Ленинградский проспект
Поделись знанием:
Координаты: 55°47′34″ с. ш. 37°32′54″ в. д. / 55.79278° с. ш. 37.54833° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.79278&mlon=37.54833&zoom=12 (O)] (Я)Ленинградский проспектЛенинградский проспект
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.
В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
(перенаправлено с «Ленинградский проспект (Москва)»)
| Ленинградский проспект Москва | |
 Ленинградский проспект — самая широкая улица в Москве | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Страна | |
| Город | |
| Округ | |
| Район | |
| Протяжённость |
5,6 км |
| Ближайшие станции метро | |
| Прежние названия |
Петроградское шоссе, Ленинградское шоссе |
| Почтовый индекс |
125040 (1-5, 7-21, 23-26, Чётные: 28-32), 125284 (27, Нечётные: 31-35), 125167 (36-47), 125468 (Нечётные 49-55), 125057 (Нечётные: 63-77), 125315 (Чётные: 66-78) |
| Номера телефонов |
495, 499 ---- |
| Классификатор |
[www.mosclassific.ru/mClass/omkum_viewd.php?id=13320 ОМК УМ] |
| [www.openstreetmap.org/?lat=55.79278&lon=37.54806&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap] | |
| [maps.yandex.ru/?ll=37.54806%2C55.79278&spn=0.15381%2C0.080341&z=16&l=map на Яндекс.Картах] | |
| [goo.gl/maps/lWHSw на Картах Google] | |
Ленингра́дский проспе́кт (в просторечии — Ленинградка; до 1957 — часть Ленинградского шоссе; В 1915—1924 — часть Петроградского шоссе; до 1915 — часть Санкт-Петербургского (Петербургского) шоссе) — проспект в Северном административном округе Москвы, одна из важнейших транспортных магистралей столицы.
Является самой широкой улицей в Москве (до 120 м), планировалось, что к 2010 году Ленинградский проспект в рамках проекта «Большая Ленинградка» расширится до восьми полос в обе стороны движения.
Проспект начинается как продолжение 1-й Тверской-Ямской улицы, около Белорусского вокзала. Далее проспект идет на северо-запад и заканчивается после пересечения с улицами Алабяна и Балтийской, у высотного здания института «Гидропроект», где эта магистраль разделяется на Ленинградское шоссе и Волоколамское шоссе.
После развилки с Волоколамским шоссе, в том числе за пределами МКАД, продолжением Ленинградского проспекта является Ленинградское шоссе, проходящее рядом с аэропортом «Шереметьево» — крупнейшим аэропортом в Москве. На Ленинградском проспекте стоит стадион «Динамо».
Проспект в основном прямолинейный, простирается в северо-западном направлении, около станции метро «Аэропорт» у проспекта есть единственный поворот на запад (в этом месте находится Московский автомобильно-дорожный институт, а также Финансовый университет при Правительстве РФ и ГУ-ВШЭ).
Содержание
Происхождение названия
Получил название 13 декабря 1957 года по Ленинградскому шоссе, составной частью которого проспект считался до переименования. В свою очередь Ленинградское шоссе было названо в 1924 году по городу Ленинграду, к которому ведёт эта дорога. Ранее современный Ленинградский проспект являлся частью Санкт-Петербургского (Петербургского) шоссе, Петроградского шоссе (с 1915), часть его называлась Новой Всехсвятской улицей[1].
Улица проходит по трассе Петербургского шоссе, проложенного в 1817—1822 гг. в свою очередь по трассе древней (с XIV в.) дороги на Тверь и Новгород. Аналогично этому, конечный отрезок шоссе в Санкт-Петербурге носит название Московский проспект.
История
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Вплоть до начала XX века застройка Петербургского шоссе была крайне неоднородной — в его начале капитальные кирпичные здания (доходные дома, фабричные корпуса) перемежались небольшими особняками и дачами, а за Петровским парком и преобладали скромные деревянные постройки и деревенский дома. В годы гражданской войны часть ветхих строений разобрали на дрова, в результате чего на улице появились свободные площадки[2]
В 1922 году проложенную по шоссе однопутную трамвайную линию, первоначально доходившую до Петровского парка, продлили сначала до Всехсвятского, затем до Покровского-Стрешнева; через год уложили вторую колею. В 1930-х годах улицу покрыли асфальтом, вдоль тротуаров поставили электрические фонари. В 1933 году по улице проложили первый в СССР маршрут троллейбуса[2].
