История евреев в Венгрии

История евреев в Венгрии — история проживания евреев на территории современной Венгрии История еврейского народа, проживающего на территории Венгрии переплелась с историей самого государства, его коренного народа. Евреи здесь как принимались местным населением, находя убежище от врагов и внося заметный вклад в области науки, искусства и бизнеса страны, так и подвергались репрессиям.

Одним из первых примеров притеснений, начавшихся во время правления венгерского короля Владислава IV (1272—1290), было решение, чтобы каждый еврей носил кусок красного сукна. Во времена Чёрной смерти (1349) евреи были изгнаны из страны. Во времена короля Владислава II (1490—1516) евреев сжигали на кострах. Многие из них были казнены в 1494 году в Трнава, по подозрениям в ритуальных убийствах. Закон обнародованный Священной Римской империей в 1645 году отлучал евреев от привилегий за то, что они якобы были неверующими и не имели совести. Когда имперские войска в 1686 году завоевали город Буду, множество еврейских жителей города были убиты. Их судьба не улучшилась и в царствование короля Леопольда, сына Карла III (1711—1740). Во времена правления королевы Марии Терезии (1740—1780) евреи были изгнаны из Буды (1746). Иосиф II (1780—1790) издавал указы, согласно которым евреи угнетались на протяжении веков. Равноправие для евреев было принято национальным собранием Венгрии в 1849 году.

Ко времени Первой Мировой Войны евреи в Венгрии были уже хорошо интегрированы в венгерское общество. К началу 20-го века еврейская община составляла 5 % от общей численности населения Венгрии и 23 % от всего населения Будапешта. Анти-еврейская политика подняла голову в Венгрии перед Второй мировой войной. В 1938 году Венгрия под руководство Миклоша Хорти приняла ряд антиеврейских мер. Депортация евреев сопровождалась из убийствами в Каменец-Подольске. В годы Второй Мировой войны на территории Венгрии было убито около 600 000 человек. Основная часть убийств проходила нацистских лагерях смерти.

В настоящее время население этнических евреев, живущих в Венгрии составляет около 48,200 человек Большая их часть проживает в Будапеште,

Ранняя история

Точное время появления евреев в Венгрии неизвестно. По преданию, царь Децебал, правивший в Дакии в 87-106 годах, разрешил евреям, которые воевали на его стороне в войне против Рима, обживать его территорию. Дакия охватывала часть современной Венгрии, Румынии и Молдовы и часть территории Болгарии, Украины и Сербии.

В венгерском языке слово еврей zsidó произошло от одного из славянских языков.

Первым историческим документом, упоминающим евреев в Венгрии было письмо, написанное около 960 года н. э. царем хазар Иосифом к Хасдаи ибн-Шапруту (Hasdai ibn Shaprut), еврейскому деятелю из Кордовы. Примерно в это же время Ибрагим ибн Якуб писал, что евреи ходили из Венгрии в Прагу с деловыми целями.

Первые контакты венгров с иудеями происходили после вхождения мадьярских племен в Хазарский каганат. В то время пути еврейских торговых караванов из Хазарии и Руси на юго-запад в завоеванную арабами Испанию пересекали Среднее Подунавье. Приход туда венгров в конце IX века на несколько десятилетий изменил традиционное направление движения купеческих караванов. Поражение венгерских отрядов в битве при Аугсбурге (955) оказало влияние на появление еврейского населения на территории венгерского королевства. Полабье стало основным источником поступления рабов на европейские рынки. Возник Пражский невольничий рынок и, соответственно, появились еврейские купцы.

Область взаимоотношений христианского населения Венгрии того времени с евреями была не слишком широкой. Их интересы сталкивались в основном в области торговли и финансов. Еврейское купечество к XII в. накопило на торговых операциях значительный капитал и давало деньги в долг.

Притеснения евреев появились уже в годы царствования Святого Владислава (1077—1095). Тогда евреям нельзя было жениться на девушках христианского вероиповедания или держать христианских рабов.

Ранняя история (1100—1300)

В годы правления короля Кальман I Книжника (1095—1116) были введены запреты в отношении жизни евреев в Венгрии.

Под властью иноземных царей, занимавших престол Венгрии, также страдали венгерские евреи. Во времена пандемии чумы (1349) они были изгнаны из страны. Хотя часть евреев вернулась, они снова были гонимы и вновь изгнаны в 1360 году. Король Людовик проявлял терпимость к евреям в первые годы своего правления. После завоеваний Босниион пытался заставить местное население — еретиков принять католичество, эти же меры были направлены и на венгерских евреев. Александр I Добрый и Валахии Даньо были последними правителями, кто предоставлял евреям торговые привилегии.

Венгерские евреи защищались германским императором Максимилианом. По случаю брака Людовика II и эрцгерцогини Марии (1512) император с согласия Владислава, взал под свое покровительство Якоба Менделя Буда вместе с его семьей и другими венгерскими евреями. При Владиславе, преемнике Людовика II (1516—1526), преследование евреев было обычным явлением, причиной этому было и то, что заместитель казначея еврей Szerencsés, растратил государственные средства.

Войны против Османской империи (1526—1686)

29 августа 1526 года Турки одолели венгров в битве у Мохача. В этой битве был убит и Людовик II. Когда весть о его смерти достигла столицы Буда, дворяне, включая городского префекта бежали из города вместе с несколькими богатыми евреями.

