6, § 2; «О небесной иерархии», 11, § 2)
- Первая степень в обратном порядке: 1. престолы (ср.-греч. θρόνοι), 2. серафимы (ср.-греч. σεραφὶμ), 3. херувимы (ср.-греч. χερουβὶμ)
- Вторая степень: 4. власти (ср.-греч. ἐξουσίαι), 5. господства (ср.-греч. κυριότητες), 6. силы (ср.-греч. δυνάμεις)
- Третья степень в обратном порядке: 7. ангелы (ср.-греч. ἄγγελοι), 8. архангелы (ср.-греч. ἀρχάγγελοι), 9. начальства (начала) (ср.-греч. ἀρχαὶ)
- Второй вариант («О небесной иерархии», 7, § 1; «О небесной иерархии», 8 § 1; «О небесной иерархии», 9, § 1) считается наиболее влиятельным и общепринятым
- Первая степень: 1. серафимы (ср.-греч. σεραφὶμ), 2. херувимы (ср.-греч. χερουβὶμ), 3. престолы (ср.-греч. θρόνοι)
- Вторая степень: 4. господства (ср.-греч. κυριότητες), 5. силы (ср.-греч. δυνάμεις), 6. власти (ср.-греч. ἐξουσίαι)
- Третья сфера: 7. начальства (начала) (ср.-греч. ἀρχαὶ), 8. архангелы (ср.-греч. ἀρχάγγελοι), 9. ангелы (ср.-греч. ἄγγελοι)
- Григорий Двоеслов в «Беседах на Евангелия» 2, Беседа XXXIII, 7 (VI век):
- ангелы (лат. angeli), архангелы (лат. archangeli), власти (лат. virtutes), силы (лат. potestates), начала (лат. principatus), господства (лат. dominationes), престолы (лат. throni), херувимы (лат. cherubim), серафимы (лат. seraphim)
- Исидор Севильский в «Этимологии, или Начала» VII:5 (VII век):
- ангелы (лат. angeli), архангелы (лат. archangeli), престолы (лат. throni), господства (лат. dominationes), власти (лат. virtutes), начала (лат. principatus), силы (лат. potestates), херувимы (лат. cherubim), серафимы (лат. seraphim)
- Псевдо-Исидор Севильский в «О порядке творений» II:2—12 (VII век), чины ангельские располагает в порядке их сотворения Богом:
- 1. серафимы (лат. seraphim), 2. херувимы (лат. cherubim), 3. престолы (лат. throni), 4. господства (лат. dominationes), 5. начала (лат. principatus), 6. силы (лат. potestates), 7. власти (лат. virtutes), 8. архангелы (лат. archangeli), 9. ангелы (лат. angeli),
- Иоанн Дамаскин в «Изложение православной веры» II, 3 (VIII век) следует, впрочем, классификации Псевдо-Дионисия:
- первый класс: шестикрылые Серафимы (ср.-греч. εξαπτέρυγων Σεραφίμ), многоочитые Херувимы (ср.-греч. πολυόμματων Χερουβίμ), святейшие Престолы (ср.-греч. αγιώτατων Θρόνων)
- второй класс: Господства (ср.-греч. Κυριότητες), Силы (ср.-греч. Δυνάμεις), Власти (ср.-греч. Ἐξουσίαι)
- третий класс: Правители (Начала) (ср.-греч. Αρχαι), Архангелы (ср.-греч. Αρχαγγελοι), Ангелы (ср.-греч. Αγγελοι)
- Хильдегарда Бингенская в «Познай пути света, то есть Господа» (Sci vias lucis) I, 6 (1141—1151/1152 годы)
От Псевдо-Дионисия Хильдегарда восприняла девятичинную небесную иерархию, а также идею, что церковная иерархия является отражением высшей небесной иерархии. Однако произведение Хильдегарды представляет альтернативное разделение ангельских хоров на два, пять и снова два, и эти её девять хоров могут являться небесными аналогами составляющих человеческой природы. Ангелы и архангелы означает тело и душу, херувимы и серафимы символизируют знания и любовь к Богу, и пять средних хоров представляют собой пять чувств. Прочие аллегорические детали относятся к воплощению и добродетельной жизни.[6]
- ангелы (лат. Angeli), архангелы (лат. Archangeli),
- власти (лат. virtutes), силы (лат. potestates), начала (лат. principatus), господства (лат. dominationes), престолы (лат. thronorum),
