Авангард в архитектуре Ленинграда
Авангард (конструктивизм) в архитектуре Ленинграда — направление в русской (советской) архитектуре второй половины 1920-х — начала 1930-х годов (некоторые объекты вводились до конца 1930-х).
Русская революция, построение нового государства и общества, «нового быта», восстановление страны после Гражданской войны, борьба с нехваткой жилья, неграмотностью, электрификация и индустриализация поставили перед архитекторами новые задачи. Приводимый ниже перечень упорядочен по типам построек, а однотипные постройки — по времени строительства, чтобы лучшим образом это продемонстрировать.
Значительная часть построек этого периода представляет собой совершенно новые функциональные типы зданий: дома культуры, дома-коммуны, фабрики-кухни — и новый подход к городскому планированию и застройке (жилмассивы).
Большинство построек сосредоточено в «зонах роста» того периода — на заводских окраинах, формируя вокруг Петрограда новое кольцо застройки, хотя целый ряд зданий был возведён и в историческом центре.
Язык, использованный архитекторами этого периода, весьма разнообразен и разнороден: от полного отрицания накопленного архитектурой опыта до его бережного сохранения для включения в окружающую застройку — но важность функционального назначения здания при его визуализации всегда сохранялась. Эта черта вернулась в ленинградскую архитектуру после двадцатилетнего перерыва на сталинский неоклассицизм 1940—1950-х годов, чтобы оставить значительный след, прежде всего, в застройке «спальных» районов, ещё одним кольцом охвативших город в 1960—1980-х годах.
Содержание
Административные и общественные здания
- Корпус Центрального научно-исследовательского геологоразведочного института (ныне в здании располагаются Российское агентство по судостроению и гостиница ВСЕГЕИ) на 19-й линии, 24. 1929—1934, архитектор Р. И. Китнер. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Кировский райсовет на проспекте Стачек, 18. 1930—1935, архитектор Н. А. Троцкий.
- Московский райсовет на Московском проспекте, 129. 1930—1935, архитекторы И. И. Фомин, В. Г. Даугуль, Б. М. Серебровский. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- «Большой дом» (здание НКВД-МГБ-КГБ-ФСБ) на Литейном проспекте, 4. 1931—1932, архитекторы Н. А. Троцкий, А. И. Гегелло, А. А. Оль и др. памятник архитектуры (федеральный)
- Дом лёгкой промышленности (ныне один из корпусов СПбГУТД) на Вознесенском проспекте, 44-46 (между Садовой улицей и набережной реки Фонтанки). 1931—1935, архитекторы Е. А. Левинсон, И. И. Фомин. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Бюро пропусков ОГПУ на пересечении Литейного проспекта и улицы Чайковского (ул. Чайковского, 14). 1932—1934, архитектор И. Ф. Безпалов (перестройка Сергиевского собора).
- Издательство и типография газеты «Правда» на пересечении Исполкомской и Херсонской улиц (Исполкомская ул., 12/12). 1933—1934, архитектор Д. П. Бурышкин. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Штаб ПВО в Басковом переулке, 16. 1937, архитектор Д. П. Бурышкин (?). памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Kirovsky District Council.jpg
Кировский райсовет
- Moskovsky District Council.jpg
Московский райсовет
- Big House on Liteyny prospect in Saint Petersburg.jpg
«Большой дом»
Бани
- Геслеровские (Чкаловские) бани на пересечении Геслеровского проспекта и Большой Разночинной улицы (Чкаловский пр., 12/20). 1920-е, архитекторы А. С. Никольский и Н. Ф. Демков (МАН — Мастерская А. Никольского); 1936 (перестройка), архитекторы С. В. Васильковский, А. И. Гегелло (мастерская Гегелло). памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Бани в Лесном («Круглые бани») на пересечении улицы Карбышева с площадью Мужества (ул. Карбышева, 29а/3). 1927—1930, архитекторы А. С. Никольский, В. М. Гальперин, Н. Ф. Демков, А. В. Крестин. памятник архитектуры (региональный)
- Бани «Гигант» («Ушаковские») на улице Зои Космодемьянской, 7. 1930, архитекторы А. С. Никольский, В. М. Гальперин, А. В. Крестин. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- «Лиговские бани» на Лиговском проспекте, 269. 1934, архитектор Н. Ф. Демков.
