Харнак, Фальк
Поделись знанием:
Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.
Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
| Фальк Харнак нем. Falk Harnack<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |
| Рождение: | 2 марта 1913 Штутгарт, Германская империя |
|---|---|
| Смерть: | 3 сентября 1991 (78 лет) Берлин, Германия |
| Место погребения: | Целендорфское кладбище, Берлин |
| Имя при рождении: | Фальк Эрих Вальтер Харнак |
| Отец: | Отто Харнак[de] |
| Мать: | Клара Харнак[de] |
| Супруга: | Кете Браун[de] |
| Образование: | Мюнхенский университет |
| Деятельность: | театральный режиссёр, кинорежиссёр, сценарист |
| Военная служба | |
| Годы службы: | 1940—1943 (вермахт) 1943—1945 (ЭЛАС) |
| Принадлежность: |  Третий рейх  Греция
|
| Род войск: | армия |
| Звание: | не установлено |
| Сражения: | Вторая мировая война |
| Награды: |
|
Фальк Харнак (также Гарнак, нем. Falk Harnack; 3 марта 1913, Штутгарт — 3 сентября 1991, Берлин) — немецкий сценарист и режиссёр, антифашист, член движения Сопротивления во время Второй мировой войны, член организации «Красная капелла».
Содержание
Биография
Семья
Фальк Эрих Вальтер Харнак родился в семье литературоведа Отто Харнака[de] и художницы Клары Райхау[de]. Отец покончил жизнь самоубийством в 1914 году, менее чем через год после рождения сына. Фальк приходился племянником теологу Адольфу Харнаку и химику Эриху Харнаку[de] и внуком теологу Теодозиусу Харнаку[de]. Его старший брат — юрист и член движения Сопротивления Арвид Харнак, двоюродные братья — теолог Дитрих Бонхёффер и химик Эрнст Харнак[de], также пострадавший от нацистского режима в Германии. Его сестра Инге (1904—1974) дважды была замужем: первый раз за Иоганном Илмари Ауэрбахом[de], во второй раз — за скрипачом Густавом Хавеманом[de], родственником Роберта Хавемана.
Участие в движении Сопротивления
На воспитание и формирование личности Фалька большое влияние оказал его старший брат, Арвид, убеждённый гуманист. Он рано попал в круг друзей старшего брата, которые позже создали группу, вошедшую в организацию «Красная капелла». В 1932 году Фальк получил аттестат зрелости; в 1933 году продолжил образование в Берлинском университете, в апреле 1934 года перевёлся в Мюнхенский университет. Студентом в мае того же года участвовал в акции (распространял листовки) против нацистской Лиги студентов в Мюнхенском университете. В 1936 году получил докторскую степень за работу о драматургии Карла Блайбтроя[de]. До 1940 года служил режиссёром в Национальном театре в Веймаре и в театре Альтенбурга. Затем был призван в вермахт.
В 1942 году, когда Фальк был в Хемнице, в Мюнхене борцы Сопротивления организовали группу «Белая роза» под руководством Ганса Шолля и Александра Шморелля. К нему обратилась их общая знакомая Лило Рамдор[de] с просьбой стать связным между их группой и группой его брата Арвида Харнака, Харро Шульце-Бойзена и Ганса фон Донаньи в Берлине. Он согласился. В организацию также вошли его двоюродные братья Клаус и Дитрих Бонхёфферы. Но в том же году все члены группы в Берлине были арестованы. Многие из них были казнены, в том числе его старший брат с женой.
Арест и побег
В феврале 1943 года Фальк Гарнак вышел на связь с Софи и Гансом Шоллями. После их ареста были арестованы остальные члены «Белой розы». Но народный суд в Мюнхене 19 апреля 1943 года оправдал Фалька (уникальный случай) в связи с отсутствием доказательств[1]. В августе 1943 года он был зачислен в штрафной батальон 999 и отправлен в действующую армию в Грецию[2]. В декабре того же года был снова арестован, но с помощью своего командира, лейтенанта Герхарда Фаута, бежал при транспортировке в концентрационный лагерь. Присоединился к партизанам из Греческой народно-освободительной армии. Вместе с Герхардом Райнхардтом[de] основал антифашистский комитет Свободной Германии и возглавил его. После войны, вернувшись в Германию, Фальк узнал, что некоторые члены его семьи — двоюродный брат Эрнст Харнак, родственники Клаус и Дитрих Бонхёфферы и двоюродный брат Ганс фон Донаньи — были убиты нацистами весной 1945 года.