Великий визирь, Ибрагим Паша прибыл со своим войском в город Буда раньше султана Сулеймана I. Евреи, оставшиеся в городе, предстали перед ним одетые в траур. Прося милости, они в знак повиновения, передали визирю ключи заброшенного и незащищенного замка. Сам султан въехал в Буда 11 сентября 1521 года, а 22 сентября он издал указ, по которому все евреи захваченные в Буда, Эстергом и в других местах, должны были быть расселены в разные города Османской империи. Часть их была отправлена в Константинополь, Плевну и Софию, где они сохраняли свои общины на протяжении нескольких десятилетий. В Софии, во второй половине 16 века, существовали четыре еврейские общины: Романская (Romaniote), Ашкеназская, Сефардская и Унгарус (Ungarus).

Несмотря на то, что Османская армия вернулась после битвы на родину, в 1541 году она вновь вторглась в Венгрию, чтобы отразить Австрийской попытку взять город Буда. К тому времени, когда Османская армия прибыла к месту боев, австрийцы уже потерпели поражение, но турецкие войска все же захватили Буда.

В следующей таблице представлено число еврейских семейств в Буда в разные годы:

1546	1559	1562	1590	1627	1633	1660
50	44	49	109	11	20	80

В концу Османского правления около тысячи евреев, проживающих в Буда, посещали три городских синагоги: Сирийскую, Ашкенази, Сефард .

26 ноября 1572 года король Максимилиан II (1563—1576) намеревался изгнать евреев из Пресбурга (Братислава), заявив, что его указ будет отменен только в случае, если евреи примут христианство. Евреи, однако, остались в городе, хотя и не отказались от своей религии. 1 июня 1582 в муниципальный совет постановил, что никто не должен вести бизнес с евреями.

В конце 16-го века, когда имперские войска направились на освобождение города Буда от турецких войск, евреи должны были заплатить специальный военный налог. Город Буда сильно пострадал во время этой осады, но императорские войска все же взяли этот город в сентябре 1601 года; многие его защитники были либо убиты, либо взяты в плен и проданы в рабство. 24 апреля 1671 года Леопольд I (император Священной Римской империи) (1657—1705) вновь изгнал евреев из города. Однако он отменил свое постановление несколько месяцев спустя (20 августа).

Под властью Габсбургов

Дальнейшие преследования и высылки (1686—1740)

Имперские войска освободили город Буда 2 сентября 1686 года, большинство еврейских жителей были убиты, некоторые были захвачены, но впоследствии их освободили за выкуп. В последующие годы Венгрия перешли под власть наиболее могущественной монаршей династии Европы — дома Габсбургов. Для заселения страны епископ граф Леопольд Карл фон Колонич, впоследствии архиепископ Эстергома и Примас Венгрии, посоветовал королю отдать предпочтение немецким католикам, чтобы в дальнейшем страна стала немецкой и католической. Он также постановил, что всех евреев не надо уничтожать сразу, но как «стертые монеты — их надо постепенно изымать из обращения». Указ, который был принят парламентом в Пресбурге (1687—1688) утвердил двойное налогообложение для евреев. Евреям не разрешалось вести сельское хозяйство, владеть недвижимостью и держать христианских слуг.

Вскоре эта политика принесла свои плоды. В августе 1690 года правительство Вены постановило изгнать евреев, которые иммигрировали к ним из австрийских провинций.

Восстание Куруцев, под командованием Ференца II Ракоци причинили много страданий Венгерским евреям. Евреи Айзенштадта нашли убежище в Вене, Винер-Нойштадте и Форхтенштайне; евреи из (Голича), Сасвара и (Шаштина-Страже) рассеялись по (Годонину); а другие, кто не смог оставить свой бизнес в это трудное время, отправили свои семьи в безопасные места, а сами остались, невзирая на опасность.

После восстановления мира евреи были изгнаны из венгерских городов, на том основании, что город в котором родился Святой Стефан не должен быть осквернен ими.

Участь евреев была не улучшилась и в царствование Леопольда, сына Карла III (1711—1740). В 1726 году король объявил, что в австрийских провинциях, со дня опубликования Указа, только одному мужчине в каждой еврейской семье разрешалось вступать в брак. Этот указ ограничивал естественный прирост евреев в пострадавших еврейских общинах Венгрии. Все евреи в Австрийской провинции, который не могли жениться, ездили в Венгрию, чтобы создать там семьи; таким образом в Венгрии произошел наплыв австрийских евреев. Эти иммигранты селились в основном в северо-западных уездах, в городах (Нитра), Пресбург (Братислава) и в (Тренчине).

Мария Терезия (1740—1780)

В 1735 году после очередной переписи евреев страны были приняты меры к их сокращению. В то время в Венгрии проживало 11,621 евреев, из них мужчин — 2,474. Крупнейшая Еврейская община в Прессбурге (Братиславе) насчитывала 770 человек. Большинство евреев были заняты в торговле или промышленности, это в основном купцы, торговцы или лавочники; лишь немногие из них занимались сельским хозяйством.

Во время правления эрцгерцогини Австрии, королевы Венгрии Марии Терезии (1740—1780), дочери Карла III, евреи были изгнаны из Буды (1746), для них вводился налог на «веротерпимость». 1 сентября 1749 года венгерских евреев известили, что они будут выдворены из страны, если не будут платить этот налог. Перепуганные евреи сразу согласились; специальная комиссия требовала от них уплачивать ежегодный налог в 50 000 гульденов. Эта сумма была чрезмерной и после протестов евреев, сумма снизилась до 30,000 гульденов, а позже до 20,000 гульденов в год в течение восьми лет. Эта сумма распределялась между округами; районами и общинами, между их членами. Налоги были настолько высокими, то часть евреев, живущих в поместьях, была вынуждена отдавать своих жен и детей в качестве оплаты налогов. Тем не менее в 1760 году налог был увеличен до 20 000 гульденов, в 1772 году — до 50000 гульденов; в 1813 году — до 160.000 гульденов.