- «Станционные бани» на Станционной улице (ныне Шелгунова), 3. 1934, архитектор Н. Ф. Демков.
Дворцы и дома культуры
- Дворец культуры имени А. М. Горького на площади Стачек, 4. 1925—1927, архитекторы А. И. Гегелло, Д. Л. Кричевский (Гран-при Всемирной выставки 1937 года в Париже). памятник архитектуры (федеральный)
- Выборгский дворец культуры на улице Комиссара Смирнова, 15. 1925—1927, архитекторы А. И. Гегелло, Д. Л. Кричевский (перестройка недостроенного дома «Выборгского кооперативного товарищества», реконструирован в 1970-е). памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дворец культуры имени Н. К. Крупской на проспекте Обуховской Обороны, 105. 1926—1928, архитектор С. О. Овсянников. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дворец культуры имени В. И. Ленина завода «Большевик» на проспекте Обуховской Обороны, 223. 1927—1929, архитекторы В. А. Щуко, В. Г. Гельфрейх. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дом культуры имени Ильича (ныне Культурно-досуговый центр «Московский») на Московском проспекте, 152. 1929—1931, архитектор Н. Ф. Демков. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дом культуры Союза кожевников имени Капранова (ныне часть гостиницы «Holiday Inn») на Московском проспекте, 97. 1930—1931, архитектор М. С. Рейзман памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]. Здание было полностью снесено в 2006 году и воссоздано из современных материалов как часть 20-этажного комплекса (строительство 2006—2009, архитектор Р. М. Даянов).
- Перестройка закрытой Путиловской церкви на проспекте Стачек, 48 в духе конструктивизма под заводской клуб «Красный путиловец». 1925, архитектор А. С. Никольский (в 1945 г. вновь перестроена).
- Дворец культуры имени И. И. Газа на проспекте Стачек, 72. 1930—1935, архитекторы А. И. Гегелло, Д. Л. Кричевский (завершён в 1961—1967, архитектор Е. М. Полторацкий). памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дворец культуры имени С. М. Кирова на Васильевском острове (Большой пр. В.о., 83). 1930—1937, архитекторы Н. А. Троцкий, С. Н. Козак. памятник архитектуры (региональный)
- Дворец культуры Промкооперации (Дворец культуры имени Ленсовета) на Каменноостровском проспекте (включён существовавший скейтинг-ринг). 1930—1938, архитекторы Е. А. Левинсон, В. О. Мунц. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дом культуры работников связи между Большой Морской улицей, набережной реки Мойки и Почтамтским переулком (Б. Морская ул., 58). 1932—1939, архитекторы П. М. Гринберг и Г. С. Райц (перестройка Немецкой реформатской церкви). памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Gorky House of Culture SPB.jpg
ДК им. Горького
- Gaza Palace of Culture in St Petersburg Fronton.jpeg
ДК им. Газа
- DK Kirova from right Blue sky.jpg
ДК им. Кирова
- DK Lensoveta SPB.jpg
- Postal Workers House.jpg
ДК работников связи
Медицинские учреждения
- Больница имени Боткина на Миргородской улице (реконструкция и расширение бараков бывшей Александровской больницы). 1927—1928, архитекторы А. И. Гегелло, Д. Л. Кричевский.
- Профилакторий Невского района на проспекте Елизарова, 32. 1928—1931, арх. О. Л. Лялин, Л. В. Руднев, Е. А. Левинсон, Я. О. Свирский, И. И. Фомин. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Профилакторий Кировского района (ныне больница № 14) на пересечении улиц Косинова и Оборонной (ул. Косинова, 19/9). 1928—1933, архитекторы Л. В. Руднев, О. Л. Лялин, И. И. Фомин. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Поликлиника и детская консультация на 2-м Муринском проспекте, 35. 1931, архитектор Н. А. Троцкий.