Послевоенная деятельность
Вернулся к профессиональной карьере режиссёра и драматурга в Баварском театре в Мюнхене. В 1947 году перешёл в Немецкий театр в Берлине. С 1949 по 1952 год был художественным руководителем на киностудии DEFA в ГДР. В 1951 году снял фильм Das Beil von Wandsbek («Топор Вандсбека») по роману Арнольда Цвейга, который через месяц после выхода на экраны был осуждён партийным руководством СЕПГ, вопреки попыткам Цвейга и Бертольда Брехта не допустить его запрета. В 1952 году переехал из ГДР в Западный Берлин. Здесь устроился на работу в кинокомпанию CCC-Film, где работал с такими режиссёрами, как Хельмут Койтнер и Вольфганг Штаудте[3]. С конца 1950-х годов работал почти исключительно на телевидении. Для некоторых своих фильмов он сам написал сценарии. С 1962 по 1965 год был старшим директором воссозданного телеканала ZDF. В последующие годы оставался свободным художником. Главной темой многих его фильмов были эпоха Третьего рейха и борьба с нацизмом. Например, в 1955 году им был снят фильм «20 июля», который рассказывал о неудачной попытке убийства Адольфа Гитлера[4]. В 1956 году этот фильм был удостоен премии Deutscher Filmpreis в номинации «Фильмы, которые вносят вклад в развитие демократической мысли».
На Международном кинофестивале в Берлине в 1961 году Фальк Харнак был членом международного жюри. В 1962 году он снял телевизионный фильм Jeder stirbt für sich allein («Каждый умирает в одиночку») по роману Ганса Фаллады, в котором была поднята тема сопротивления нацизму простых людей.
Фальк Харнак был женат на немецкой актрисе Кете Браун[de]. Он умер после тяжёлой продолжительной болезни.
Наследие
Фильмография
| Год | Фильм | Исполнители главных ролей | Прочее |
|---|---|---|---|
| 1951 | Топор Вандсбека (нем. Das Beil von Wandsbek) | Эрвин Гешоннек, Кете Браун, Клаус Хольм, Гизелла Май | |
| 1954 | Роман женщины-врача (нем. Roman eines Frauenarztes) | Рудольф Прак, Анна-Мария Блан, Винни Маркус, Ян Хендрикс | |
| 1955 | 20-е июля (нем. Der 20. Juli) | Вольфганг Прайс, Аннемарие Дюрингер, Вольфганг Бюттнер | премия Deutscher Filmpreis |
| 1956 | Ночь решения (нем. Nacht der Entscheidung) | Карл Раддац, Хильда Краль, Альберт Ливен | |
| 1956 | Анастасия, последняя царская дочь (нем. Anastasia, die letzte Zarentochter) | Лилли Палмер, Иван Десни, Эллен Швирс, Тилла Дюрье | |
| 1957 | Как ураган (нем. Wie ein Sturmwind) | Лилли Палмер, Иван Десни, >Сюзанна Крамер, Зигфрид Шюренберг | |
| 1958 | Беспокойная ночь (нем. Unruhige Nacht) | Бернхард Викки, Улла Якобссон, Хансйёрг Фельми | |
| 1959 | Врачи без совести (нем. Arzt ohne Gewissen) | Эвальд Бальзер, Вольфганг Прайс, Барбара Рюттинг, Вольфганг Килинг | |
| 1959 | Дело Пинедуса (нем. Der Fall Pinedus) | Альфред Бальтоф, Франц Шафхайтлин, Фриц Тильман, Ханс Христиан Блех | телевизионный |
| 1960 | Процесс (нем. Der Prozess) | телевизионный | |
| 1961 | Маркиза д’Арси (нем. Die Marquise von Arcis) | Александр Керст, Хильда Краль, Бригитта Мира, Ута Сакс | телевизионный |
