Минков, Марк Анатольевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Марк Минков
Основная информация
Дата рождения

25 ноября 1944(1944-11-25)

Место рождения

Москва, СССР

Дата смерти

29 мая 2012(2012-05-29) (67 лет)

Место смерти

Московская область, Российская Федерация

Страна

СССР СССРРоссия Россия

Профессии

композитор, кинокомпозитор, театральный композитор

Инструменты

рояль

Жанры

песня, романс, опера, балет, мюзикл, оратория,
концерт для фортепиано, струнный концерт

Коллективы

Москонцерт

Сотрудничество

Валентина Толкунова,
Леонид Дербенёв,
Булат Окуджава,
Алла Пугачёва и др.

Награды

Марк Анато́льевич Минко́в (25 ноября 1944 — 29 мая 2012[1]) — советский и российский композитор. Народный артист Российской Федерации (2003)[2]. Ученик Арама Хачатуряна[3].

Лауреат Всесоюзных и международных конкурсов композиторов, был президентом Гильдии композиторов кино[3]. Написал музыку к более чем 60 кино- и телефильмам[4]. Среди них — фильмы «Следствие ведут знатоки», «В зоне особого внимания», «Незнайка с нашего двора», мультфильм «В порту»[3].

Был действительным членом Российской киноакадемии «Ника», членом Союза композиторов (1970), членом Союза кинематографистов (1981). В 2001 году получил премию МВД Российской Федерации за музыку к телефильму «Следствие ведут знатоки»[3].

Автор опер, балета, музыки к спектаклям и фильмам. Был награждён золотой Пушкинской медалью (1999) «за вклад в развитие, сохранение и приумножение традиций отечественной культуры, оказание постоянной помощи и поддержки творческой интеллигенции, развитие и становление новых стилей и направлений в искусстве»[3].





Биография

Родился 25 ноября 1944 года в Москве в семье Анатолия Евсеевича Минкова и Фаины Михайловны Лигорнер. Произошло это, согласно воспоминаниям матери, во время салюта в честь освобождения советскими войсками одного из городов[3].

С раннего детства Марк любил петь и напевал почти постоянно, где бы он ни находился. Его музыкальным воспитанием вначале занималась бабушка. Примерно в 5 лет ему купили пианино, и он стал сочинять, не зная нот и записывая музыку значками, которые придумал сам. В 6 лет мальчика отдали в музыкальную школу, но учительница быстро поняла, что из её ученика не получится дающего концерты пианиста, композицию же в школе не преподавали. Самого Марка также интересовало не повторение гамм, а творчество. В итоге он ушёл из школы и стал заниматься музыкой дома, с учителями, а затем поступил сразу в третий класс музыкальной школы при Московской консерватории, где обучался композиции. Преподавателями Марка Минкова были сначала Александр Пирумов, а затем Николай Сидельников. В 1960 году Минков поступил в музыкальное училище при консерватории, одновременно продолжая заниматься у Сидельникова[3].

Окончив училище в 1964 году, Минков стал студентом консерватории (класс Арама Хачатуряна). Уже в первые два года обучения он написал вокальные циклы на стихи Роберта Бёрнса и Александра Блока. Цикл на стихи Блока «Балаганчик», состоящий из шести романсов, стал потом частью обязательной программы на конкурсах имени Глинки; романс «Вербочки» из этого цикла исполнял на концертах И. С. Козловский. В 1990-е годы Кристина Орбакайте сделала из этого романса эстрадную песню[3].

Окончив в 1969 году консерваторию, Марк Минков подал заявление о вступлении в Союз композиторов СССР, куда и вступил через год, так исполнив ряд своих произведений (это было необходимой процедурой), что восхищённый Вано Мурадели расцеловал Минкова[3].

В том же, 1970 году поступило приглашение написать музыку для многосерийного телефильма «Следствие ведут знатоки». Главную мелодию Минков сочинил с необычайной быстротой и даже помедлил, прежде чем сообщить об этом на телевидение. Песня на слова Анатолия Горохова сразу же запомнилась и полюбилась зрителям, получила большой успех, стала неформальным гимном милиции[3]. Любопытно, что, может быть, самым известным произведением композитора, который и до, и после этого испытывал большой интерес к серьёзной поэзии, стала песня, где есть строка: «Если кто-то кое-где у нас порой…».

В начале 1970-х годов Минков написал вокальный цикл «Плач гитары» на стихи Федерико Гарсиа Лорки, который исполнила Зара Долуханова. В нескольких конкурсах имени Чайковского цикл входил в обязательную программу вокалистов. Вскоре сотрудничавший с Аркадием Райкиным сатирик Владимир Поляков познакомил Марка Минкова с Наталией Сац. Послушав произведения композитора, Наталия Сац предложила ему написать для своего театра новогоднюю детскую оперу. Этот разговор происходил в начале ноября; за поразительно короткий срок Минков пишет[3] «Волшебную музыку, или Давайте делать оперу» (1974)[5]. Этот спектакль много лет с успехом шёл на новогодних ёлках, а в 1982 году получил Гран-при на Фестивале музыкальных театров (Гамбург)[3]. Затем театр гастролировал со спектаклем по США. В 1975 году, сразу после создания детской оперы, Минков написал ораторию «Колокол»[5].