- Kirovsky Preventorium SPB.jpg
- Preventorium of the Kirov district 005.jpg
Профилакторий Кировского района (главный вход)
- Profilaktory of Nevsky district 05.jpg
Профилакторий Невского района
- Profilaktory of Nevsky district 03.jpg
Профилакторий Невского района
Образовательные и спортивные учреждения
- Школа имени 10-летия Октября (№ 384) на углу проспекта Стачек и улицы Гладкова (пр. Стачек, 5/2). 1927, проект под руководством А. С. Никольского при участии А. В. Крестина. памятник архитектуры (федеральный)
- Спорткомплекс «Динамо» на Крестовском острове (Крестовский пр., 16). 1925—1934, архитекторы О. Л. Лялин (руководитель творческого коллектива), Я. О. Свирский, Ю. В. Мухаринский. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Корпус Технологического института на Московском проспекте, 24. 1930, архитекторы А. И. Гегелло, Д. Л. Кричевский.
- Дом технической учёбы (ныне один из корпусов СПбГТУРП) на улице Ивана Черных. 1930—1932, архитекторы А. И. Гегелло, Д. Л. Кричевский. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Школа № 52 Кировского района (ныне корпус РГПУ имени А. И. Герцена) на проспекте Стачек, 30. 1930—1932, архитектор И. И. Фомин. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Школа № 104 имени М. С. Харченко на пересечении Кантемировской улицы и улицы Харченко (Кантемировская ул., 30/27). 1930—1932, архитектор В. О. Мунц (реконструкция 2008).
- Корпус (ныне общежитие) Академии железнодорожного транспорта имени т. Сталина на Кронверкском проспекте, 9. 1931—1933, архитекторы Г. А. Симонов, П. В. Абросимов, А. Ф. Хряков. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Школа (ныне Морской колледж) на Большом Смоленском проспекте, 36. 1932—1933, архитектор К. Дмитриев.
- Школа (ныне здание Петровского колледжа) на Балтийской улице, 35. Начало 1930-х. Архитектор В. О. Мунц.
- Школа на набережной реки Волковки (Волковский проспект, 4). Начало 1930-х. Архитекторы В. О. Мунц, О. В. Суслова.
- Вечерняя школа № 2 Московского района на пересечении Благодатной улицы и Яковлевского переулка (Благодатная ул., 45/1). 1935, архитектор А. Л. Лишневский.
- Школа (ныне СЗРЦ МЧС России) на углу проспекта Металлистов и Лабораторной улицы (пр. Металлистов, 119). 1935, архитектор В. И. Печнев.
- Школа № 308 имени И. П. Павлова на Бородинской улице, 8-10. 1936, архитектор А. П. Вайтенс.
- Школа № 253 (ныне 243) на пересечении набережной канала Грибоедова и переулка Гривцова (наб. кан. Грибоедова, 48/18). 1938, архитекторы Н. А. Троцкий, И. М. Чайко.
- Школа № 374 на Московском проспекте, 96. 1938, архитектор С. В. Васильковский. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Гидрометеорологический техникум (ныне финансово-экономический колледж) на Съезжинской улице, 15-17. 1938.
- School 384 SPB.jpg
- Динамо Лялин 017.jpg
Один из корпусов стадиона «Динамо», (1925—1934)
- 1932 Leningrad Tech College Bldg.jpg
- Stachek 30 East.jpeg
Пожарные части
- Заставная пожарная часть у Московских ворот (Московский пр., 116). 1925, архитектор Д. П. Бурышкин. памятник архитектуры (региональный)
- Калининская (ныне Выборгская) пожарная часть на Лесном проспекте, 17. 1930, архитекторы Г. А. Симонов, И. Г. Капцюг. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Пожарная часть на Загородном проспекте, 56. 1930—1931, архитектор И. Г. Капцюг. памятник архитектуры (региональный)
Фабрики-кухни
- Выборгская (Сталинская) фабрика-кухня на углу Большого Сампсониевского проспекта и Гренадерской улицы (Б. Сампсониевский пр., 45/2), 1929—1930, архитекторы А. К. Барутчев, И. А. Гильтер, И. А. Меерзон. памятник архитектуры (региональный)
- Кировская фабрика-кухня и универмаг на площади Стачек, 9. 1929—1931, архитекторы А. К. Барутчев, И. А. Гильтер, И. А. Меерзон.
