Чандарлы Ибрагим-паша (Младший)
| Чандарлы Ибрагим-паша тур. Çandarlı İbrahim Paşa | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1498 — 1499 | |||
| Монарх: | Баязид II | ||
| Предшественник: | Херсекли Ахмед-паша | ||
| Преемник: | Месих-паша | ||
| Рождение: | 1429 | ||
| Смерть: | 1499 | ||
| Род: | Чандарлы | ||
| Отец: | Чандарлы Халил-паша | ||
Чандарлы Ибрагим-паша, так известен как Чандарлы Ибрагим-паша Младший (тур. Çandarlı İbrahim Paşa, 1429—1499) — великий визирь Османской империи (1498—1499).
Биография
Представитель знатной и влиятельной семьи Чандарлы. Сын великого визиря Чандарлы Халил-паши (1439—1453), казненного в 1453 году по приказу османского султана Мехмеда II Фатиха.
Вначале Чандарлы Ибрагим-паша был назначен кади (судьей) в Адрианополе (1453), затем стал кадиаскером (военным судьей) в Амасье (1465). Также Ибрагим-паша был назначен воспитателем («Лала») будущего султана Баязида II. В 1485 году Чандарлы Ибрагим-паша был назначен кадиаскером в Румелии, в 1486 году — третий визирь, а в 1487 году — второй визирь в диване. В 1498 году Чандарлы Ибрагим-паша был назначен великим визирем Османской империи.
Скончался в 1499 году в военном лагере во время битвы с венецианцами при Зонкьо. Был похоронен в Изнике.
|
Это заготовка статьи об Османской империи. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Напишите отзыв о статье "Чандарлы Ибрагим-паша (Младший)"
Отрывок, характеризующий Чандарлы Ибрагим-паша (Младший)
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