Примечательные здания и сооружения
по нечётной стороне
- № 1 — жилой дом (1949—1952, архитекторы Б. С. Мезенцев, М. А. Готлиб, Б. Д. Хилькевич)[3]
- № 5 — постройки во владении И. М. Юрасова (1899, архитектор Н. Д. Струков)
- № 7 — первая в Москве фабрика-кухня № 1 (1929, архитектор А. И. Мешков). Здание проектировалось с учётом поточного приготовления блюд и производства полуфабрикатов. В подвальном этаже размещались склады. холодильники и другие подсобные помещения; на первом — заготовочные, главная кухня, магазин-кулинария и закусочная; второй этаж занимали три обеденных зала на 1200 человек. Позднее в здании размещался ресторан «Спорт»[4][5][6].
- № 9 — жилой дом (1957, архитектор А. В. Курносов)[6]
- № 9а — жилой дом заложили в довоенное время; к 1941 году был выстроен лишь первый этаж. Окончательно здание достроили к 1950 году по проекту архитекторов А. Г. Рочегова, П. И. Бронникова, инженеров И. В. Казакова, М. Я. Проскуряковского[6][7].
- № 11 — Административное здание Мосгоргеотреста. В 1929 году о проекту архитектора А. В. Юганова на этом месте построили здание конторы «Строитель», где вскоре разместилась проектная контора «Моспроект». После реорганизации «Моспроекта» в 1933 году дом отдали под проектные мастерские № 5, 10 и 11. Здание оказалось слишком тесным и в 1934 году был разработан проект его перестройки и объединения в единый комплекс с двумя жилыми домами (проект А. А. Кеслера и Б. Н. Блохина). В административной части комплекса должны были разместиться отдел проектирования Моссовета и управление киностудии «Межрабпомфильм». В соответствии с проектом в 1935 году справа начали строить жилой корпус (см. № 13), однако вскоре стройку законсервировали. После войны бывшее здание «Моспроекта» отдали Мосгоргеотресту, по заказу которого в 1952—1957 годах здание надстроили и перестроили (архитекторы М. П. Хажакян, А. В. Курносов, А. П. Дмитриева)[8][9].
- № 13, стр. 1, 1а — Жилой дом работников фабрики «Большевик». Начат строительством в 1935 году по проекту архитекторов А. А. Кеслера и Б. Н. Блохина как часть единого комплекса с соседним домом № 11. Первоначально дом предназначался для работников «Мосфильма», однако спустя три года стройку законсервировали, а после её возобновления в 1939 году отдали другому заказчику — заводу № 39 имени Менжинского Наркомавиапрома, по поручению которого архитектурно-планировочная мастерская № 5 Моссовета разработала новый проект (архитекторы Бушин и Вассердам). С началом войны стройка вновь остановилась. Жилой дом достроили к 1949 году уже для работников фабрики «Большевик» по окончательному проекту архитектора А. М. Митлаевского[9].
- № 15 — кондитерская фабрика Сиу (архитектор О.-Ж. Ф. Дидио[10]; корпуса надстроены в 1904 году архитектором А. К. Вюльфингом), ныне — «Большевик»
- № 17 — Здание Совпартшколы (1955, архитекторы Т. Макарычев, А. Громов, Т. Кремлева)[11], ныне — Международный университет в Москве.