Иосиф II (1780—1790)

Иосиф II (1780—1790), сын и наследник Марии-Терезии, сразу же по восшествии на престол намеревался облегчить состояние евреев в стране. В результате венгерское правительство издало 31 марта 1783 года указ, который отменял притеснение евреев. Евреям стало разрешено селиться по всей стране. Все, что могло оскорблять их религиозные чувства было устранено.

Евреям разрешалось торговать порохом и селитрой. С другой стороны, евреи должны были отказаться от их отличительных признаков, предписанных религией и брить бороды. Император Иосиф считал этот указ настолько важным, что никому не позволял нарушать его.

Евреи, в своем письме от 22 апреля 1783 года, выразили благодарность императору и попросили разрешения носить бороды, что так и не было им разрешено. Используя предоставленные вольности, евреи стали открывать свои школы в Прессбурге (Братислава), Обуде, и Навиграде (Орадя). 23 июля 1787 года был издан указ императора, по которому каждый еврей должен выбрать немецкую фамилию; а указ 1789 года заставлял евреев нести воинская обязанность. После смерти Иосифа II многие вольности были отменены.

Революции и эмансипация, 1848—1877

В марте 1848 года евреев стали принимать на службу в национальную гвардию страны. Из Пештской Еврейской Национальной гвардии было сформировано отдельное подразделение. Когда национальная гвардия города Папа была мобилизована против хорватов, Леопольд, раввин Папа, присоединился к ней, воодушевляя товарищей. Евреи также вошли в состав добровольческого корпуса и составили треть Добровольческой дивизии, которая выступала против хорватов.

Венгерские евреи служили своей стране не только мечом, но и помогали финансами. Еврейские общины и отдельные лица снабжали армию серебром и золотом, вооружением и провизией, одевали и кормили солдат.

Борьба за равноправие евреев продолжалась и в 1859—1867 годах. В эти годы открывались еврейские школы в Шаторальяуйхей, (Тимишоара), Печи Пеште. В 1859 году была открыта учительская семинария, руководителями которой были Авраам Ледерер, Генрих Дейч и Иосиф Ваночи.

4 октября 1877 года открылся Будапештский университет. С момента своего открытия, он был единственным еврейским институтом во всей Центральной и Восточной Европе.

Фамилии

Большинство евреев до 1783 года не носило фамилий. Некоторыми фамилиями, ранее встречающимися в еврейских семьях были:

• 1050: Жасконти (Jászkonti)
• 1263: Фаркаш
• 1350: Госзу (Hosszú)
• 16 век: Чех, Якаб, Газдаг, Фекете, Надь, Кис
• 1780: Барань, Чонки, Хорпас (Horpács), Жонап (Jónap), Кохани (Kohányi), Кошут, Костоланий (Kosztolányi), Лендел, Лоринз (Lőrincz), Лукач, Сарваш, Сабо, Варга.

Император Иосиф II считал, что онемечивание может способствовать централизации империи. В 1783 году он приказал евреям выбрать для\ себя немецкие фамилии или предоставляться под ними.

С ростом венгерского национализма, первая волна мадьяризации фамилий прошла с 1840 по 1849 год. После венгерской революции этот процесс был приостановлен до 1867 года. Позже многие евреи поменяли свои фамилии с немецких на венгерские.

В 1942 году во время Второй Мировой войны, когда Венгрия стала союзником Германии, Министерством обороны Венгрии была поставлена задача «проверки расы». Был выпущен список имен, которые могли носить евреи. Этот список включал 58 имен.

Сводки переписи населения 1890, 1900, 1910 годов

	1890	1900	1910
Общая численность населения Венгрии без Хорватии	15,162,988	16,838,255	18,264,533
Эмиграция в США в предыдущем десятилетии, '00-'09	164,119	261,444	1,162,271
Еврейское население, без Хорватии	707,961	831,162	911,227
Увеличение общей численности населения в предыдущие десятилетия	10.28 %	11.05 %	8.47 %
(Эмиграция в США в предыдущем десятилетии, '00-'09) / население по предыдущей переписи	1.19 %	1.72 %	6.90 %
Прирост еврейского населения в предыдущее десятилетие	13.31 %	17.40 %	9.62 %
Еврейская/Общая	4.67 %	4.94 %	4.99 %

Почти четверть (22.35 %) евреев Венгрии в 1910 году жило в Будапеште. В Будапеште сохранились следующие синагоги:

• Dohany Street Synagogue Pest Hungary.jpg

  Интерьер синагоги на улице Дохань

• Hegedus Gyula Utca Synagogue Pest Hungary.jpg

  Синагога Утца

• Rumbach St Synagogue Pest Hungary 2.jpg

  Синагога Rumbach

• Vasvari Pal St Synagogue Pest Hungary.jpg

  Синагога Vasvari

• Kazinczy St Orthodox Synagogue Pest Hungary.jpg

  Ортодоксальная синагога на улице Казинци

Перепись 1910 года

По данным переписи 1910 года, число евреев составило 911,227 человек или 4,99 % от 18,264,533 человек, живущих в Венгрии (кроме того, там было 21,231 евреев из Автономной Хорватии-Славонии). Это был 28,7 % рост в абсолютном выражении с момента переписи населения 1890 года и 0,3 % роста (с 4,7 %) в общей численности населения Венгрии. В то время еврейский естественный прирост был выше, чем прирост христиан (хотя разница сокращалась) из-за эмиграции, главным образом в США. (Общая эмиграция из Австро-Венгрии в США в 1881—1912 годах составила 3,688,000 человек, в том числе 324,000 евреев (8.78 %). В 1880—1913 годах в общей сложности 2,019,000 человек эмигрировали из Венгрии в США. Таким образом, примерно 177,000 евреев эмигрировали из Венгрии в США во время этого всего периода.)

Население столицы Венгрии, Будапешта, состояло на 23 % из евреев. Здесь было создано множество религиозных и образовательных учреждений. Благодаря процветанию и наличию многочисленной еврейской общины города, Будапешт часто называют «Еврейской Меккой» в то время Карл Lueger, мэр Вены сослался на капитал как Judapest, намекая на высокий процент евреев в городе.

Евреи в Венгрии были долгое время лишены права владения землей, в результате чего многие ушли на заработки в бизнес. В 1910 году из них было 60,96 % торговцев. в этом же году 41,75 % владельцев гостиниц, 24,42 % пекарей, 24,07 % мясников, 21,04 % портных и 8,90 % сапожников Венгрии были евреями. 48,5 % врачей в стране (2701 из 5565) были евреями. В 1893—1913 годах евреи составляли примерно 20 % учащихся средних школ.

В абсолютных цифрах на Будапешт приходилось самое большое количество евреев (203 тыс.), далее следуют (Орадя) с 15 тысячами, Уйпешт и Мишкольц около 10 тыс. каждый, В (Сигету-Мармацией), (Мукачево), Пожонь (Братислава), Дебрецене жили 8 тыс. евреев. В (Клуж-Напока), (Сату Маре), (Тимишоара), (Кошице) — около 7 тыс. евреев.

Статистика 20—30 годов ХХ века

Используя данные переписи 1910 года, 51,7 % венгерских евреев проживало на территориях, которые остались внутри «малой» Венгрии после 1921 года, 25,5 % (232,000) жили на территориях, которые позже вошли в состав Чехословакии, 19,5 % (178,000) вошло в состав Румынии, 2,6 % (23,000) вошло в состав Югославии, 0,5 % (5,000) вошло в состав Австрии и наконец 0,2 % (2,000) жило в Фиуме, которая вошла в состав Италии после 1924 года. Согласно переписи 1930—1931 годов, 238,460/192,833/около 22 000 евреев жили в районах ЧССР/Румыния/СФРЮ, ранее принадлежавших Венгрии, что означает, что общее число людей, декларирующих себя евреями оставалось неизменным в Карпатском бассейне в период между 1910 и 1930 годами.

Согласно переписи в декабре 1920 года в «малой» Венгрии, процент евреев возрос в течение последнего десятилетия в Шаторальяуйхейе (до 30,4 %), Будапеште (23.2 %), Уйпеште (20.0 %), Ньиредьхазае (11.7 %), Дебрецене (9.9 %), Пече (9.0 %), Шопроне (7.5 %), Мако (6.4 %).

В 1920 году 46,3 % врачей, 41,2 % ветеринаров, 21,4 % фармацевтов Венгрии были евреями, а также 34,3 % журналистов, 24,5 % исполнителей музыки, 22,7 % актеров театра, 16,8 % художников и скульпторов. Среди владельцев земли более 570 га, или 19,6 % были еврейскими. Среди 2739 заводов в Венгрии, 40,5 % владели евреи.

Следующая Таблица показывает количество людей, которые объявили себя иудеями (евреи) по данным переписей на территории Венгрии.

Перепись	12.31.1910 (внутри границ 1937)	12.31.1920	12.31.1930	01.31.1941 (внутри границ 1937)	1949	2001	2011
Евреи	471,355	473,310	444,567	400,981	133,861	12,871	10,965
% от общего	6.19 %	5.93 %	5.12 %	4.30 %	1.45 %	0.13 %	0.11 %

Евреи Венгрии были довольно хорошо интегрированы в венгерское общество во время Первой Мировой Войны. В 1926 году 50,761 еврейских семей жило в Будапеште. 65 % из них жило в 1-2 комнатных квартирах, 30 % имели три или четыре комнаты, в то время как 5 % жили в квартирах с более чем 4-мя комнатами.

Кол. домохозяйств	максимум 1 комната	2 комнаты	3 комнаты	4 комнаты	5 комнат	мин 6 комнат
Еврейские= 50,761	25.4 %	39.6 %	21.2 %	9.2 %	3.1 %	1.5 %
Христианские = 159,113	63.3 %	22.1 %	8.4 %	3.8 %	1.4 %	1.0 %

Образование. Следующие диаграммы иллюстрируют процент еврейских студентов на два Будапештских университета.