- Василеостровская фабрика-кухня на пересечении Косой линии и Большого проспекта (Большой пр. В.о., 68), 1930—1931, архитекторы А. К. Барутчев, И. А. Гильтер, И. А. Меерзон памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]. В 2000 году здание было реконструировано в ТК «Балтийский» (архитекторы Ю. И. Земцов, М. О. Кондиайн и партнёры).
- Фабрика-кухня завода «Большевик» на проспекте Обуховской Обороны, 120д. 1930.
- Московская фабрика-кухня (Ленинградский пищевой комбинат) на Московском проспекте, 114. 1932—1933, архитекторы Е. И. Катонин, Е. М. Соколов. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Невская фабрика-кухня на проспекте Обуховской Обороны (перестроена). Архитекторы А. К. Барутчев, И. А. Гильтер, И. А. Меерзон.
- Фабрика-кухня N3, Большой Сампсониевский пр., 61, архитектор Лурье М. Г., , перестроена в 1998 году, проект Герасимова Е. Л..[2]
Жилищное строительство
Дома-коммуны и общежития
- Общежитие (жилой дом) на Старо-Петергофском проспекте, 41. 1929—1930, архитекторы Я. З. Блувштейн, В. А. Латынин.
- Студенческий городок Политехнического института на Лесном проспекте, 65. 1929—1932, архитекторы М. Д. Фельгер, С. Е. Бровцев, А. В. Петров. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Общежития транспортного института в квартале между Большой и Малой Посадскими улицами и Певческим переулком. 1929—1935, архитекторы Г. А. Симонов, П. В. Абросимов. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дом-коммуна инженеров и писателей на улице Рубинштейна. 1930—1931, архитектор А. А. Оль. памятник архитектуры (региональный)
- Дом политкаторжан на углу Троицкой площади и Петровской набережной. 1931—1933, архитекторы Г. А. Симонов, П. В. Абросимов, А. Ф. Хряков. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Общежитие на месте особняка барона В. Б. Фредерикса, сожжённого во время февральской революции — на углу Почтамтской улицы и Конногвардейского переулка.
- Общежитие (ныне БГТУ) на пересечении набережной Обводного канала и Измайловского проспекта (наб. Обводного кан., 161/22).
- Rubinshteina7.jpg
Дом-коммуна инженеров и писателей («Слеза социализма»)
- Political Convicts House.jpg
Дом политкаторжан
- Obvodny Canal Embankment 161.jpg
Общежитие на наб. Обводного кан., 161
Жилые дома
- Жилой дом в Мошковом переулке между Миллионной улицей и набережной реки Мойки (Мошков пер., 7-9). 1920.
- Жилой дом в Виленском переулке, 17/5. 1927, архитектор Е. А. Левинсон.
- Жилой корпус понижающей подстанции на 6-й линии Васильевского острова, 37б. 1928—1931.
- Жилой дом работников завода имени Жданова на проспекте Стачек, 15. нач. 1930-х гг., архитектор Г. А. Симонов.
- Кооперативный дом совторгслужащих на пересечении Каменноостровского проспекта и улицы Профессора Попова (Каменноостровский пр., 55/29). 1930—1932, архитекторы Е. А. Левинсон, А. М. Соколов. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Жилые дома Невского химкомбината на Октябрьской набережной, 22 и 26. 1930—1934, архитектор Н. Д. Каценеленбоген. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Жилой дом на Опочининой улице, 13. 1930—1939.
- Жилой дом на улице Профессора Попова, 43. 1931, архитектор Е. А. Левинсон.
- (снесён) Жилой дом «Тахитектон» на Крестовском проспекте, 11. 1932, архитектор И. В. Рянгин. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Жилой дом для рабочих между улицами Бабушкина и Седова (ул. Бабушкина, 61). 1932, архитектор Г. А. Симонов (?).