- № 21 — особняк С. Н. Коншина — И. А. Манташева (1900, архитектор Ф. О. Шехтель)[10]
- № 23 — доходный дом М. Малич (1902, архитектор Г. А. Гельрих)[10]
- № 27 — Дом Бурова (1936—1940, архитекторы А. К. Буров, Б. Н. Блохин, инженеры Ю. Б. Карманов, А. И. Кучеров; решётки выполнены по эскизам В. А. Фаворского)[6][12]
- № 31 стр. 9 — царский павильон XV Всероссийской торгово-промышленной и художественной выставки (1882, архитектор А. Е. Вебер)
- № 33 — жилой дом (1958—1959, архитекторы Л. Б. Карлик, Н. А. Джеванширова)[6]
- № 33а — жилой дом (1967, архитектор Л. Б. Карлик)[6]
- № 37, корп. 3, 5 — Гостиницы Аэрофлота при Центральном городском аэровокзале (1970, архитекторы Л. Баталов, Д. И. Бурдин, В. А. Климов, Ю. Р. Рабаев, В. П. Яковлев)[13]
- № 37, корп. 6 — Центральный городской аэровокзал (1965, архитекторы Д. И. Бурдин, Ю. Р. Рабаев, М. П. Артемьев, В. А. Климов, В. П. Яковлев, инженеры Я. А. Гельман, А. А. Румянцев, Г. Г. Лысенко)
- № 37, корп. 9 — гостиница «Аэростар»
- № 39а — бизнес-центр «Мерседес-Бенц Плаза» с выставочным комплексом(1997—2004, ABD architects, архитекторы Б. Левянт, Б. Стучебрюков, А. Феоктистова, О. Груздев)[14]; в архитектуре здания отражены принципы стиля хай-тек[15]
- № 39 — бизнес-центр «SkyLight» (2012 год), офис Mail.Ru Group (с 2013-го года)
- № 39, стр. 1 — Футбольно-атлетический комплекс ЦСКА (1976—1979, архитекторы Ю. Криворущенко, А. Чекмарев, Д. Рагозин, Г. Антимонов)[16]
- № 39, стр. 14 — офисное здание Горбачёв-Фонда (1999, архитекторы А. Локтев, Е. Шурчков, Е. Ковалёв)[17]
- № 41 — «старое» здание Московского аэровокзала (1931, архитекторы Л. Великовский, Н. Зарубин; расширен в 1936—1937 годах по проекту А. М. Рухлядева и В. Ф. Кринского[18]). Позднее — штаб Организации Варшавского договора, штаб ОДКБ, ныне — ФГУ СТУИО Министерства обороны РФ
- № 47 — правая часть здания построена в 1946—1950 годах для Научно-исследовательского кинофотоинститута (НИКФИ) по проекту архитекторов А. Д. Суриса, М. В. Посохина, инженеров И. М. Тигранова, А. П. Гохбаума[19]. В 1955 году к зданию пристроили новые корпуса по проекту архитектора А. И. Жбанова (левая часть)[20].
- № 49 — здание Высшей партийной школы при ЦК ВКП(б) (начало 1950-х, архитекторы Б. Ю. Бранденбург, В. В. Степанов, инженер А. Ф. Кузьмин). Как и многие общественные здания 1950-х годов, постройка решена в неоклассическом духе[21][22]. Ныне — Главный корпус Финансового университета при Правительстве РФ
- № 55 — административное здание Института общественных наук ЦК КПСС (1980—1986, архитекторы А. Меерсон, Т. Пенская. Т. Базилевич)[23], ныне — корпус Финансового университета при Правительстве Российской Федерации.
- № 57 (в глубине квартала) — жилой дом учителей московских школ («Дом учителя», «Дом Мосгороно») построен в 1938—1939 годах по проекту архитекторов В. К. Кильдишева и А. И. Арутюнова[24].
- № 59 — жилой дом Министерства иностранных дел СССР (1950—1952, архитекторы И. Н. Соболев, С. П. Тюков, А. Д. Вассердам)[25]. В Чапаевском парке около дома установлен памятник-бюст учёному в области авиации Н. С. Строеву (1987, скульптор И. М. Рукавишников, архитектор Г. В. Макаревич)[26].
- № 63 — жилой дом. В Чапаевском парке около дома установлен бюст авиаконструктору А. С. Яковлеву (1976, скульптор М. К . Аникушин, архитектор А. А. Заварзин)[26].
- № 69 — жилой дом (1930-е, архитектор В. И. Ерамишанцев)[24].