- херувимы (лат. Cherubim), серафимы (лат. Seraphim),
- Фома Аквинский в «Сумма теологии» I: 108 § 5, (1225—1274 годы):
- серафимы (лат. Seraphim) (Ис. 6:1—8), херувимы (лат. Cherubim) (Иез. 10:7—15), престолы (лат. thronorum) (Кол. 1:16),
- господства (лат. dominationes) (Еф. 1:21), власти (лат. virtutes) (Еф. 1:21, 6:12), силы (лат. potestates) (Еф. 1:21), начала (лат. principatus) (Еф. 1:21, 6:12)
- архангелы (лат. Archangeli) (Иуд. 9), ангелы (лат. Angeli) (множество мест писания)
- Данте Алигьери в «Божественной комедии», Рай XXVIII: 99—126 (1308—1321 годы):
- первый круг: серафимы (итал. Serafi), херувимы (итал. Cherubi), престолы (итал. Troni)
- второй круг: господства (итал. Dominazioni), силы (итал. Virtudi), власти (итал. Podestadi)
- третий круг: начала (итал. Principati), архангелы (итал. Arcangeli), ангелы (итал. Angeli)
В конце концов методом сравнительного анализа Ветхого и Нового Заветов, в том числе этимологического и семантического разбора, христианские богословы (при наличии известных вариаций между отдельными авторами) приняли ареопагитскую ангельскую иерархию в следующем (нисходящем) порядке:
- Первая степень (сфера) (по ветхозаветным источникам)
- Вторая степень (сфера) (по новозаветным источникам)
- Третья степень (сфера) (по ветхозаветным и новозаветным источникам)
В трудах Бонавентуры (XIII век) вышеуказанные ангельские степени (сферы) называются, соответственно: «эпифания», «гиперфания» и «ипофания»[7]. При этом чины (хора) второй и третьей сфер его иерархического списка объединяются также и попарно.
Наличие этих пар чинов богослов выводит из их этимологической близости и очевидного для него сходства в описании их функций. Он также разъясняет, как положение, высказанное в 1Петр. 3:22, применяется к этим парам:
- Престолы и Господства
- Начала и Власти
- Архангелы и Ангелы
Первая сфера
В ивр. שׂרף (сара́ф) — ед.ч. «пылающий», «огненный»[8]. Окончание «-им» указывает на мн. ч. (ивр. שׂרפים, читается срафи́м); это различие соблюдается в лат. seraph[us] — seraphi[m], англ. Seraph — Seraphim и т. п. При заимствовании в русском языке форму мн.ч. seraphim восприняли как ед.ч., и уже от неё образовали множественное: серафим — серафимы.
Иногда этимологию углубляют до первоисточника древнееврейского слова — у египтян seref означало «грифон» — именно эта словоформа использована в Чис. 21:6 и Ис. 14:29 для обозначения змееподобной молнии[8]. Собственно серафимы упоминаются только в Ис. 6:2-3, где по тексту они явились взору человека шестикрылыми, двумя крыльями покрывали лица, двумя нижнюю часть тела (ноги), двумя летали, вознося хвалу святости Бога. В ангельской иерархии назначение серафимов также состоит в том, чтобы воплощать святые цели Бога на земле. В библейском словоупотреблении серафимы — чин ангелов, которые поклоняются Богу и служат нуждам людей.
В апокрифической Книге Еноха называется Серафиэль. У него голова орла, но он излучает настолько яркий свет, что никто, даже другие ангелы не могут рассмотреть его[9].
Как и в слове «серафим», окончание «-им» указывает на мн. ч. (ивр. כרובים, читается керуби́м); это различие соблюдается в лат. cherub[us] — cherubi[m], англ. Cherub — Cherubim или Cherubs. При заимствовании в русском языке форму мн.ч. cherubim восприняли как ед.ч., и уже от неё образовали множественное: херувим — херувимы.