Еврейских студентов	1913	1925 Весна
Будапештский Университет экономических наук	34.1 %	7.7 %
Будапештский Университет технологии и экономики	31.9 %	8.8 %

Те, кто мог себе позволить, учились в других европейских странах, таких как Австрия, Германия, Италия и Чехословакия. В 1930 году всех мужчин в возрасте от шести лет и старше

Обучение	>= 8 лет	>= 12 лет	Университетский диплом
Населения	10.8 %	5.8 %	2.1 %
Евреи в сельской местности	36.6 %	17.0 %	5.0 %
Евреи в Будапеште	56.5 %	31.7 %	8.1 %

Семь из тринадцати лауреатов Нобелевской премии родившихся в Венгрии были евреями. В спорте 55,6 % награждённых золотой медалью на летних Олимпийских Играх в период с 1896 по 1912 год были евреями. Этот показатель снизился до 17,6 % в межвоенный период 1924—1936 годов.

Период	1896—1912	1924—1936	1948—1956	1960—1972	1976—1992 (1984 исключены)	1996—2008
Олимпиада	5	4	3	4	4	4
Общее колическтво золотых	442	482	440	684	903	1172
Венгерские золотые	11	22	35	32	33	26
Венгерские/общее мировое	2.49 %	4.56 %	7.95 %	4.68 %	3.65 %	2.22 %
Венгерское индивидуальное золото	9	17	26	22	27	16
Еврейское индивидуальное золото	5	3	6	4	0	0
Еврейское/индивидуальное венгерский	55.56 %	17.65 %	23.08 %	18.18 %	0 %	0 %
Евреи в золоте команд	57.14 % = 8/14	28.21 %= 11/39
Евреев в населении	4.99 % (1910)	5.12 % (1930)	1.45 % (1949)			0.13 % (2001)

Венгерская советская республика

Потери Венгрии в Первую мировую войну составили: убитых 661.000 чел., раненых 743 000 чел., попало в плен 734 000 чел. Среди них в войну погибло около 10 000 евреев.

После поражения и распада Австро-Венгерской Империи Венгрия подписала Трианонский договор, по которому она лишилась две трети своей территории и две трети населения.

В 1918 году в Венгрии произошла революция. Было образовано гражданское демократическое правительство под руководством Михая Кароя, которое провозгласило Венгерскую республику. Однако правительство графа Михая Каройи не смогло возродить Венгерское государство и организовать социальную и экономическую жизнь на его территории. После шести месяцев пребывания у власти, осознав нежелание стран Антанты учитывать интересы Венгрии, Каройи передал власть коалиции социал-демократов и коммунистов.

Венгрия была провозглашена Социалистической советской республикой. Для обеспечения защиты республики началось формирование Красной гвардии во главе с Матьяшем Ракоши. Было создано новое коммунистическое правительство. Однако популярность венгерского советского правительства была не столь высока, что объяснялось отчасти тем, что почти все его члены (Б. Кун, Д. Лукач, Т. Самуэли, М. Ракоши, Э. Герё, В. Бём, Е. Варга и др.) были евреями, в то время как в населении Венгрии евреи составляли небольшой процент (к 1920 году в Венгрии евреев было 473.000 человек, около 6 % от всего населения). Венгерская советская республика просуществовала 133 дня, правительство ушло в отставку.

После поражения революции многие ее деятели нашли убежище в Советском Союзе, где принимали участие в работе Коминтерна. Некоторые из них, в том числе Б. Кун, погибли во время сталинских репрессий 1936—1938 годов..

В 1930—1940 — х годах венгерские евреи находились в эмиграции в СССР (Уфа, Москва) и работали в подпольном коммунистическом движении в Венгрии. Некоторые из них пострадали за участие в подпольной коммунистической деятельности. Среди вернувшихся в Венгрию После Второй мировой войны часть эмигрантов-коммунистов, среди которых было много евреев, вернулись в Венгрия, а с 1947 года они заняли ключевые посты в партийном и государственном аппаратах. Ближайшими помощниками лидера венгерских коммунистов Ракоши были евреи Э. Герё, генеральный секретарь ЦК ВПТ, М. Фаркаш, ответственный за армию и госбезопасность и Й. Реваи (1898—1959), министр просвещения Венгрии. Из двадцати четырех членов ЦК компартии, сформированного в мае 1945 года, девять были евреями. Венгерское министерство государственной безопасности возглавлял еврей Г. Петер.

А в 1919 году Венгрии победили реакционные силы под командованием бывшего Австро-Венгерского адмирала Миклоша Хорти. По стране прокатилась серия погромов в отношении евреев, коммунистов, крестьян и других слоев населения, известная в истории как белый террор. Роль Хорти в этих репрессиях до сих пор является предметом дискуссий (в своих мемуарах он отказался дезавуировать погромы, заявив, что «только железная метла» может очистить страну). Подсчет числа жертв в террористических кампаниях этого времени является предметом политических споров

Холокост

Межвоенные годы

В первые десятилетия 20-го века количество евреев в Венгрии составило около 5 процентов населения. Этому меньшинству удалось добиться большого коммерческого успеха и евреи были непропорционально представлены в разных профессиях.

В 1921 году в Будапеште 88 % участников фондовой биржи и 91 % валютных маклеров составляли евреи. В межвоенной Венгрии, более половины, а возможно 90 процентов венгерской промышленности было в собственности у Еврейских банковских семей. Евреи представляли одну четвертую часть всех студентов и 43 % процента в Будапештском технологическом университете. В 1920 году 60 процентов венгерских врачей, 51 % адвокатов, 39 % всех инженеров и химиков, 34 процента редакторов и журналистов, 29 % музыкантов назвали себя евреями.