- № 71 — жилой дом построен в 1949—1953 годах для Министерства автомобильной промышленности, Министерства морского флота и Главного управления гражданского воздушного флота СССР по проекту архитекторов А. Ф. Хрякова и З. О. Брод[27][24]. В доме жил советский авиаконструктор А. С. Яковлев[28].
- № 71А — пожарная часть № 19 (1929, архитектор А. В. Куровский). Одна из первых пожарных частей Москвы, построенных в советской время. Позднее по этому же проекту осуществлены ещё две постройки в других районах города[24].
- № 73 — Храм Всех Святых во Всехсвятском (1733—1736).
- № 75 — жилой дом Хозяйственного управления Наркомата обороны («Генеральский дом») начали строить до войны по проекту архитектора П. Стенюшина и инженера А. Горенштейна; в 1952—1954 годах к нему пристроили левое крыло, в 1953 — правое[29]. В доме жили многие видные советские военачальники — А. С. Жадов, М. С. Шумилов (мемориальная доска, 1980, скульптор И. П. Казанский, архитектор А. К. Тихонов)[30], М. Е. Катуков, Д. И. Рябышев, И. М. Чистяков[31], В. Ф. Толубко[32], Г. А. Таряник[33], И. А. Суслопаров[34] и прославленные советские спортсмены — В. Г. Федотов[35], Г. И. Федотов[36], А. В. Тарасов[37][38].
- № 75а — жилой дом. Здесь жили лингвист, академик Д. Н. Шмелёв[39], микробиолог Г. Ф. Гаузе[40].
- № 77 — жилой дом. Здесь жил авиаконструктор П. О. Сухой[41].
по чётной стороне
- № 2 — жилой дом Белорусско-Балтийской железной дороги (1934—1938, архитектор Д. Ф. Фридман)[42][43]. Здесь жил историк Н. Н. Улащик[44].
- № 8 — Ранее на этом месте стояло здание 2-го часового завода (1930, архитектор А. В. Юганов)[45]. На территории установлен мемориал боевой славы (1975, скульптор В. А. Сонин, архитектор И. И. Ермолавев)[26]. Ныне на месте снесённого здания пустырь[45].
- № 10 — жилой дом начали возводить в 1939 году для РЖСКТ «Культурный быт» по проекту архитектора В. С. Биркенберга. В 1940 году у дома появился новый заказчик — Наркомат финансов, и проект передали другим авторам — архитектору Б. М. Тарелину и конструктору В. С. Николаеву. На время войны строительство было приостановлено; окончательная сдача дома в эксплуатацию состоялась лишь в 1949 году[46][47]
- № 12 — жилой дом табачной фабрики «Ява» (1939—1941, архитектор И. Л. Маркузе)[48]
- № 14 — жилой дом кооператива «Новая Москва» (1926—1928, 1950-е, архитекторы Н. Я. Колли, С. Кожин)[6][49]. В 1956 году дом надстроили местами на один, местами на три этажа по проекту архитекторов Н. Н. Селиванова и инженера Б. И. Горжельчана[50]. В 1953—1972 годах в доме жил советский оружейный конструктор Б. Г. Шпитальный[51].
- № 16 — Черкасская богадельня попечительства о бедных Императорского Человеколюбивого общества (1858, архитектор Н. И. Финисов; 1898—1899, архитектор И. П. Машков)
- № 16, стр. 1, 2 — Храм Троицы Живоначальной при бывшей Черкасской богадельне (1857—1858; в 1886—1888 годах по проекту архитектора Н. А. Воскресенского пристроен придел Святителя Николая).
- № 18 — жилой дом построен в 1956 году для работников Генпрокуратуры СССР по проекту архитекторов Н. Н. Селиванова и Ю. А. Дыховичного[52][53].
- № 20 — Вилла Ксении Беллик (1914, архитектор Д. П. Сухов). В настоящее время здание занимает болгарский культурный центр. В 2015 года было предложено включить здание в список объектов культурного наследия[54].
- № 22 — доходный дом Д. К. Калениченко (1910—1911, архитектор Б. М. Нилус), перестроен, ныне — Центральный офис ВГТРК.
- № 24а — дворец спорта «Авиахим» (1931, архитектор Н. Метлин)[49], ныне — УСК «Крылья Советов».