- Жилой дом завода «Красный треугольник» на углу набережной Обводного канала и Лифляндской улицы (наб. Обводного кан., 156/2). 1932.
- Жилой дом в квартале, образуемом Старо-Невским проспектом, проспектом Бакунина и Полтавской улицей (Невский пр., 146). 1932—1933 (перестройка Меняевского рынка), архитектор И. А. Вакс.
- Первый дом Ленсовета на набережной реки Карповки, 13/10. 1931—1935, архитекторы Е. А. Левинсон, И. И. Фомин.
- Жилые дома на Каменном острове (Каменноостровский пр., 79 и 81). 1932—1934, архитектор К. Д. Халтурин.
- Дом работников Свирьстроя на Малом проспекте Петроградской стороны. 1932—1938, архитектор И. Г. Явейн. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Жилой дом вторичной понижающей подстанции Волховской ГЭС на углу Большого Сампсониевского и Финляндского проспектов (Б. Сампсониевский пр., 14). 1933, архитектор А. К. Барутчев. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Жилой дом понижающей подстанции на 27-й линии Васильевского острова, 8. 1933, архитектор А. К. Барутчев. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Жилые дома на улице Швецова, 4, 6 и 10. 1934.
- Жилой дом на углу площади Стачек и Старо-Петергофского проспекта (Старо-Петергофский пр., 43-45/3) (угловой дом, в справочнике значится, как 43-45/6). 1934—1936, архитекторы Н. А. Троцкий, А. В. Валевич. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Жилой дом на Старо-Петергофском проспекте, 56 (в справочнике значится, как дом 54 угол с 6 по пл. Стачек с примечанием «дом по площади»). 1934—1936, архитекторы Н. А. Троцкий, А. В. Валевич. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Жилой дом на проспекте Энгельса, 55. 1934—1937, архитекторы Г. А. Симонов, П. В. Абросимов, А. Ф. Хряков. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дом специалистов на пересечении Лесного проспекта и Кантемировской улицы (Лесной пр., 61). 1934—1937, архитекторы Г. А. Симонова, Б. Р. Рубаненко, Л. К. Абрамов, Т. Д. Каценеленбоген.
- Жилой дом специалистов «Иностранный ударник» на пересечении Кронверкского проспекта и Кронверкской улицы (Кронверкский пр., 45/2). 1935, архитекторы В. О. Мунц, Л. Е. Асс. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Жилой дом на Каменноостровском проспекте, 22.
- Жилой дом на Садовой улице, 53.
- Karpovka River Embankment 02-1.jpg
Первый дом Ленсовета
- Narvskaya metropoliten 2006.06.Top view.JPG
Жилой дом на углу пл. Стачек и Старо-Петергофского пр. (на заднем плане)
- Kamennoostrovsky22.jpg
Жилой дом на Каменноостровском пр., 22
- Kronpr45.jpg
Жилой дом специалистов «Иностранный ударник» на Кронверкском пр., 45
Жилые массивы
- Палевский жилмассив на проспекте Елизарова. 1925—1927, архитекторы А. И. Зазерский, Н. Ф. Рыбин. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Тракторная улица в Кировском районе. 1925—1927, архитекторы А. И. Гегелло, А. С. Никольский, Г. А. Симонов.
- Серафимовский городок между проспектом Стачек, улицей Белоусова и Турбинной улицей. 1925—1928, архитекторы А. И. Гегелло, А. С. Никольский, Г. А. Симонов. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Рабочий городок при ГРЭС «Красный Октябрь» на Октябрьской набережной, 90-96. 1926—1933, архитекторы В. А. Альванг, Г. Д. Гримм. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Жилой комплекс на пересечении улиц Ткачей и Бабушкина. 1927—1929, архитекторы Д. П. Бурышкин, Г. А. Симонов, Л. М. Тверской.