Этимологических гипотез несколько, но решающих аргументов в пользу какой-либо одной нет. В Талмуде ивр. כרוב произведено от арам. כרביא — «подобный юноше».[10]. В последней четверти XIX века Фридрих Делич связал эту морфему с kirubu = shedu — ассирийским именем крылатого быка. Ряд ассириологов (Feuchtwang, Teloni, Budge и др.) в 1885 году возразили против этой гипотезы. Позже Делич дал другой вариант связки — «karubu» (великий, могущественный). В 1897 году Karppe, а затем Haupt предположили, что כרוב может быть вавилонским, и тогда оно означает не мощный, а благосклонный, благожелательный, милостивый (синоним 'damḳu')[11].
В библейском представлении херувимы вместе с серафимами наиболее близки Всевышнему. В христианстве второй, следующий после серафимов, ангельский чин.
Престолы — согласно Дионисию: «Богоносные» (Иез 1:15-21; 10:1-17) — на них Господь восседает как на престоле и изрекает Суд Свой.
Вторая сфера
- Господства, ср.-греч. κυριότητες, лат. dominationes (Кол 1:16) — наставляют поставленных от Бога земных властителей мудрому управлению, учат владеть чувствами, укрощать греховные вожделения.
- Силы, ср.-греч. δυνάμεις, лат. potestates (Рим 8:38; Еф 1:21) — творят чудеса и ниспосылают благодать чудотворения и прозорливости угодникам Божьим.
- Власти, ср.-греч. ἐξουσίαι, лат. virtutes (Кол 1:16) — имеют власть укрощать силу дьявола.
Третья сфера
- Начала (архонты), ср.-греч. ἀρχαί, лат. principates (Рим 8:38; Еф 1:21; Кол 1:16) — им поручено управлять Вселенной и стихиями природы.
- Архангелы (начальники ангелов), ср.-греч. ἀρχάγγελοι — Михаил (Откр 12:7) — учители небесные, учат людей, как поступать в жизни.
- Ангелы, ср.-греч. ἀγγελοι — наиболее близки к людям. Они возвещают намерения Божии, наставляют людей к добродетельной и святой жизни. Гавриил (Лук 1:26); Рафаил (Тов 5:4); (Для Псевдо-Дионисия архангел Михаил является «ангелом»); Семь Ангелов с золотыми чашами, наполненными гневом Бога (Откр 15:1); Ангел Бездны Аваддон с цепью и ключом от бездны (Откр 9:1, 11; 20:1); Семь Ангелов с трубами (Откр 8:6).
Исламские ангельские иерархии
В исламе нет стандартизированной иерархической организации ангелов, так как эта тема не затрагивается непосредственно в Коране. Тем не менее, исламским богословам ясно, что существует множество порядков, существующих меж ангелами, определяющих предназначение и конкретные задачи, поставленные пред ними Богом. Некоторые исламские богословы предполагают, что исламские ангелы могут быть сгруппированы по меньшей мере в четырнадцать категорий или даже более. В исламе выделяют следующие группы ангельских существ, сгруппированных по функциональному назначению:
- мукаррабун (иначе мукаррабин, макрибун, араб. الْمُقَرَّبُونَ — «приближенные») (Ан-Ниса [koran.islamnews.ru/?syra=4&ayts=172&aytp=172&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 4:172])
- ангелы вокруг Трона Аллаха:
- хамаля аль-арш (араб. حملة العرش — «те, кто несут Трон») — четыре ангела, несущие Трон Аллаха (Гафир [koran.islamnews.ru/?syra=40&ayts=7&aytp=7&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 40:7]; Аль-Хакка [koran.islamnews.ru/?syra=69&ayts=17&aytp=17&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 69:17])
- карубин (араб. كروبين) — ангелы, окружающие Трон «те, кто рядом»(Аз-Зумар [koran.islamnews.ru/?syra=39&ayts=75&aytp=75&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 39:75])
- хафаза (араб. حفظ — «хранители, защитники, сохраняющие до суда») — стражи, ангелы-хранители (Аль-Анам [koran.islamnews.ru/?syra=6&ayts=61&aytp=61&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 6:61]):
- муаккибат (араб. معقبات — «те, кто следит друг за другом») — ангелы, которые всюду следуют за человеком и защищают его по воле Всевышнего или же отступают, когда Аллах посылает ему испытания по Своей мудрости (Ар-Рад [koran.islamnews.ru/?syra=13&ayts=11&aytp=11&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 13:11]).
