Иоасаф II
Патриарх Иоасаф II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> | ||
| ||
---|---|---|
31 января (10 февраля) 1667 — 17 (27) февраля 1672 | ||
Интронизация: | 31 января (10 февраля) 1667 | |
Церковь: | Русская православная церковь | |
Предшественник: | Патриарх Никон | |
Преемник: | Патриарх Питирим | |
Рождение: | неизвестно Торжок (?) | |
Смерть: | 17 (27) февраля 1672 | |
Похоронен: | Успенский собор (Москва) |
Патриарх Иоасаф II (Торжок (?) — 17 (27) февраля 1672, Москва) — патриарх Московский и всея Руси[1] (1667—1672), преемник Никона на Патриаршем престоле.
Содержание
Биография
Родом из Тверской земли, почему и получил своё прозвание Новоторжец.
Инок Иоасаф в 1650-х был протеже Патриарха Никона: поставлен им архимандритом владимирского Рождественского монастыря (1654—1656); затем во главе братии Троицкого монастыря (1656—1666). В последнем вместе с братией горячо молился о победе россиян над поляками; говорили, что архимандрит обратил на себя внимание Алексея Михайловича благодаря чуду, ниспосланному московским войскам в виде крупной победы над неприятелем после трехдневного поста и молитв троицкой братии.
Возведён на Московский патриарший престол патриархами Александрийским Паисием и Антиохийским Макарием 31 января 1667.
В мае 1667 под его председательством состоялось заключительное заседание Большого Московского Собора, изрекшего анафему на старообрядцев, которые предавались «градскому суду», то есть государственному уголовному преследованию. Но фактическая роль Иоасафа в соборных деяниях была незначительна.
При нём изданы первые полемические сочинения против «раскольников»: «Сказание о соборных деяниях» и «Жезл правления» (1667) Симеона Полоцкого .
Из Печатного двора вышли также: «Большой катехизис» и «Малый катехизис» (Симеона Полоцкого), «Цветная триодь» (1670) и «Постная триодь» (1672).
Соборное постановление об учреждения новых епархий на огромных новых территориях государства привело к организации только одной новой епархии — Белгородской.
Священников, придерживавшихся дониконовских обрядов, патриарх лишал мест и предавал в руки гражданских властей; преследованиям подвергались даже просвирни, пекшие просфоры с осьмиконечным крестом, которые были разосланы в наказание по монастырям (1668). В особом сочинении, разосланном всем священникам («Глас к священноначальникам»), он объяснял подробно смысл постановлений Собора о старых обрядах.
Заботясь о правильном иконописании, он издал «Выписку от Божих писаний о благолепном писании икон и обличение на неистово пишущих оные» (1668). В напечатанном им при «Служебнике» «соборном свитке» исчислен ряд постановлений московского собора 1667.
Поддерживал проповедническое слово в храме и деятельность миссионеров, распространившуюся на Крайнем Севере до Новой Земли, на Дальнем Востоке до Даурии. На Амуре, близ границы с Цинской империей, был основан Спасский монастырь (1671).
Скончался 17 (27) февраля 1672; погребён в Успенском соборе у западной стены.
Напишите отзыв о статье "Иоасаф II"
Примечания
- ↑ [books.google.com/books?ei=CteATtqACOPWiALlzMSQDQ&ct=result&id=KzHTAAAAMAAJ&dq=святейшему+Иоасафу+патриарху+московскому+всея+Руси Титул в современной Патриарху грамоте]
Литература
- Иоасаф II // Новый энциклопедический словарь: В 48 томах (вышло 29 томов). — СПб., Пг., 1911—1916.
Ссылки
- [ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_4446 Иоасаф (Новоторжец) II]на сайте Русское Православие
- [www.patriarchia.ru/db/text/559417.html 17 февраля — день кончины Патриарха Московского и всея Руси Иоасафа II] статья доктора богословия Владислава Петрушко.
- [www.hrono.ru/biograf/bio_i/ioasaf2.html Иоасаф II]
Предшественник: Патриарх Никон |
Патриархи Московские 1667—1672 |
Преемник: Патриарх Питирим |
Отрывок, характеризующий Иоасаф II
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.