Хайреддин-паша
Хайреддин-паша<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 22 октября 1873 — 21 июля 1877 | |||
| Предшественник: | Мустафа Хазнадар | ||
| Преемник: | Мохаммед Хазнадар | ||
| |||
| 4 декабря 1878 — 29 июля 1879 | |||
| Предшественник: | Мехмед Савфет-паша | ||
| Преемник: | Ахмед Аарифи-паша | ||
| Рождение: | 1819 | ||
| Смерть: | 1890 Стамбул | ||
Хайреддин-паша (خير الدين باشا) или Тунуслу Хайреддин-паша (абхазское имя: Хаиреҭтин Лам-Иҧа) (خير الدين التونسي) (1819—1890) — османский государственный деятель, великий визирь османского Туниса (1856), автор тунисской конституции (1861), великий визирь Османской империи (1879). черкесского происхождения[1].
Биография
Отец Хайреддина Хасан Тлаш[2] погиб в русско-черкесской войне [3], когда Хайреддин был ещё ребёнком. В Стамбуле его встретил военный судья Ташин-бей, который перевёз мальчика в загородное имение в Канлыджа. Там Хайреддин стал партнёром по играм сына Ташин-бея, и благодаря этой близости к сыну бея получил хорошее образование, изучив турецкий язык (и, возможно, французский). Однако мальчик скончался, так и не став взрослым, и Ташин-бей продал 17-летнего черкеса послу правителя Туниса Ахмед-бея.
Около 1840 года Хайреддин появился при дворе Ахмед-бея во дворце Бардо, и стал обучаться в недавно созданной беем военной академии, где хорошо научился говорить по-арабски и по-французски. Вскоре способный юноша был замечен при дворе, и стал доверенным лицом Ахмед-бея. В 1846 году Хайреддин сопутствовал бею вместе с немногочисленным кругом других приближённых во время его двухмесячного государственного визита во Францию. Впоследствии он не раз выполнял различные дипломатические поручения бея, а также поднимался вверх в иерархии элитной части тунисской армии — кавалерии.
В 1853 году Хайреддин стал главнокомандующим тунисской кавалерии и адъютантом бея. Вскоре после этого он был послан в Париж, чтобы договориться о займе для правительства бея, и провёл во Франции четыре года. Помимо переговоров, Хайреддин занимался самообразованием, и стал хорошо разбираться в принципах западного общества, промышленности и финансах. В 1855 году Ахмед-бей скончался.
В 1857 году Хайреддин стал морским министром Туниса. Рост средиземноморской торговли привёл к необходимости заняться расширением портов Туниса, Хальк-эль-Уэда и Сфакса. Распространявшиеся на Тунис капитуляции Османской империи привели к тому, что иностранцы стали обладать правом экстерриториальности, что осложняло дела. Рост иммиграции в Тунис вызвал идею введения паспортов, что также могло способствовать борьбе с контрабандой. Распространение эпидемий привело к необходимости развития санитарной службы. Все эти дела стали входить в компетенцию морского министра, всем этим занимался Хайреддин.
В 1861 году в Тунисе была введена конституция, учредившая законодательный Меджлис аль-Акбар (Большой совет), и бей назначил Хайреддина его президентом. Однако мощная оппозиция и фракционная борьба вскоре сделали работу невозможной, а так как противодействие реформам возглавлял великий визирь Мустафа Хазнедар, на дочери которого Хайреддин хотел жениться, то в 1862 году он предпочёл добровольно покинуть этот пост.
Примерно в 1862 году Хайреддин женился на своей первой жене, Джанине, которая была племянницей бея (дочерью его сестры и великого визиря Мустафы Хазнадара). У них было два сына и дочь, однако сын и жена умерли в 1870 году. Год спустя после смерти первой жены Хайреддин женился на двух сёстрах-турчанках, у каждой из которых в 1872 году родилось по сыну. Однако Хайреддин предпочёл развестись с ними ради женитьбы на Камар-ханым, у которой от него родились два сына и дочь.
Смерть первой жены привела к разладу между Хайреддином и его тестем, великим визирем Мустафой Хазнадаром. Ещё в 1867 году Хайреддин написал книгу, в которой сравнивал европейские и мусульманские страны, и предлагал пути реформирования страны, и эта книга вызвала отторжение у консервативной части элиты, к которой принадлежал и великий визирь. Однако в 1873 году бей ас-Садык назначил Хайреддина великим визирем, и тот получил возможность реализовать свои идеи на практике.
В 1877 году Хайреддин потерял пост в тунисском правительстве, и с этого времени ему стали поступать предложения из Стамбула о вхождении в состав правительства Оттоманской Порты. Так как в тунисском правительстве собрались его враги, он принял султанское предложение, и перебрался в Стамбул, распродав собственность в Тунисе. В 1878 году он работал в комиссии по реформе финансов, и, завоевав доверие султана, в конце года был назначен великим визирем Османской империи. Заняв этот пост, он начал протестовать против вмешательства дворцовой камарильи в государственные дела и ратовал за необходимость улучшения управления империей. Султан Абдул-Хамид II предпочёл избавиться от столь радикально настроенного сановника, и уже через полгода Хайреддин-паша был смещён с поста великого визиря. Правда, в 1882 году ему вновь было предложено стать великим визирем, но он отказался.
В последние годы жизни Хайреддин-паша занимался написанием меморандумов, в которых предлагал различные пути улучшения работы государственного аппарата.
Напишите отзыв о статье "Хайреддин-паша"
Примечания
Отрывок, характеризующий Хайреддин-паша
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!
Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