- киряман кятибин (араб. كراماً كاتبين — «почтенные писцы») или Атид (араб. عتيد — «готовый») и Ракиб (араб. رقيب — «надсмотрщик») — ангелы-приёмщики, писцы, находящиеся по правое и левое плечо от человека и записывающие каждое его деяние и слово. На основании этих фактических материалов Аллах будет выносить человеку тот или иной приговор в Судный день (Каф [koran.islamnews.ru/?syra=50&ayts=17&aytp=18&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 50:17,18]; Аль-Инфитар [koran.islamnews.ru/?syra=82&ayts=10&aytp=12&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 82:10—12]; Аз-Зухруф [koran.islamnews.ru/?syra=43&ayts=79&aytp=80&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 43:79,80].
- мудаббират (араб. مُدَبِّرَات — «те, кто разбираются с делами») — ангелы, исполняющие повеления Аллаха и следящие за соблюдением Вселенских законов и за постоянством миропорядка (Ан-Назиат [koran.islamnews.ru/?syra=79&ayts=5&aytp=5&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 79:5]).
- муккосимат (араб. مُقَسِّمَات — «те, кто распределяет») — ангелы, распределяющие указания Аллаха (Аз-Зарият [koran.islamnews.ru/?syra=51&ayts=4&aytp=4&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 51:4]).
- ангелы, управляющие природными явлениями и силами, помощники Микала, :
- ангелы семи небес. Ибн Аббас упоминает следующие формы и имена ангелов, ответственных за каждое небо[12]:
- сфера Луны, форма — коровы, ангел — Исмаил;
- сфера Меркурия, форма — орлы, ангел — Микаил (или Шамаил[13]);
- сфера Венеры, форма — стервятники, ангел — Сайдаяил (или Сайид[13]);
- сфера Солнца, форма — лошади, ангел — Салсаил (или Салсафил[13]);
- сфера Марса, форма — гурии, ангел — Калькаил;
- сфера Юпитера, форма — небесные юноши (гулямы) или человекоголовые птицы[13], ангел — Самкхаил;
- сфера Сатурна, форма — люди, ангел — Руфаил (или Бармаил[13]).
- малаикат аль-архам (араб. ملائكة الأرحام — «ангелы утробы» от мн. ч. أرحام — «утроба», «чрево») — ангелы, наблюдающие за утробами матерей и записывающие ещё в утробе пол ребёнка, его удел, срок, судьбу. Как в случае с Ракибом и Атидом, Архам — не имя, а описание ангелов.
- малаикат аль-маут (араб. ملائكة الموت — букв. «вестники смерти») — ангелы-помощники Азраила, приходящие в мир в час, когда Азраил лишает жизни живых существ. Извлекают души из тел умерших[14]:
- назиат (араб. نازعات — «вырывающие») или малаикат аль-азаб (ملائكة العذاب — «ангелы наказания, обреченности») — ангелы, ответственные за сбор душ неверующих в момент их смерти. Жестоки и грубы, с силой вырывают души неверующих из тел (Аль-Анфаль [koran.islamnews.ru/?syra=8&ayts=50&aytp=50&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 8:50]; Ан-Назиат [koran.islamnews.ru/?syra=79&ayts=1&aytp=1&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 79:1]);
- нашитат (араб. نَّاشِطَات — «извлекающие») или малаикат аль-рахмат (ملائكة الرحمة — «ангелы сострадания») — ангелы, отвечающие на покаянные молитвы и забирающие души верующих во время прихода смерти. При заборе душ аккуратно извлекают души верующих из тел (Ан-Назиат [koran.islamnews.ru/?syra=79&ayts=2&aytp=2&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 79:2]; Аль-Мурсалят [koran.islamnews.ru/?syra=77&ayts=3&aytp=3&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 77:3]).