- Жилой комплекс завода «Красный треугольник» на пересечении Старо-Петергофского проспекта и Курляндской улицы. 1927—1929, архитектор И. Г. Лангбард. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Бабуринский жилмассив на пересечении улицы Смолячкова и Лесного проспекта. 1927—1930, архитекторы Г. А. Симонов, В. А. Жуковская, Т. Д. Каценеленбоген и др. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Жилой комплекс «Городок текстильщиков» на Лесном проспекте, 59. 1927—1934, архитектор Н. Ф. Рыбин. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Кондратьевский жилмассив на Кондратьевском проспекте, 40. 1929—1931, архитекторы Л. М. Тверской, Г. А. Симонов, И. Г. Капцюг, Т. Д. Каценеленбоген. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Жилмассив рабочих фарфорового завода на Фарфоровской улице, 14-28. 1930, архитектор А. С. Никольский.
- Жилмассив завода «Электросила» на улице Решетникова, Благодатной улице и проспекте Ю. Гагарина. 1930, архитектор Г. А. Симонов.
- Батенинский жилмассив на Лесном проспекте. 1930—1933, архитекторы Г. А. Симонов, Т. Д. Каценеленбоген, В. Р. Соломонов, П. А. Степанов. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Жилой комплекс «Дома Электротока» на набережной Обводного канала, 121. 1929[3].
Промышленные здания и сооружения
Водонапорные башни
- Водонапорная башня гидролизного завода на улице Калинина, 13. 1928. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Водонапорная башня канатного цеха завода «Красный гвоздильщик» на 25-й линии Васильевского острова, 4. 1930—1931, архитектор Я. Г. Чернихов. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
Заводы и фабрики
- Фабрика «Красное знамя» на Пионерской улице. 1925—1928, архитекторы Э. Мендельсон, И. А. Претро, С. О. Овсянников. памятник архитектуры (региональный)
- Хлебозавод имени 10-летия Октября (впоследствии назван именем Алексея Бадаева, ныне — основной завод компании «Каравай») на Херсонской улице, 22. 1927, архитектор П. Д. Бункин. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Главное здание деревообрабатывающего завода имени Володарского на проспекте Обуховской Обороны, 76. 1927—1928.
- Левашовский хлебозавод на Барочной улице, 4а. 1930, архитектор А. С. Никольский (?), инженер Г. П. Марсаков. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1].
- Ленполиграфмаш на проспекте Медиков, 5-7. 1930—1931, архитекторы Н. Е. Лансере, А. И. Изосимов, З. А. Крылова.
- Цех завода «Измеритель» на Чкаловском проспекте, 50. 1930—1932 (перестройка церкви св. Алексия, человека Божьего).
- Мясокомбинат имени С. М. Кирова (АО «Самсон») на Московском шоссе, 13. 1931—1933, архитекторы Н. А. Троцкий, Р. Я. Зеликман, Б. П. Светлицкий. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Хлебозавод «Арнаут» на проспекте Чернышевского, 16. 1937.
- Элеватор и мельница комбината хлебопродукции имени С. М. Кирова на проспекте Обуховской Обороны, 45. 1938, архитектор Л. Б. Райкин. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Завод имени Козицкого на пересечении 5-й линии Васильевского острова и набережной реки Смоленки (5-я лин. В.о., 70/4). 1938—1940, архитекторы М. И. Брусиловский, Д. П. Бурышкин (перестройка завода «Сименс и Гальске»). памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Power Station of the Red Banner Textile Factory SPB.jpg
Фабрика «Красное знамя»
- Lenpoligraphmash 01.jpg
Ленполиграфмаш
- Бывш.церковь.Преподобного Алексия,человека Божия.jpg
Цех завода «Измеритель»
Телефонные узлы
- Петроградская АТС на улице Ленина, 5. 1920, архитектор А. С. Никольский. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Некрасовский телефонный узел на улице Некрасова, 3-5. 1928—1930, архитектор А. С. Никольский. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
Энергетика
- ГРЭС «Красный Октябрь» — ТЭЦ-5. 1913—1922, архитектор А. А. Оль. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Главная понижающая подстанция Волховской ГЭС на Полюстровском проспекте, 46. 1923—1926, архитектор О. Р. Мунц. памятник архитектуры (региональный)
- Подстанция Волховской ГЭС на Пионерской улице, 7. 1924. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Понижающая подстанция Волховской ГЭС на улице Ленина, 4. 1924—1926, архитекторы В. А. Щуко, В. Г. Гельфрейх. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Понижающая подстанция Волховской ГЭС на 13-й линии Васильевского острова, 34. 1926, архитекторы В. А. Щуко, В. Г. Гельфрейх. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Вторичная понижающая подстанция Волховской ГЭС на Большом Сампсониевском проспекте, 16. 1926—1927, архитекторы В. А. Щуко, В. Г. Гельфрейх, А. К. Барутчев. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Понижающая подстанция на 6-й линии Васильевского острова, 37а. 1928—1931.
