Али Рыза-паша

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Али Рыза
тур. Ali Rıza<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Великий визирь Османской империи
14 октября 1919 — 2 марта 1920
Монарх: Мехмед VI
Предшественник: Дамат Мехмед Ферид-паша
Преемник: Салих Хулуси-паша
 
Рождение: 1860(1860)
Стамбул, Османская империя
Смерть: 1932(1932)
 
Военная служба
Принадлежность: Османская империя Османская империя
Звание: Мушир
Сражения: Балканские войны

Али Рыза-паша (тур. Ali Rıza-paşa, 1860—1932) — один из последних великих визирей Османской империи.

Отец — майор жандармерии Тахир-эфенди. В 1886 году окончил Военное училище Мектеб-и Харбие (ныне Kara Harp Okulu), с 1897 работал в военном министерстве, далее занимал различные военные и административные должности.

В 1903 году был назначен губернатором в Монастир. Так как во время его нахождения в должности в городе был убит российский консул Александр Ростковский, то под давлением России Али Рыза был изгнан в Ливию. В 1905 году получил назначение в Йемен, где подавил восстание. В 1908 году, после начала Эпохи второй Конституции, стал военным министром в правительстве Мехмеда Камиль-паши, но был отстранён из-за возражений партии «Единение и прогресс». В 1909 году Али Рыза опять стал военным министром, на сей раз при кабинете Хусейна Хильми-паши но был отправлен в отставку из-за инцидента 31 марта.

Во время Балканских войн был назначен главнокомандующим европейскими армиями Османской империи (в частности, с октября 1912 по май 1913 командующий Западной армией), но боевые действия кончились прежде, чем он приступил к своим обязанностям.

Так как Али Рыза не был в почёте у партии «Единение и прогресс», то во время де-факто однопартийного режима времён Первой мировой войны он не сделал особой политической карьеры, хотя до 1922 года пребывал на различных высоких постах: с ноября 1918 по март 1919 — вновь морской министр; 2 октября 1919 года был назначен великим визирем, и занимал этот пост до марта 1920. Далее, с февраля 1921 по ноябрь 1922 — последний османский министр общественных работ и одновременно, с июня 1921 по июнь 1922 — министр внутренних дел

Правление Али Рызы-паши (как и его преемника Салиха Хулуси-паши), как правило, рассматривают лишь как промежутки между двумя сроками властвования подписавшего Севрский договор Дамат Ферида-паши.



Источники

  • Kuneralp, Sinan: Son Dönem Osmanlı Erkân ve Ricali (1839-1922). Prosopoprafik Rehber. 2nd ed. Istanbul: Isis, 2003, 65.
Предшественник:
Хасан Эдип-паша
Битольский Вали
18721876
Преемник:
Эбубекир Хазим Тепейран
Предшественник:
Реджеб-паша
Военный министр
(август 1908 – апрель 1909 (кроме 11 - 16 февраля))
Преемник:
Салих Хулуси-паша
Предшественник:
Рауф-бей
Морской министр
(ноябрь 1918 – март 1919)
Преемник:
Мехмед Шакир паша
Предшественник:
Дамат Ферид-паша
Великий визирь
(октябрь 1919 – март 1920)
Преемник:
Салих Хулуси-паша
Предшественник:
Абдулах Лами-бей
Министр общественных работ
(февраль 1921 – ноябрь 1922)
Преемник:
последний
Предшественник:
Абдулах Лами-бей
министр внутренних дел
(июнь 1921 – июнь 1922)
Преемник:
Салих Хулуси-паша

Напишите отзыв о статье "Али Рыза-паша"

Отрывок, характеризующий Али Рыза-паша

– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?