- сабихат (араб. سَّابِحَات — «плывущие») (Ан-Назиат [koran.islamnews.ru/?syra=79&ayts=3&aytp=3&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 79:3]);
- сабикат (араб. سَّابِقَات — «опережающие») (Ан-Назиат [koran.islamnews.ru/?syra=79&ayts=4&aytp=4&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 79:4]).
- хазана-и Джаннат ва Джаханнам — ангелы-стражи рая и ада (Аль-Анам [koran.islamnews.ru/?syra=6&ayts=93&aytp=93&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 6:93]).
- аз-Забания (араб. الزبانية, возможно[15] «стражи» (Аль-Аляк [koran.islamnews.ru/?syra=96&ayts=18&aytp=18&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 96:18])) — 19 ангелов-истопников, «грубые и сильные», наказывающие грешников в аду и поддерживающие адское пламя (Ат-Тахрим [koran.islamnews.ru/?syra=66&ayts=6&aytp=6&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 66:6]; Аль-Муддассир [koran.islamnews.ru/?syra=74&ayts=26&aytp=31&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 74:26—31]);
- хазанат-уль-джанна (араб. خازنات ال جنة) — стражи рая.
- джундалла (араб. جند الله — «солдаты Аллаха») — ангелы-воины, которые даются Аллахом в помощь человеческим войскам, как Благословение и Довольство Аллаха этими людьми (Аль Имран [koran.islamnews.ru/?syra=3&ayts=124&aytp=125&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 3:124,125]; Аль-Анфаль [koran.islamnews.ru/?syra=8&ayts=12&aytp=12&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 8:12]; Ат-Тауба [koran.islamnews.ru/?syra=9&ayts=26&aytp=26&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 9:26]; Аль-Ахзаб [koran.islamnews.ru/?syra=33&ayts=9&aytp=11&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 33:9—11])[16].
- саффат (араб. صافات — «стоящие в ряд») — ангелы, выстраивающиеся в ряды для исправного служения Всевышнему (Ас-Саффат [koran.islamnews.ru/?syra=37&ayts=1&aytp=1&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 37:1]).
- таилят (араб. زَّاجِرَات — «те, кто читает») — ангелы, читающие напоминание (перечитывающие слова, наставления Аллаха) (Ас-Саффат [koran.islamnews.ru/?syra=37&ayts=3&aytp=3&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 37:3]).
- сайяхуны (sayyāḥūn — «странники, путешественники») — ангелы, странствующие по дорогам в поисках групп молящихся и кающихся людей, поминающих Аллаха (Зикр)[12], и исполняющие их просьбы каждую ночь в месяц Рамадан.
- ангелы, оценивающие поступки умерших, известны под именами Мункар и Накир (араб. نكير) и (араб. منكر), внешний вид их описывается, как «вызывающий ужас», а задача их — подробно допросить покойных ещё в их могилах, дабы выделить неверных и правоверных, совершивших большие проступки при жизни. Тем не менее, исламские предания называют ещё два имени ангелов этой категории Мубашир (араб. مبشر) и Башир (араб. بشير), которые опрашивают только не грешивших правоверных[17][18], или приходят в могилу после допроса, осуществленного Мункаром и Накиром, чтобы поздравить ответивших успешно[19].[20] Ряд богословов, например Али аль-Кари, сообщают, что ангелов всё же двое и к грешникам они приходят в виде Мункара и Накира, дабы мучить их, а к праведникам в виде Мубашира и Башира для благословения.