| 1962 | Каждый умирает в одиночку (нем. Jeder stirbt für sich allein) | Эдит Шульце-Веструм, Альфред Шиске, Анели Гранже, Хартмут Рек | телевизионный |
| 1963 | Волки (нем. Die Wölfe) | Томас Хольцман, Мартин Хирте, Курт Пириц | телевизионный |
| 1964 | Иногда небо участвует в игре (нем. Manchmal spielt der Himmel mit) | Вольф Аква, Изольда Бройнер, Саша Хен | телевизионный |
| 1964 | Памела (нем. Pamela) | телевизионный | |
| 1964 | Женщина обвиняет врача. — Обвиняемый: Дк. Томас (нем. Ein Frauenarzt klagt an – Angeklagt: Dr. Thomas) | Дитер Борше, Анита Хофер, Дитмар Шёнхер, Ханс Нильсен, Инга Майсель | |
| 1964 | И больше не Джессика (нем. Und nicht mehr Jessica) | Вольф Аква, Вольфганг Бюттнер, Марго Трогер, Саша Хен | телевизионный |
| 1965 | Садовник из Тулузы (нем. Der Gärtner von Toulouse) | телевизионный | |
| 1966 | Белые уступают (нем. Weiß gibt auf) | Рудольф Платт, Зигфрид Ловиц, Фридрих Шонфельдер, Дорис Киршнер | телевизионный |
| 1966 | Первые и последние (нем. Die Ersten und die Letzten) | телевизионный | |
| 1966 | Кто спасет нашего Акеркнехт (нем. Wer rettet unseren Ackerknecht) | телевизионный | |
| 1967 | Заключенный сна (нем. Ein Schlaf Gefangener) | Вальтер Бушхоф, Фриц Веппер, Пауль Дальке, Хельмут Ланге | телевизионный |
| 1967 | Битва за каучук (нем. Kampf um Kautschuk) | телевизионный | |
| 1968 | Чёрное солнце (нем. Die schwarze Sonne) | Кристина Остермаер, Фридхельм Пток, Хорст Науман, Мария Зебальдт | телевизионный |
| 1968 | Безвозвратно (нем. Unwiederbringlich) | Лотар Блюмхаген, Сольвейг Томас, Лиль Даговер, Карин Хюбнер | телевизионный |
| 1970 | Фердинанд, граф фон Цеппелин (нем. Ferdinand Graf von Zeppelin – Stunde der Entscheidung) | Вольфганг Бюттнер, Герд Балтус, Гизелла Хольцингер, Лис Верховен, Вольфганг Фольц | телевизионный |
| 1970 | Пенемюнде (нем. Peenemünde) | телевизионный (2 серии) | |
| 1971 | Вещь в себе и как её повернуть (нем. Das Ding an sich und wie man es dreht) | Фридрих Г. Бекхауз, Фридрих В. Баушульте, Хорст Боллман, Фолькерт Крэфт | телевизионный |
| 1971 | Дело г-на Смита (нем. Ein Fall für Herrn Schmidt) | Габи Дом, Хайнц Майер, Клаус Шварцкопф, Кете Браун | телевизионный |
| 1973 | Астронавт (нем. Der Astronaut) | телевизионный | |
| 1973 | Убитый с Нового моста (нем. Der Tote vom Pont Neuf) | телевизионный | |
| 1974 | Преследователь (нем. Der Verfolger) | Герд Бекман, Корнелия Бойе | телевизионный |
| 1974 | Сильверсон (нем. Silverson) | Герберт Бойттихер, Грация Мария Каус, Эрнст Шредер, Изабель Штумпф | телевизионный |
| 1975 | Здесь покоится Джордж Диллон (нем. Hier ruht George Dillon) | телевизионный | |
| 1976 | Эрика (нем. Erika) | Сильвия Райце, Ева-Мария Бауэр, Ева Брамби, Ирмгард Риссен, Кира Младек | телевизионный |
Радиопостановки
- «Больвизер» (Bolwieser, 1946)
- «Андрокл и лев» (Androklus und der Löwe, 1972)
Избранные сочинения
- Harnack F. Die Dramen Karl Bleibtreu : Eine dramaturgische Untersuchung. — Nendeln/Liechtenstein: Kraus-Reprint, 1967. (Germanische Studienhefte 199)
Награды
- 1940 Медаль Гёте Немецкого национального театре Веймара.