- Котельная ТЭЦ-2 на Новгородской улице, 11. 1930, архитектор Н. А. Троцкий. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Чесменская подстанция на проспекте Космонавтов, 45. 1934.
- Подстанция на Можайской улице, 19.
- Высоковольтная подстанция на углу набережной Обводного канала и Дровяной улицы (наб. Обводного кан., 185).
- Тяговая подстанция № 11. Фонтанка, д.3, лит. А. Архитектор Р. И. Коханова (1920-е годы). Мемориальная доска «Подвигу трамвайщиков блокадного Ленинграда. После суровой зимы 1941—1942 года эта тяговая подстанция дала энергию в сеть и обеспечила движение возрожденного трамвая» (здание находится под угрозой сноса).
См. также
- Башня Татлина
- Конструктивизм (искусство)
- Авангард (искусство)
- Профилакторий Кировского района
- Дом-коммуна
- Фабрика-кухня
- Конструктивизм в архитектуре Москвы
Напишите отзыв о статье "Авангард в архитектуре Ленинграда"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 Включён в [www.assembly.spb.ru/manage/page?tid=0&nd=8348128&nh=1 «Список вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность»] (утверждён приказом КГИОП от 20 февраля 2001 года № 15 с изменениями на 1 декабря 2010 года).
- ↑ [www.citywalls.ru/house12594.html Фабрика-кухня N3 - Бизнес-центр «Бекар», Конструктивизм, Архитектор Лурье М. Г., Герасимов Е. Л., Большой Сампсониевский пр., 61]. Проверено 21 января 2013.
- ↑ [www.citywalls.ru/house24638.html Жилой комплекс "Дома Электротока"]. citywalls.ru.
Литература
- Бартенев И. А. Современная архитектура Ленинграда. — Л.: Лениздат, 1966. — 198 с.
- Вайтенс А. Г. Архитектура конструктивизма в Ленинграде: идеи и результаты // Сто лет изучения архитектуры России : Сборник научных трудов. — СПб.: Институт им. Репина РАХ, 1995.
- Зодчие Санкт-Петербурга: XX век / Сост. В. Г. Исаченко. — СПб.: Лениздат, 2000. — 720 с. — ISBN 5-289-01928-6.
- Кириков Б. М., Штиглиц М. С. Архитектура ленинградского авангарда. Путеводитель. — СПб.: Коло, 2008. — 312 с. — ISBN 978-5-901841-49-5.
- Курбатов Ю. И. Петроград — Ленинград — Санкт-Петербург: Архитектурно-градостроительные уроки. — СПб.: Искусство-СПб, 2008. — 278 с. — ISBN 978-5-210-01622-5.
Ссылки
- [www.sovarch.ru/ Проект «Советская архитектура»]
- — Сообщество «Советская архитектура» в Живом журнале
- Б. М. Кириков. [encspb.ru/object/2804006734?lc=ru Конструктивизм]. Энциклопедия Санкт-Петербурга. Проверено 13 марта 2012.
- [www.citywalls.ru/ CityWalls — Архитектурный сайт Санкт-Петербурга]
- [caulfeld.narod.ru/ Архитектура ленинградского конструктивизма]
- [maps.google.ru/maps/ms?hl=ru&ie=UTF8&msa=0&msid=102041411317208484744.000484f92bee610f3e13f&z=10 Все объекты статьи на карте Google]
- [sovarc.ru Советская архитектура]
Отрывок, характеризующий Авангард в архитектуре Ленинграда
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.
Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.
На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.
Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.
Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».
В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.
Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.