- аль-укуль уль-ашара (араб. العشرة العقول букв. «десять разумов») — согласно суфийским представлениям (см. «Гийяс аль-Лугат» (XIX век) и ему подобные трактаты), десять ангелов, которые были созданы Господом в следующем порядке: во-первых, Аллах создал первого ангела, который затем создал первое небо и второго ангела, этот второй ангел затем создал второе небо и третьего ангела, и так далее, пока не были созданы девять небес и десять ангелов. Затем десятый ангел, по приказу Бога, создал весь мир.[21]
Ангельская иерархия в оккультизме
Английский оккультист Френсис Баррет в книге «Маг, или Полная система оккультной философии», Глава XIX, стр. 112 (1801 год), испытавшей сильное влияние «Оккультной философии» Агриппы, и «Гептамерона» Пьетро д'Абано и являющейся по сути компиляцией более ранних оккультных и мистических трудов, увеличил количество ангельских чинов до тринадцати, добавив три позиции из классификации христианских ликов святости:
- серафимы (англ. Seraphim), херувимы (англ. Cherubim), престолы (англ. Thrones)
- господства (англ. Dominations), силы (англ. Powers), власти (англ. Virtues)
- начала (англ. Principalities), архангелы (англ. Archangels), ангелы (англ. Angels)
- непорочные (англ. Innocents), мученики (англ. Martyrs), исповедники (англ. Confessors)
Согласно христианской каббале в интерпретации Герметического Ордена Золотой Зари, существует десять архангелов, каждый из них — командир одного из десяти хоров ангельских и соответствуют одной из сфирот Древа Жизни. Эта иерархия — переосмысление собственно иудаистических классификаций:
| Ранг | Ангельский хор (наименования во мн.ч.) | перевод названия | Архангел — глава | Сфира |
|---|---|---|---|---|
| 1 | хайот-ха-кодеш | «святые животные» | Метатрон | Кетер |
| 2 | офаним | «колёса» | Разиэль | Хохма |
| 3 | эрелим | «бесстрашные» | Цафкиэль | Бина |
| 4 | хашмалим | «сияющие, янтарные» | Цадкиэль | Хесед |
| 5 | серафим | «пылающие» | Хамаэль | Гевура |
| 6 | малахим | «вестники, ангелы» | Рафаэль | Тиферет |
| 7 | элохим | «благочестивые существа» | Уриэль | Нецах |
| 8 | бене элохим | «сыны благочестивых существ» | Михаэль | Ход |
| 9 | керувим | Габриэль | Йесод | |
| 10 | ишим | «люди» (человекоподобные существа, фонетически похоже на огонь) | Сандальфон | Малхут |
Напишите отзыв о статье "Ангельская иерархия"
Примечания
- ↑ Maʼamar ha-yiḥud leha-Rambam: (Abhandlung über die Einheit) / Aus dem Arab. des Moses B. Maimonides hebraeisch. v. Isaak B. Natan. Zum ersten Mal herausgegeben, nebst … Erlaeuterungen … von M. Steinschneider. Nebst einem Sendschreiben an d. Herausgeber von S.L. Rapoport. — Berlin: L. Weyl 1846. — S. 10. — 40, xiv S.
- ↑ Jellinek A., Beiträge zur Geschichte der Kabbala. Heft 1—2. — Leipzig: C.L. Fritzsche, 1852. — Heft. 1. — S. 61, note. — (2), iv, (2), 80 S.
- ↑ Bacher W., Bibelexegese Moses Maimuni’s. — Strassburg i. E. : K.J. Trübner, 1897. — S. 69. — xv, 176 S.
- ↑ Angelic Spirituality: Medieval Perspectives on the Ways of Angels / Translated and introduced by Steven Chase; preface by Ewert H. Cousins. — New York: Paulist Press, 2002. — P. 264. — xxiii, 375 p. — (Classics of Western Spirituality). — ISBN 978-0-8091-3948-4.
- ↑ Thomas Aquinas. Selected writings / Edited and translated with an introduction and notes by Ralph McInerny. — London; New York: Penguin Books, 1998. — P. 841. — xxxviii, 841 p. — (Penguin classics). — ISBN 978-0-14-043632-7.
- ↑ Hildegard of Bingen. Scivias / Translated by Columba Hart and Jane Bishop; introduced by Barbara J. Newman; preface by Caroline Walker Bynum. — New York: Paulist Press, 1990. — P. 30. — x, 545 p. — (Classics of Western Spirituality). — ISBN 0-8091-3130-7, ISBN 978-0-8091-3130-3.
- ↑ 1 2 [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_colier/5467/Серафимы Серафимы] // Энциклопедия Кольера.
- ↑ Davidson. Gustav. A Dictionary of Angels, Including The Fallen Angels. — 1967. — P. 267.
- ↑ Талмуд, Сукка 5б
- ↑ Emil G. Hirsch, W. Muss-Arnolt, J. Frederic McCurdy, Louis Ginzberg. [www.jewishencyclopedia.com/view.jsp?artid=434&letter=C Cherub] // The Jewish Encyclopedia.