- № 26, корп. 1, 2 — Жилые дома кооператива «Дукстрой» (1927—1928, архитектор А. С. Фуфаев)[49]. В 1954 году лицевой корпус реконструировали (архитекторы Л. Б. Карлик, В. В. Степанов, Е. В. Овакимова); с торцов к зданию пристроили новые корпуса вдоль проспекта. Корпус в глубине квартала сохранил первоначальное оформление[55].
- № 28 — жилой дом в ходе строительства несколько раз перепроектировали. Первоначально дом, предназначавшийся для сотрудников Комакадемии, заложили в 1932 году по проекту архитектора А. Ф. Жукова. Однако предложенное автором решение фасадов не удовлетворило заказчика и проект передали архитекторам З. М. Розенфельду и Шлезингеру. Разработанный ими проект так же был отвергнут. Достраивалось здание по третьему проекту Розенфельда для другого заказчика — РЖСКТ «Научный работник имени О. Ю. Шмидта»[56]. Здесь жили поэт Степан Щипачёв (в 1937—1948; мемориальная доска, 1982, архитектор А. Г. Кобрин)[57], биохимик и генетик Р. Б. Хесин-Лурье[58], экономист Л. М. Гатовский[59].
- № 30 — доходный дом А. А. Судакова (1900-е, архитектор А. Э. Эрихсон)
- № 30 стр. 2 — театр марионеток «Фигаро».
- № 32 — исторический отель «Советский». Изначально — ресторан А. А. Судакова «Яр» (1909—1910, архитектор А. Э. Эрихсон). В 1939 году перестроен под Центральный дом Гражданского воздушного флота архитекторами П. Н. Рагулиным и Н. И. Механиковым[60], роспись потолка осуществлял художник П. Д. Корин. В 1951 году вновь перестроен под гостиницу «Советская» в стиле сталинского ампира архитекторами П. П. Штеллером, И. И. Ловейко и В. В. Лебедевым с частичным сохранением прежних объёмов и помещений. Вдоль улицы Расковой к существующему зданию пристроили новый корпус, где разместили гостиничные номера. За проект гостиницы его авторы были удостоены Сталинской премии[61]. Ныне помимо гостиницы в здании располагается Московский музыкально-драматический цыганский театр «Ромэн».
- № 36 — стадион «Динамо» (1927—1928, архитекторы А. Я. Лангман, Л. З. Чериковер)[49]. Территория вокруг стадиона благоустроили в 1948 году по проекту архитекторов В. И. Долганова и В. Д. Лукьянова; тогда же соорудили эспланаду, террасами спускающуюся к тротуару[62]. На эспланаде расположены два назменых вестибюля метро (архитектор Д. Н. Чечулин)[63].
- № 40 — Петровский путевой дворец, ныне — Дом приёмов Правительства Москвы. Около здания установлены памятники К. Э. Циолковскому (1957, скульптор С. Д. Меркуров, архитектор И. А. Француз) и Н. Е. Жуковскому (1959, скульптор Г. В. Нерода, архитектор И. А. Француз)[10].
- № 42 — доходный дом Р. М. Михельсон (1905, архитектор Н. П. Матвеев)
- № 44 — жилой дом Военно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского (1935—1940, архитекторы В. А. Лейбо, А. Д. Сурис)[64][65]. В доме жили физик А. С. Ястржембский и его сын, историк Л. А. Ястржембский[66].
- № 48 — жилой дом (1950, архитектор А. В. Мезьер)[65]. Здесь жил авиаконструктор Д. Л. Томашевич[67].
- № 46 — школьное здание возведено в 1935 году по проекту архитекторов А. И. Антонова и А. М. Швецова. Впоследствии этот проект был повторён ещё в нескольких постройках[65]. Ныне — Центр образования № 1424.
- № 50 — жилой дом в постконструктивистском стиле построен в 1939 году по проекту архитектора П. Александрова[68].