Успехи евреев многим не нравились. Адмирал Хорти заявлял, что он был «антисемитом», и замечал в письме к одному из своих премьер-министров: «я считаю недопустимым то, что здесь в Венгрии все, каждая фабрика, банк, бизнес, театр, пресса, торговля и др. находятся в еврейских руках..».

Анти—еврейскую политика в Венгрии усилилась в межвоенный период.

В 1938 году Венгрия под управлением Миклоша Хорти приняла ряд антиеврейских мер. Закон, принятый 29 мая 1938 года предписывал уменьшить число евреев на 20 процентов в каждом торговом предприятии, прессе, среди врачей, инженеров и адвокатов. Второй антиеврейский закон (5 мая, 1939) касался определения евреев в расовом отношении: человек с 2, 3 или 4 -мя еврейскими коленами был объявлен евреем. Их трудоустройство в правительстве на любом уровне было запрещено, они не могли быть редакторами в газетах, их число было ограничено до шести процентов среди театральных и кино актеров, врачей, юристов и инженеров. В частных компаниях запрещалось работать более 12 % евреев. 250,000 венгерских евреев потеряли свои доходы. Большинство из них лишились права голоса. Только 38 привилегированных евреи могли голосовать.

Во время войны евреи были призваны на службу в качестве «трудовой повинности». Их использовали для ремонта железных дорог, строительства аэропортом, разминирования минных полей. Около 42 000 еврейских подневольных рабочих были убиты на советском фронте в 1942—1943 годах. 4 тыс. подневольных рабочих погибло на медных рудниках в Бор, Сербия. Однако Миклош Kállay, премьер-министр Венгрии с 9 марта 1942 года и регент Хорти противились немецкому давлению и отказывались депортировать венгерских евреев в немецкие лагеря смерти в оккупированной Польше. Это положение сохранялось вплоть до 19 марта 1944 года, когда немецкие войска оккупировали Венгрию.

Оккупация и депортация

Нацисты приходят к власти в Венгрии

На 18 марта 1944 года Гитлер вызвал к себе Хорти на конференцию в Австрии, где он требовал большей уступчивости от венгерского государства. Хорти противился, но его усилия были тщетными — когда он принял участие в конференции, немецкие танки уже вошли в Будапешт.

После неудачной попытки Хорти вывести Венгрию из войны, к власти пришел глава партии «Скрещенные стрелы» Салаши, который немедленно ввел беспрецедентный антиеврейский террор. Приготовления к депортации евреев из Будапешта, затихшие было из-за вышеуказанных причин, возобновились. 2 ноября 1944 г. советская армия подошла к Будапешту, и приблизительно 25 тыс. будапештских евреев были отправлены венгерским правительством пешком к австрийской границе. По этому же маршруту были посланы позже еще 60 тыс. евреев. Очень многие участники этого «марша смерти» погибли в пути. От захвата власти «Скрещенными стрелами» до вступления в Будапешт советских войск (18 января 1945 г.) погибли около 98 тыс. будапештских евреев.

Депортация в Освенцим

Оберштурмбанфюрер СС Адольф Эйхман, , в обязанности которого входил надзор за уничтожением евреев, организовал облавы на евреев за пределами Будапешта и его пригородов. Каждый день из сельской местности в Освенцим прибывало 45 вагонов или 4 поезда в день с 12.000 евреями.

Усилия по спасению евреев

Очень мало прихожан католической или протестантской духовенства поднимали свой голос против отправки евреев на смерть.

В конце июня римский папа, Король Швеции Густав VI Адольф и в решительных выражениях президент Франклин Д. Рузвельт призвали прекратить депортации. Тогда адмирал Хорти приказал приостановить все депортации с 6 июля. Тем не менее, еще 45 000 евреев были депортированы из Транс-Дунайской области и окраин Будапешта в Освенцим. После неудавшегося покушения на жизнь Гитлера, немцы отступили от масштабных депортаций. В конце августа Хорти отказался выполнять запрос Эйхмана на депортации. Гиммлер приказал Эйхману покинуть Будапешт

По словам Уинстона Черчилля «нет никаких сомнений, что преследование евреев в Венгрии и их изгнание является величайшим и самым ужасным преступлением, когда-либо совершенным за всю историю мира….»

Примерно 119,000 евреев было освобождено в Будапеште и 20 000 подневольных рабочих в сельской местности. Почти все выжившие депортированные вернулись с мая по декабрь 1945 года.

В конце войны потери венгерского еврейства значительно превышают понесенные военные потери США на всех театрах военных действий.)

Роман Кастнер

Рудольф Исраэль Кастнер (1906—1957) — еврейско-венгерский журналист и юрист стал известен во времена Холокоста в Венгрии. Он был одним из руководителей «Комитета спасения» — маленькой Еврейской группировки в Будапеште, которая помогала еврейским беженцам бежать из оккупированной нацистами территории Венгрии во время Второй Мировой Войны и помогала им скрыться до немецкого вторжения 19 марта 1944 года. В период с мая по июль 1944 года евреи Венгрии были депортированы в газовые камеры в Освенциме-Биркенау в количестве 12 000 человек. Кастнер вел переговоры с Адольфом Эйхманом и Куртом Бехером, оба старшие офицеры СС, чтобы позволить 1,685 из них остаться в Швейцарии. В обмен на деньги и драгоценности им был организован вывоз евреем.

Позже он эмигрировал в Израиль. Был убит в Тель-Авиве в 1957 году.