- ↑ 1 2 Murata S., [books.google.ru/books?id=Ncz9AQAAQBAJ&pg=PA328&dq=They+have+withdrawn+into+the+precinct+of+Holiness+and+turned+their+attention&hl=ru&sa=X&ei=8R7wUvOBKeWwywPL6YKoDA&ved=0CCoQ6AEwAA#v=onepage&q=They%20have%20withdrawn%20into%20the%20precinct%20of%20Holiness%20and%20turned%20their%20attention&f=false The Angels] // Islamic Spirituality: Foundations. Vol. III. / Edit. Seyyed Hossein Nasr. — New York, NY: The Crossroads Publishing Co., 1987. — P. 238. — 450 p. — (World spirituality : an encyclopedic history of the religious quest, Vol. 19). — ISBN 0-8245-0767-3
- ↑ 1 2 3 4 5 Seyyed Hossein Nasr. [books.google.ru/books?id=WNVcAgAAQBAJ&pg=PA17&lpg=PA17&dq=Salsafil+Kalka'il&source=bl&ots=O3hZgq3KEh&sig=uyqnyhjdbpCxrjWx61tt2Gx-H6w&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjA7MuhxJnLAhXMCCwKHbsJAZAQ6AEIHTAA#v=onepage&q=Salsafil%20Kalka'il&f=false Cosmography in PreIslamic and Islamic Persia The Question of the Continuity of Iranian Culture] // The Islamic Intellectual Tradition in Persia / Ed. by Mehdi Amin Razavi. — London—New York: Routledge, 2013. — P. 17. — 392 p. — ISBN 978-0-700-70314-2.
- ↑ Ибн Касир. Тафсир ал-Кур’ан ал-‘Азим. Т. 1—4. — Каир, б. г. — Т. 2. — С. 141
- ↑ Малаика // Ислам: энциклопедический словарь / Отв. ред. С. М. Прозоров. — М.: Наука, 1991. — С. 154. — 315 с. — ISBN 5-02-016941-2
- ↑ Muhalawi H., [books.google.ru/books?id=ynVdV47kAfkC&lpg=PP1&vq=Jundullah&hl=ru&pg=PP6#v=onepage&q=Jundullah&f=false Tempat-tempat Bersejarah Dalam Kehidupan Rasulullah]. — Jakarta: Gema Insani Press, 2005. — P. 25—26. — xii, 300 hlm. — ISBN 979-56-0058-3
- ↑ Munir Ahmad Mughal. Code for Believers. — Lahore: Islamic Book Foundation, 1987. — P. 22. — 184 p. — (IBF publication, № 92). — ISBN 96-942-4092-1.
- ↑ Muhammad Diyab al-Atlidi. The Martyrdom of Sald-ibn-Jubair // [books.google.ru/books?id=Xy0OAAAAIAAJ&pg=PA185&dq=Mubashir+and+Bashir+Angels&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjx6bq5j6XLAhWrFJoKHdkkAYQQ6AEIHjAA#v=onepage&q=Mubashir%20and%20Bashir%20Angels&f=false Ilâm-en-nâs: Historical Tales and Anecdotes of the Time of the Early Khalifahs] / Transl. from the arabic and annot. by Mrs. Godfrey Clerk. — London: Henry S. King & Company, 1873. — P. 185. — XVIII, 296 p.
- ↑ Indian Christian spirituality. / Edit. by D. S. Amalorpavadass. — Bangalore, India: National Biblical Catechetical and Liturgical Centre, 1982. — P. 191. — 384 p.
- ↑ Gardet L. L'Islam, Religion et Communauté. — Paris: Desclée De Brouwer, 1970. — P. 86. — 496 p. — (Foi vivante, 127).
- ↑ Hughes T. P., A Dictionary of Islam. — New Delhi: Asian Educational Services, 1996. — P. 655. — 762 p. — ISBN 81-206-0672-8
См. также
Литература
- Дионисий Ареопагит [vehi.net/areopagit/nebesnaja.html О небесной иерархии].