- № 56 — жилой дом первоначально начали строить в 1935 году для РЖСКТ «Инженер-ударник» по проекту архитектора З. М. Розенфельда, который задумал здание шестиэтажным. В связи с медленными темпами строительства дом передали заводу имени Менжинского, однако и новый заказчик смог построить к 1938 году лишь три этажа из шести запроектированных. В послевоенные годы здание предполагали включить в состав большого комплекса, авторами которого должны были стать Д. Г. Олтаржевский, Н. Афанасьев, Г. Кузнецова и Ю. Юров. Для достижения сомасштабности с проектируемым комплексом над трёхэтажным корпусом надстроили ещё три этажа примитивных форм, заметно отличающиеся от созданных по проекту Розенфельда. От идеи возведения комплекса позднее отказались[69].
- № 58 — жилой дом. Здесь жили советский конструктор авиационных и танковых дизелей А. Д. Чаромский (мемориальная доска, архитектор И. Я. Ядров, 1987)[70], химик Н. Л. Глинка[71].
- № 60 — жилой комплекс «Автодорожник» начал сооружаться в начале 1930-х годов по проекту архитектора Б. В. Ефимовича. В 1932—1936 годах были построены два передних корпуса по красной линии улицы. Богато украшенные фасады зданий были подвергнуты резкой критике, их приводили в качестве примера «бездумного украшательства в архитектуре». В результате этого проект был кардинально переработан — задний корпус комплекса (№ 60а), сданный в 1939 году, заметно отличается по своему оформлению от лицевых[72]. В доме № 60а жил писатель-сатирик Григорий Горин[73].
- № 62 — протяжённый жилой дом Метростроя изначально представлял собой два отдельно стоящих четырёхэтажных корпуса с встроенными вестибюлями метро «Аэропорт», которые были построены по проекту архитектора С. М. Кравеца в 1938 году. В 1950—1954 годах по проекту С. М. Кравеца и И. Д. Мельчакова существующие корпуса надстроили двумя этажами, а в глубине двора возвели новый центральный корпус, соединивший боковые крылья в единое здание[74]
- № 62а — торговый центр «Галерея Аэропорт» (2001—2003, архитекторы С. Киселёв, А. Ковалёва, инженер И. Шварцман, конструктор И. Каникаев)[75]. Перед зданием, между домами № 2 и 3 по улице Черняховского — площадь Эрнста Тельмана. На площади установлен памятник Эрнсту Тельману (1986, скульпторы Вл. А. и В. А. Артамоновы, архитектор В. А. Нестеров)[76].
- № 64 — Московский автомобильно-дорожный институт (1939—1950-е, архитекторы А. М. Алхазов, С. Е. Чернышёв, инженер И. О. Оршанский). Строительство комплекса было начато в 1939 году по проекту А. Э. Зильберта и А. М. Алхазова, но было прервано войной. Возобновили работы лишь в 1950 году по проекту нового коллектива авторов — архитекторов А. М. Алхазова, С. Е. Чернышёва и инженера И. О. Оршанского. К моменту окончания строительства в 1955 году вышло постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве» и здание подвергли жёсткой критике, в результате чего авторам пришлось отказаться от некоторых декоративных элементов, в частности — от украшения фасада скульптурными группами[22].
- № 66 — левая часть дома построена в довоенные годы высотой в три этажа. В 1950 году дом решили достроить по проекту архитектора А. И. Криппы — справа и слева к дому пристроили угловые семиэтажные корпуса; существующий довоенный корпус достроили в упрощенных формах лишь в начале 1960-х годов. Отделка дома не была завершена — задуманное архитектором оформление имеет только правая часть здания[24]. В доме жил скрипач и педагог Юрий Янкелевич[77].
- № 76, корп. 1, 2 — Жилой комплекс «Соколиное гнездо» (2000—2002, АБ «Остоженка»; архитекторы А. Скокан, В. Каняшин, М. Скороход и др.)[78]
- № 74 — Жилой дом. Здесь жили критик И. В. Вайсфельд[79], писатель С. А. Дангулов[80].
- № 80 — здание НПО «Алмаз» (1953, архитекторы В. С. Андреев и Г. М. Вульфсон)[81], в здании размещается Институт экономики и предпринимательства (ИНЭП)
- Sovietsky Hotel.jpg
Исторический отель «Советский»
- Leningradsky Prospekt at night 2.jpg
Ленинградский проспект ночью (на заднем плане Стадион Динамо
- Putevoy palace 01.jpg
- Ленинградский проспект во время реконструкции.JPG
Строительство развязки, проект «Большая Ленинградка»
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Мемориальная доска Лидии Руслановой на доме 66.