- 1952 Золотой нагрудный знак DEFA
- 1959 Серебряный Знак почёта Немецкой театральной ассоциации (GDBA)
- 1977 Почётная грамота Ассоциации жертв нацистского режима (VVN)
- 1983 Премия Deutscher Filmpreis в номинации «За многолетний вклад в развитие немецкого кинематографа»
- 1989 Офицерский крест ордена «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия»
Напишите отзыв о статье "Харнак, Фальк"
Примечания
- ↑ [www.gdw-berlin.de/de/vertiefung/biographien/personenverzeichnis/offset/96/ Falk Harnack] (нем.). Gedenkstätte Deutscher Widerstand. Проверено 20 ноября 2013.
- ↑ Hamacher G., 2005.
- ↑ [www.berliner-zeitung.de/archiv/der-20--juli-23-55-uhr-zdf,10810590,9152964.html 23.55 Uhr ZDF] // Berliner Zeitung. — 1996, 16 July.
- ↑ Schmiesing G. [www.filmreporter.de/retro/news/2080-20-Juli-Fakten-statt-Fiktion 20. Juli — Fakten statt Fiktion] (нем.). Filmreporter.de (7. November 2013). Проверено 20 ноября 2013.
Литература
- Bruhns M. Kunst in der Krise. — München; Hamburg: Dölling und Galitz, 2001. — Bd. 2. — S. 43. — ISBN 3-933374-95-2
- Coppi H., Danyel J., Tuchel J. Die Rote Kapelle im Widerstand gegen den Nationalsozialismus. — Berlin: Hentrich, 1994. — S. 117. — ISBN 3-89468-110-1
- Fürst-Ramdohr L. Freundschaften in der Weißen Rose. — München: Geschichtswerkstatt Neuhausen, 1995. — ISBN 3-931231-00-3.
- Hamacher G. [www.rosalux.de/cms/fileadmin/rls_uploads/pdfs/Manuskripte_53_2.pdf Gegen Hitler: Deutsche in der Résistance, in den Streitkräften der Antihitlerkoalition und der Bewegung «Freies Deutschland» : Kurzbiografien]. — 2., korr. Aufl. — Berlin: Karl Dietz, 2005. — S. 76. — (Reihe: Manuskripte/Rosa-Luxemburg-Stiftung; Bd. 53). — ISBN 9783320029418.
- Ziegler A. Dramaturg des Widerstands — Falk Harnack und die Geschichte der «Weißen Rose» : Ein Beitrag zur «Weiße-Rose-» Forschung. — Selbstverlag, September 2005. — Broschiert, 35 Seiten Text und 21 Seiten Dokumente.
Ссылки
- [www.kinopoisk.ru/name/507180/ Фальк Харнак]. КиноПоиск. Проверено 20 ноября 2013.
- [www.gdw-berlin.de/nc/de/vertiefung/biographien/biografie/view-bio/harnack-2 Falk Harnack] (нем.). Biografien. Gedenkstätte Deutscher Widerstand. Проверено 20 ноября 2013.
- [www.deutsches-filmhaus.de/filme_gesamt/h_gesamt/harnack_falk.htm Falk Harnack] (нем.). Deutsches Filmhaus. Проверено 20 ноября 2013.
- [www.adk.de/de/archiv/archivbestand/film-medien-kunst/index.htm?hg=film&we_objectID=1202 Falk Harnack Archiv] (нем.). Filmarchiv. Akademie der Künste. Проверено 20 ноября 2013.
- [www.traces.org/castofcharacters.html Falk Harnack] (англ.). Cast of Characters. Traces : web site. Проверено 20 ноября 2013.
Отрывок, характеризующий Харнак, Фальк
– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu'ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.
Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Категории:
- Родившиеся 2 марта
- Родившиеся в 1913 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Штутгарте
- Умершие 3 сентября
- Умершие в 1991 году
- Умершие в Берлине
- Похороненные на Целендорфском кладбище
- Театральные режиссёры по алфавиту
- Театральные режиссёры Германии
- Театральные режиссёры XX века
- Кинорежиссёры по алфавиту
- Кинорежиссёры Германии
- Кинорежиссёры XX века
- Сценаристы по алфавиту
- Сценаристы Германии
- Сценаристы XX века
- Офицеры ордена «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия»
- Выпускники Мюнхенского университета Людвига-Максимилиана
- Антифашисты
- Участники Второй мировой войны
- Красная капелла
- Белая роза
- Движение Сопротивления в Греции
- Лауреаты премии Deutscher Filmpreis