- Иванов М. С. [www.pravenc.ru/text/166339.html Ангелология] // Православная энциклопедия. — М., 2006. — Т. 2. — С. 300—306. — ISBN 5-89572-017-X.
- Архистратиг Михаил и непобедимое воинство небесное. Акафист. Молитвы. Чудеса. М.: Даръ, 2009.
- Архистратиг Михаил и непобедимое воинство небесное. Издательство «Духовное преображение», 2006.
- Бенчев И. Иконы Ангелов. Образы небесных посланников. М.: Интербук-бизнес, 2007
- Бриллиантов А. И. Влияние восточного богословия на западное в произведениях Иоанна Скота Эригены. СПб., 1898
- Бриллиантов А. И, Иоанн Скот Эригена и его отношение к богословию восточному и западному. СПб., 1898.
- Бриллиантов А. И, К вопросу о философии Эригены. Ответ г. проф. В. С. Серебреникову. СПб., 1899.
- Воскресенский Александр, протоиерей. Слово в день Собора Архангела Гавриила // Журнал Московской Патриархии. 1977. № 3. С. 29-30.
- Глушаков Алексий, протоиерей. «Ангела мирна, верна наставника, хранителя душ и телес наших у Господа просим» // Журнал Московской Патриархии. 1973. № 11. С. 43-44.
- Зернов М., священник. Победа света над тьмой (к церковному празднику в честь ангелов) // Журнал Московской Патриархии. 1944. № 11. С. 32-33
- Книга ангелов: Антология христианской ангелологии. СПб.: Амфора, 2005.
- Матвеевский П., священник. Мнения святых отцов и учителей Церкви о природе духов // Странник. 1864. № 11.
- Мир ангелов и демонов и его влияние на мир людей. Православное учение о добрых и злых духах. М.: Даръ, Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2008.
- Небесный Архистратиг. Чудеса и явления Архангела Михаила. М.: Русскiй Хронографъ, 2010.
- Небесных воинств Архистратизи… Каноны, акафисты, молитвы. Свято-Успенская Почаевская Лавра, 2001.
- Невидимый мир Ангелов. (Чудесные явления Ангелов людям, участие Ангелов-Хранителей в жизни человека, явления и чудотворения святых Архангелов). Сост. А. В. Фомин. М.: Новая Мысль, 2010.
- Озерецкий П. Воззрения древнерусского народа на ангелов и злых духов // Руководство для сельских пастырей. 1867. Т. 1. № 16.
- Палладий, епископ Ижевский и Удмуртский. «Святый Ангеле Божий, моли Бога о мне» // Журнал Московской Патриархии. 1991. № 11. С. 42-43.
- Парвов А., священник. О благодетельном отношении святых ангелов к роду человеческому // Странник. 1863. № 11.
- Переспелов И. Поучение в храмовый праздник — в честь св. Архистратига Божия Михаила // Пензенские епархиальные ведомости. 1869. № * Поляков Сергий, священник. Собор Честных Небесных Сил бесплотных // Журнал Московской Патриархии. 1992. № 11/12. С. 54.
- Потелещенко Николай, протоиерей. Слово в день Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил Бесплотных // Журнал Московской Патриархии. 1981. № 11. С. 42-44.
- Праздник в честь архистратига Михаила и народные представления, соединяемые с именем архистратига // Руководство для сельских пастырей. 1899. Т. 3. № 46.
- Размышления об Ангеле хранителе. Издательство «Неугасимая лампада», 2007.
- Святые отцы об ангелах // Журнал Московской Патриархии. 1984. № 11. С. 48.
| |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Первая ступень, хор, лик или сфера (упорядочивание космоса) |
1. Серафимы (лат. seraphim; др.-евр. s'rafím), свет и тепло; духи любви. |
| |||
| Вторая ступень (формирование материи и форм мира) |
4. Господства (лат. dominationes; др.-греч. kyriotētes; κυριότης), духи мудрости, Юпитер. | ||||
| Третья ступень (развитие и пробуждение человечества) |
7. Начала (лат. principatūs; др.-греч. archai; ἀρχαι), духи личности и времени, Меркурий. | ||||
Отрывок, характеризующий Ангельская иерархия
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