Бренд Джоэл

Джоэл Марка (25 апреля 1906 — 13 июля 1964) — венгерский еврей, известный тем, что во время Холокоста пытался сохранить венгерско-еврейские общины от депортации в концлагерь Аушвиц. По описанию историка Иегуда Бауэра, отважный авантюрист, который чувствовал себя как дома в подполье, Бренд объединился с другими сионистами в Будапеште к Комитету спасения — группе, которая помогла еврейским беженцам в оккупированном нацистами Европе бежать в относительно безопасную Венгрию, прежде чем немцы захватили эту страну в марте 1944 года. Бренд прибыл в Палестину, чтобы попытаться договориться с англичанами о спасении Венгерских евреев, но был арестован и заключен в тюрьму при невыясненных обстоятельствах.

Венгерский Золотой поезд

Венгерский Золотой поезд — нацистский поезд времен Второй Мировой войны, перевозивший похищенные ценные вещи, в основном венгерских еврейских лиц из Венгрии в Берлину в 1945 году. После захвата поезда американскими военными, почти ничего из ценных вещей не было возвращены в Венгрию или их законным владельцам или из оставшихся в живых членов семей.

Рауль Валленберг

В это время одним из самых смелых деятелей Холокоста был Рауль Валленберг. С помощью его сотрудников евреям выдавали защитные паспорта от шведской дипломатической миссии. Валленберг спас жизни десятков тысяч евреев, предотвратил убийство 70000 жителей гетто.

В 2003 году Валленберг был избран почетным гражданином Будапешта. Его именем назван Мемориальный парк, посвященный памяти тех, кто спас многих евреев от депортации в лагеря смерти и здание, где располагалось посольство Швеции в 1945 году.

Годы строительства социализма

В конце Второй Мировой Войны в Венгрии проживало 140 000 евреев, против 750 000 в 1941 году. Сложная экономическая ситуация вкупе с затяжным антисемитскими настроениями среди населения вызвала волну миграции. С 1945 по 1949 год от 40,000 до 50,000 евреев покинули Венгрию, уехав в Израиль (30,000-35,000) и западные страны (15,000-20,000).

20 августа 1949 года в стране была создана Венгерская Народная Республика, просуществовавшая с 20 августа 1949 года по 23 октября 1989 года.

Евреи вместе с венграми принимали участие в строительстве социализма в стране. Руководители страны Матиаш Ракоши, Эрно Герё и Питер Габор, как и многие евреи-коммунисты отвергали иудаизм, следовали научной теории Марксизма-Ленинизма. В 1948—1988 годах сионизм был объявлен вне закона, иудаизм был отвергнут.

В рядах коммунистической партии Венгрии было большое число евреев, поскольку они играли большую роль на ранних этапах рабочего движения Венгрии и также в культурной и общественной жизни в Венгрии.

Евреи были по обе стороны восстания 1956 года. Несколько лидеров вооруженного восстания, такие как еврей Иштван Ангел (выжил в Освенциме, казнен 1 декабря 1958 года), еврейский писатель Тибор Дери (провел в тюрьме с 1957 по 1961 год), занимали позиции реформистского движения. После венгерских событий 1956 года, около 20000 евреев покинули страну.

В годы управления страной Яношем Кадаром (1957—1988) еврейская интеллигенция играла большую роль в венгерском искусстве и науках (венгерский философ и государственный деятель Дьёрдь Лукач и др.). В 1967 году были разорваны дипломатические отношения с Израилем, что не касалось жизни евреев в Венгрии.

Советский режим не преследовал евреев, не ограничивал их профессиональную деятельность и свободу вероисповедания. Единственным представительным органом евреев считалась Федерация еврейских общин — религиозное объединение, насчитывавшее в середине 1970-х годов 60 коллективных членов; её председатель назначался Министерством по делам религий, также как и главный раввин Будапешта, которым на протяжении многих лет был Л. Шалго, умерший около 1985 года, избиравшийся также от одного из территориальных округов города в парламент ВНР, где долгое время был единственным депутатом-евреем.

В стране действовало 160 синагог, имелась иешива и еврейская гимназия, несколько талмуд-тор, еврейский музей, хор, больница, несколько домов для престарелых, сиротский приют, 10 магазинов, торговавших кашерным мясом и птицей, ресторан, где соблюдался кашрут, пекарня по выпечке маццы.

Деятельность еврейских организаций финансировалась в основном Министерством по делам религий при поддержке Джойнта. Бо́льшая часть евреев была сконцентрирована в Будапеште (50−80 тысяч человек); общины имелись в Дебрецене, Мишкольце, Сегеде, Пече и Дьере.

Современное положение

В апреле 1997 года парламент Венгрии принял закон о компенсации Еврейской собственности, по которому подлежит возврату собственность, отнятая у евреев во время нацистской и коммунистической эпох.

Большинство оценок о количестве евреев в Венгрии колеблется от 50 000 до 150 000 человек. В Венгрия действует ряд синагог, в том числе синагога на улице Дохань, которая является второй по величине синагогой в мире. Еврейское образование включает в себя три еврейские средние школы, Будапештский университет иудаики и др.

После 1989 года в стране наблюдается некоторое духовное возрождение иудаизма.