Общественный транспорт
В 1933 году по нынешнему проспекту прошла первая в СССР троллейбусная линия.
В 1938 году под проспектом прошла Замоскворецкая линия метро со станциями Динамо, Аэропорт и Сокол.
В 1901 году по нынешнему проспекту проложена трамвайная линия от Белорусского вокзала до Петровского парка. В 1922 году линия продлена до конца проспекта. Линия проходила по бульвару проспекта, лишь у станции метро «Сокол» пересекая проезжую часть и уходя к нечётной стороне. В 1968 году часть линии от Белорусского вокзала до пересечения с Беговой улицей была снята из-за строительства тоннеля на этом пересечении. 25 декабря 2004 года в связи со строительством поворотной эстакады в том же месте была закрыта. Сейчас линия разобрана, несмотря на существовавшие обещания её сохранить[82]. См. статью Трамвай № 23 (Москва).
В 2011 году открыта выделенная полоса для общественного транспорта.
Интересные факты
- В русской народной песне «Вдоль по Питерской…» запечатлено историческое название проспекта в его бытность частью Петербургского шоссе.
Напишите отзыв о статье "Ленинградский проспект"
Примечания
- ↑ Вострышев, 2010, с. 283—284.
- ↑ 1 2 Рогачев, 2015, с. 189.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 194.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 192.
- ↑ Длугач В. Л., Португалов П. А. Осмотр Москвы. Путеводитель. — 2-е. — М.: Московский рабочий, 1938. — С. 86. — 267 с.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Москва: Энциклопедия / Глав. ред. С. О. Шмидт; Сост.: М. И. Андреев, В. М. Карев; Худ. оформление А. В. Акимова, В. И. Шедько. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1997/1998. — С. 427. — 976 с. — (Библиотека «История Москвы с древнейших времён до наших дней»). — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-277-3.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 196—197.
- ↑ Памятники архитектуры Москвы. Архитектура Москвы 1933—1941 гг. / Автор-сост. Н. Н. Броновицкая. — М.: Искусство—XXI век, 2015. — С. 91. — 320 с. — 250 экз. — ISBN 978-5-98051-121-0.
- ↑ 1 2 Рогачев, 2015, с. 197—199.
- ↑ 1 2 3 4 Вострышев, 2010, с. 283.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 199.
- ↑ Вострышев, 2010, с. 203.
- ↑ Гейдор, Казусь, 2014, с. 451.
- ↑ Гейдор, Казусь, 2014, с. 590.
- ↑ Harris Edmund. [www.maps-moscow.com/userdata/part_01.pdf Московское архитектурное наследие: точка невозврата (выпуск 1)]. www.maps-moscow.com. Проверено 5 июня 2015.
- ↑ Гейдор, Казусь, 2014, с. 468.
- ↑ Малинин Н. С. Архитектура Москвы. 1989—2009: Путеводитель. — М.: Улей, 2009. — С. 68. — 400 с. — ISBN 978-5-91529-017-3.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 212.
- ↑ Памятники Москвы советской на карте города // Московское наследие. — 2014. — № 6 (36). — С. 18—21.</span>
- ↑ Рогачев, 2015, с. 218.
- ↑ Гейдор, Казусь, 2014, с. 418.
- ↑ 1 2 Рогачев, 2015, с. 217.
- ↑ Гейдор, Казусь, 2014, с. 504.
- ↑ 1 2 3 4 5 Рогачев, 2015, с. 221.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 220.
- ↑ 1 2 3 Вострышев, 2010, с. 284.
- ↑ Гейдор, Казусь, 2014, с. 420.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8138 Яковлев Александр Сергеевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 223.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9419 Шумилов Михаил Степанович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 11 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7634 Чистяков Иван Михайлович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9717 Толубко Владимир Фёдорович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 13 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9561 Таряник Григорий Аверьянович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 14 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9018 Суслопаров Иван Алексеевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 14 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=11633 Федотов Владимир Григорьевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 13 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7763 Федотов Григорий Иванович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 13 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9541 Тарасов Анатолий Владимирович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 14 марта 2015.