После успеха в сериале «Следствие ведут знатоки» к Минкову стало приходить множество предложений написать музыку для фильмов или спектаклей. Он был композитором спектакля Театра имени А. С. Пушкина «Мужчины, носите мужские шляпы», в котором одна из актрис исполнила его песню «Не отрекаются любя» на стихи Вероники Тушновой. Затем Минков предложил песню Алле Пугачёвой, в чьём исполнении та стала популярной и не забыта до сих пор[3]. (В 2008 году вышел фильм с таким названием, где главную мужскую роль сыграл Александр Домогаров; сама песня там не звучала, а Минков не участвовал в работе над фильмом)[6]. Из музыки для спектакля Центрального детского театра возникла песня «Эти летние дожди» на стихи С. И. Кирсанова, также ставшая популярной в исполнении Пугачёвой. Сотрудничество композитора с известной певицей продолжалось и дальше («Ты на свете есть» на стихи Л. П. Дербенёва, «Монолог» на стихи М. И. Цветаевой[3], «На дороге ожиданья» на стихи Ю. С. Энтина, «А знаешь, всё ещё будет" на стихи Тушновой).

В фильме «Приказ: огонь не открывать» прозвучала ставшая популярной в исполнении Валентины Толкуновой[3] (в фильме спетая Жанной Рождественской) песня Марка Минкова на стихи Игоря Шаферана «Если б не было войны»[7]. Помимо песен, Минков писал концерты для фортепиано и струнные концерты, он — автор мюзиклов «Робин Гуд» (1980) и «Мустафа» (1983)[5]. Для Валентины Толкуновой Минков написал песни «Деревянные лошадки», «Где ты, гармонь певучая» и другие.

В 1982 году Минков закончил балет «Разбойники»[5] по мотивам одноимённой пьесы Фридриха Шиллера. Балет поставил в Ленинградском малом оперном театре Николай Боярчиков, бывший также автором либретто. В конце 1980-х годов Марк Минков написал ещё одну оперу для театра Наталии Сац — «Не буду просить прощения»[3].

В 1992 году Минков написал совместно с поэтом Юрием Рыбчинским оперу «Белая гвардия», которая не была поставлена. Минков сотрудничал с Театром Антона Чехова, написав музыку для спектаклей Леонида Трушкина «Поза для эмигранта», «Ужин с дураком», «Шалопаи, или Кин IV», «Смешанные чувства», «Морковка для императора»[8]. Также писал музыку к фильмам; его последними работами как кинокомпозитора стали «Эффект домино» и «Наваждение»[4].

Скоропостижно скончался от сердечного приступа на своей даче 29 мая 2012 года[9]. На прощании с Марком Минковым в Доме Кино выступили Алла Пугачёва, Иосиф Кобзон, Юрий Энтин, Александр Градский, Геннадий Хазанов, председатель Союза композиторов России Владислав Казенин, Анатолий Кролл и другие[10]. Похоронен после кремации в Москве на Востряковском кладбище.

Лучше Марка я мало кого знаю — как он формировал контрапункт, его аранжировки удивительны, его проигрыши по качеству мелодичности могут быть такого же уровня и качества мелодичности, как сама песня. …раз — и зазвучит эта музыка и понятно, что есть такие люди, которых по пальцам можно пересчитать, буквально по пальцам. И вот теперь одного из этих великих людей нет. Это ужасно. Это огромная потеря. Нам остаётся только слушать то, что он делал, пытаться взглянуть на что-то по-новому и сохранять память о нём, а память о музыканте сохраняется прежде всего в его профессиональных качествах, а они у него изумительные. Мы будем помнить, пока мы сами живы.

— Александр Градский[10]

Семья

Супруга — Минкова Галина Андреевна (род. 1951), член Союза дизайнеров.

Сын — Минков Андрей Маркович (род. 1975), кандидат юридических наук, ведущий специалист по интеллектуальной собственности и авторскому праву.

Избранные песни

Фильмография

Напишите отзыв о статье "Минков, Марк Анатольевич"

Примечания

  1. [lenta.ru/news/2012/05/29/minkov/ Умер автор музыки к сериалу «Следствие ведут знатоки»]
  2. [graph.document.kremlin.ru/page.aspx?763613 УКАЗ Президента РФ от 01.09.2003 N 1018 «О присвоении почётных званий Российской Федерации»]
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 [www.peoples.ru/art/music/composer/minkov/ Марк Анатольевич Минков на сайте peoples.ru]
  4. 1 2 [www.kino-teatr.ru/kino/composer/ros/23514/works/ Марк Минков — фильмография]
  5. 1 2 3 4 [www.kino-teatr.ru/kino/composer/ros/23514/bio/ Марк Минков — биография — российские композиторы — Кино-Театр. РУ]
  6. [www.kino-teatr.ru/kino/movie/ros/37973/annot/ Не отрекаются любя… (2008) — информация о фильме]
  7. [raonet.rao.ru/catalogue/Work.aspx?IP_IPNameID=79352 Российское авторское общество]
  8. [www.chekhov.ru/?pageId=121&id=69 Постановщик: Марк Минков]
  9. [www.rbc.ua/rus/top/show/skonchalsya-izvestnyy-rossiyskiy-kompozitor-mark-minkov-29052012210500 Скончался известный российский композитор Марк Минков]
  10. 1 2 [ria.ru/culture/20120601/662449991.html Друзья и коллеги простились с композитором Марком Минковым]

Ссылки

  • Mark Minkov (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.novayagazeta.ru/data/2003/19/41.html «Музыку люблю даже больше, чем себя»], «Новая газета», Лариса Малюкова, 17.03.2003
  • [www.mastera.tv/masters/minkov/ Интервью программе «Мастера»]

Отрывок, характеризующий Минков, Марк Анатольевич

– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.