Следующая Таблица показывает процент еврейских налогоплательщиков и их вес в налоговую базу среди тех венгерских налогоплательщиков, которые добровольно направлен 1 % от своих налогов на личные доходы, чтобы перейти к религиозной конфессии:

Налоговый год	2002	2003	2004	2005	2006	2007	2008	2009	2010	2011	2012	2013	2014
Иудейская конфессия	2	2	4	4	4	4	5	5	5	3	3	3	3
% налогоплательщиков	1.17	1.07	1.10	1.04	0.97	0.88	0.79	0.78	0.77	0.75	0.79	0.88	0.86
% налогов	2.33	2.14	2.21	2.06	1.95	1.74	1.62	1.62	1.72	1.34	1.31	1.36	1.26

Евреи, родившиеся в или после 1945 года, начали выходить на пенсию в 2007 году, это вызывает стремительное их уменьшение в таблице, поскольку люди находившиеся на социальном обеспечении, не платят подоходные налоги в Венгрии.

Еврейское население на современной территории Венгрии

В Венгрии (в ее нынешних границах) еврейское население сократилось почти на полмиллиона после Первой Мировой Войны и продолжало сокращаться в период с 1920 по 2010 год. Значительное сокращение прошло с 1939 по 1945 годы (Вторая Мировая война и Холокост), затем с 1951 по 1960 год (Венгерские события 1956 года). Несмотря на эти массовые сокращения, Венгрия в настоящее время имеет самое большое еврейское население в Восточной Европе за пределами России.

В 1931 году к синагоге в Эржебетвароше (еврейский квартал Пешта) было пристроено здание, выполненное на месте дома, где в 1860 году родился основоположник сионизма Теодор Херцель. Во время войны в этом здании немцы устроили общежитие для подневольных рабочих. В настоящее время здесь располагается музей еврейской культуры. Экспозиции музея рассказывают о религиозной и светской жизни евреев, о жертвах Холокоста.

См. также

• Партии Скрещенных Стрел
• Будапештского Гетто
• История Венгрии
• Венгрия в годы Второй Мировой Войны
• Туфли на набережной Дуная

Примечания

Холокост

• Braham, Randolph L. (2001) The Holocaust in Hungary: a selected and annotated bibliography, 1984—2000. Boulder: Social Science Monographs; Distributed by Columbia University Press ISBN 0-88033-481-9
• Braham, Randolph L. (2001) The Politics of Genocide: the Holocaust in Hungary. (Rev. and enl. ed.) 2 vols. Boulder: Social Science Monographs; Distributed by Columbia University Press ISBN 0-88033-247-6 [Hungarian translation available.] (1st ed.: New York: Columbia University Press, 1981.)
• Hungary and the Holocaust, US Holocaust Memorial Museum This article incorporates text from a publication now in the public domain: «Hungary». Jewish Encyclopedia. 1901—1906.

Дополнительная литература

• Альтман И. А. [jhist.org/shoa/hfond_135.htm Холокост и еврейское сопротивление на оккупированной территории СССР] / Под ред. проф. А. Г. Асмолова. — М.: Фонд «Холокост», 2002. — 320 с. — ISBN 5-83636-007-7.
• Braham, Randolph L. & Bock, Julia (2008), comp. & ed. The Holocaust in Hungary: a selected and annotated bibliography: 2000—2007. [New York]: Rosenthal Institute for Holocaust Studies, Graduate Center/City University of New York; Boulder : Social Science Monographs ISBN 0-88033-628-5
• Patai, Raphael, The Jews of Hungary: history, Culture, Psychology, Detroit, Michigan, Wayne State University Press, 1996, ISBN 0-8143-2561-0
• Patai, Raphael, Apprentice in Budapest: Memories of a World That Is No More Lanham, Maryland, Lexington Books, 2000, ISBN 0-7391-0210-9

Ссылки

• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Ungarn/XI/Kalman/Edikt_jud/pred.phtml?id=7798 ЕВРЕИ В ВЕНГРИИ (Х-ХII вв.)]
• [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/Holocaust/hungarytoc.html Еврейская виртуальная библиотека статей о Венгрии]
• [www.holocaust-history.org/hungarian-photos/ Документы о Холокосте в Венгрии]
• [www.zsidlex.extra.hu Magyar Zsidó лексика]
• [www.hungarianquarterly.com/no143/p129.html Валленберг: они хотели обвинить нас]…
• [www.budapestvacationservice.com/holocaust_heroes_budapest.html Герои венгерского Холокоста]
• [www.szombat.org/index.php?module=articles&func=display&aid=200 Интервью с Иштваном Домонкосом (венгерский)]
• [www.zsido.hu/english/ Еврейская страница]
• [maps.google.com/maps/ms?f=q&hl=en&geocode=&ie=UTF8&msa=0&msid=105614632013317187769.000446cb6c712c5c9e668&ll=47.49369,19.062653&spn=0.006727,0.020084&z=16 Еврейский Будапешт, карта]
• [jewish.hu/view.php?a=kezdolap Сайт для туристов. Культурное и религиозное наследие]
• [www.ejwiki.org/wiki/%D0%98%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F_%D0%B5%D0%B2%D1%80%D0%B5%D0%B5%D0%B2_%D0%92%D0%B5%D0%BD%D0%B3%D1%80%D0%B8%D0%B8 Еврейская энциклопедия]
• [www.ejwiki.org/wiki/%D0%9A%D0%BE%D0%BC%D0%BC%D1%83%D0%BD%D0%B8%D0%B7%D0%BC_(%D0%B5%D0%B2%D1%80%D0%B5%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%B0%D1%81%D0%BF%D0%B5%D0%BA%D1%82) Коммунизм (еврейский аспект)]

Отрывок, характеризующий История евреев в Венгрии

В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]