- ↑ [sok.sao.mos.ru/region/publication/317 «Генерал среди домов» (Об истории «генеральского» дома -Ленинградский пр., 75) — публикация о районе…]
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9314 Шмелёв Дмитрий Николаевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 12 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=1848 Гаузе Георгий Францевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 22 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9027 Сухой Павел Осипович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 14 марта 2015.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 195.
- ↑ Гейдор Т., Казусь И. Стили московской архитектуры. — М.: Искусство—XXI век, 2014. — С. 342. — 616 с. — ISBN 978-5-98051-113-5.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9900 Улащик Николай Николаевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 13 марта 2015.
- ↑ 1 2 Рогачев, 2015, с. 193.
- ↑ Гейдор, Казусь, 2014, с. 401.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 195—196.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 196.
- ↑ 1 2 3 4 Васильев Н. Ю., Евстратова М. В., Овсянникова Е. Б., Панин О. А. Архитектура авангарда. Вторая половина 1920-х — первая половина 1930-х годов. — М.: С. Э. Гордеев, 2011. — С. 207, 248, 250. — 480 с.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 190.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9358 Шпитальный Борис Гаврилович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 12 марта 2015.
- ↑ Гейдор, Казусь, 2014, с. 407.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 190—191.
- ↑ [sao.mos.ru/Sever_stolici_arhiv_gazet/17_241_jun_2015.pdf Вопрос статуса] // «Север Столицы». — М., 2015. — № 17 (241). — С. 6.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 191.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 201.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9491 Щипачёв Степан Петрович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8018 Хесин-Лурье Роман Бениаминович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 11 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=1846 Гатовский Лев Маркович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 22 марта 2015.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 201—202.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 203.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 209.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 210.
- ↑ Гейдор, Казусь, 2014, с. 394.
- ↑ 1 2 3 Рогачев, 2015, с. 213.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8205 Ястржембский Лев Андреевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9724 Томашевич Дмитрий Людвигович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 13 марта 2015.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 214.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 214—215.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7499 Чаромский Алексей Дмитриевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 10 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=11048 Глинка Николай Леонидович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 22 марта 2015.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 215—216.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=1727 Горин Григорий Израилевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 22 марта 2015.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 216.
- ↑ Гейдор, Казусь, 2014, с. 596.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9584 Тельман Эрнст]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 14 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8176 Янкелевич Юрий Исаевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
- ↑ Гейдор, Казусь, 2014, с. 582.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=2029 Вайсфельд Илья Вениаминович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 7 марта 2015.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=11282 Дангулов Савелий Артёмович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 17 сентября 2015.
- ↑ Рогачев, 2015, с. 224.
- ↑ [tram.ruz.net/committee/struggle/200511len/ Страница на сайте комитета «Москвичи за трамвай»]
</ol>
Литература
- К. Бегачева, С. Шапиро «Ленинградский проспект» //Московский рабочий, Москва, 1966 г.
- Н. А. Гейнике, Н. С. Елагина, Е. А. Ефимова, И. И. Шитц «По Москве. Прогулки по Москве и её художественным и просветительным учреждениям» // Издание М. и С. Сабашниковых, Москва, 1917 г.
- Гейдор Т., Казусь И. Стили московской архитектуры. — М.: Искусство—XXI век, 2014. — 616 с. — ISBN 978-5-98051-113-5.
- Москва: все улицы, площади, бульвары, переулки / Вострышев М. И. — М.: Алгоритм, Эксмо, 2010. — С. 283—284. — ISBN 978-5-699-33874-0.
- Рогачев А. В. Проспекты советской Москвы. История реконструкции главных улиц города. 1935—1990 гг.. — М.: Центрполиграф, 2015. — 448 с. — ISBN 978-5-227-05721-1.
Ссылки
- [moscow.gramota.ru/map112.shtml Старинные окраины Москвы]
| ||||||
| |||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Ленинградский проспект
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.
В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
