Фургач, Ахмед Иззет

Ахмед Иззет Фургач тур. Ahmed İzzet Furgaç<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Ахмед Иззет-паша в 1913 году</td></tr>
Великий визирь Османской империи
14 октября 1918 года — 8 ноября 1918 года
Монарх:	Мехмед VI
Предшественник:	Талаат-паша
Преемник:	Ахмед Тевфик-паша
Рождение:	1864(1864) Монастир, Османская империя
Смерть:	31 марта 1937(1937-03-31) Стамбул, Турция
Награды:

Ахмед Иззет Фургач (тур. Ahmed İzzet Furgaç, 1864—1937), также известный как Ахмед Иззет-паша — один из последних великих визирей Османской империи.

Ахмед Иззет родился в 1864 году в городе Монастир (совр. Битола в Республике Македония) в высокопоставленном семействе. В 1884 году окончил военное училище, годом позже — военную академию, в 1891—1894 годах продолжил военное образование в Германии. По возвращении служил в Македонии (во время греко-турецкой войны 1897 года), Сирии и Хиджазе, став бригадным генералом в 1903—1906 годах участвовал в подавлении восстания в Йемене.

В 1908 году после Младотурецкой революции Ахмед Иззет-паша был назначен начальником Генерального штаба, и оставался в этой должности до 1914 года. Он сыграл важную роль в модернизации Османской армии при помощи германских консультантов. В 1911—1912 году Ахмед Иззет-паша находился в Йемене, занимаясь подавлением восстания. Он вернулся в Стамбул в 1913 году в последние дни Первой Балканской войны, и возглавил армию во время боёв на Чаталджинской укреплённой линии. После того, как 11 июня 1913 года был убит Махмуд Шевкет-паша, Ахмед Иззет-паша стал вместо него военным министром. Совершённые им кадровые перестановки, проведённые без согласия партии «Единение и прогресс», привели к тому, что в январе 1914 года он был вынужден уйти в отставку.

Когда в результате Балканских войн была провозглашена независимость Албании, то Ахмед Иззет рассматривался в качестве одного из кандидатов на роль князя нового государства, но в итоге выбор великих держав пал на немца Вильгельма Вида.

Ахмед Иззет-паша был противником вступления Османской империи в Первую мировую войну, и поэтому в 1914-15 годах не занимал важных военных постов, и лишь в 1916 году был назначен командующим Второй армией, воевавшей на Кавказском фронте, где она понесла тяжёлые потери в результате русского наступления.

После того, как 7 октября 1918 года правительство Талаат-паши ушло в отставку, Ахмед Иззет-паша был назначен великим визирем. Как раз перед этим турецкая армия понесла тяжёлые потери в Палестине, был сдан Дамаск, капитулировала Болгария. Было очевидно, что война проиграна, и до её конца осталось уже недолго. Партия «Единение и прогресс» была распущена, и в своё правительство Ахмед Иззет взял лишь тех её бывших членов, кто не был связан с военными преступлениями. 30 октября 1918 года было подписано Мудросское перемирие. 3 ноября члены де-факто правившего страной всю войну триумвириата — Энвер-паша, Талаат-паша и Джемаль-паша — тайно бежали за границу. Кабинет Ахмеда Иззет-паши был обвинён в том, что он не смог предотвратить их побег, и 8 ноября 1918 года пал, пробыв у власти всего 25 дней. Большую часть из этих 25 дней сам Ахмед Иззет провёл в постели, болея «испанкой».

19 мая 1919 года султан назначил Ахмеда Иззета военным министром. Он сделал всё возможное для создания новой боеспособной армией. Когда Мустафа Кемаль организовал в Анкаре новое турецкое правительство, то Ахмед Иззет вместе с бывшим великим визирем Мехмедом Феридом 5 декабря 1920 года встретились с ним в Биледжике, пытаясь снять все противоречия путём переговоров, однако Мустафа Кемаль задержал их, и они провели три месяца в Анкаре. Когда в 1921 году Ахмед Иззет вернулся в Стамбул, то был назначен министром иностранных дел, и оставался в этой должности вплоть до ликвидации Османского правительства 4 ноября 1922 года. Из-за того, что он предпочёл службу султану предложению занять любую должность в правительстве в Анкаре, его раскритиковал Мустафа Кемаль-паша, и до самой смерти Ахмеда Иззета называли «защитником халифата».

После образования Турецкой республики Ахмед Иззет ушёл в отставку. Когда в ходе реформ Ататюрка в Турции ввели фамилии, то он взял себе фамилию «Фургач».

Ссылки

• [www.turkeyswar.com/whoswho/who-ahmetizzet.htm Ahmet İzzet Paşa (Furgaç) ]

Отрывок, характеризующий Фургач, Ахмед Иззет

– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.