Албанская партия труда
| Албанская партия труда | |
| алб. Partia e Punës e Shqipërisë | |
 | |
| Лидер: | |
|---|---|
| Дата основания: | |
| Дата роспуска: | |
| Штаб-квартира: | |
| Идеология: |
марксизм-ленинизм, сталинизм, ходжаизм |
| Союзники и блоки: | |
| Партийная печать: |
Зери и популлит (алб. Zëri i Popullit — «Голос народа») |
К:Исчезли в 1991 году Алба́нская па́ртия труда́ (алб. Partia e Punës e Shqipërisë, PPSh), в русской аббревиатуре АПТ — албанская коммунистическая политическая партия 1941—1991 годов, в 1945—1990 управляла НРА/НСРА в условиях однопартийной системы и внешней самоизоляции. Под руководством Энвера Ходжи установила самый жёсткий сталинистский режим в Восточной Европе. Отстранена от власти массовыми протестами начала 1990-х годов. В 1991 официально отказалась от марксизма-ленинизма, приняла демосоциалистическую идеологию и преобразована в Социалистическую партию Албании.
Содержание
Предыстория
Коммунистическая партия Албании возникла последней в странах Балканского региона. В 1920-х в Албании образовались три коммунистические организации, численностью до трёх сотен человек каждая: Албанская коммунистическая группа в Корче; отколовшаяся от неё Группа молодёжи с ячейками во Влёре, Тиране и Гирокастре; группа в Шкодере[1]. Однако вплоть до начала 1940-х годов эти разрозненные группы албанских коммунистов не консолидировались в единую партию.
Попытка косоварского активиста Али Кельменди в 1925 году сформировать албанскую секцию Коминтерна[2] не дали значительного результата. Аналогичные действия предпринимал другой коминтерновский представитель Лазар Фундо, но не получил советской поддержки, поскольку обвинялся то в троцкизме, то в «правом уклоне».
Ведущие коммунистические активисты состояли в компартиях стран Западной Европы. Подпольные коммунистические организации рекрутировались из бывших сторонников республиканского движения православного епископа Фана Ноли. (Интересно, что некоторые другие республиканские активисты впоследствии примкнули к албанскому фашизму.)
Основание партии
Учредительное собрание Коммунистической партии Албании (КПА, алб. Partia Komuniste e Shqipërisë) состоялось в тиранском подполье 8 ноября—14 ноября 1941 года[3]. Участвовали 13 человек: Энвер Ходжа, Кемаль Стафа, Кочи Дзодзе, Панди Кристо, Василь Шанто, Тук Якова, Кочо Ташко, Гин Марку, Кристо Темелько, Рамадан Читаку, Анастас Лула, Кадри Ходжа, Садик Премтя. Восемь из них (Дзодзе, Кристо, Шанто, Луло, Ташко, Марку, Якова, Темелько) относились к христианской, пять (однофамильцы Ходжи, Стафа, Читаку, Премтя) к мусульманской общине.
Создание единой албанской компартии до некоторой степени совершилось по инициативе извне. Организующую роль в ноябрьском собрании сыграли эмиссары Иосипа Броз Тито — Миладин Попович и Душан Мугоша. В этом факте отразилась ключевая роль югославских коммунистов на первом этапе истории КПА[4].
В 1942 Кемаль Стафа был убит, после чего завязалась подспудная борьба за лидерство между Энвером Ходжей и Кочи Дзодзе, продолжавшаяся до 1948 года. На первой национальной конференции КПА 17 марта—22 марта 1943 года первым секретарём ЦК был избран Энвер Ходжа. Идеологией КПА был провозглашён марксизм-ленинизм. Организационная структура копировалась с ВКП(б) и КПЮ. Центр принятия партийных решений сосредоточился в ЦК и политбюро, во главе которых стоял первый секретарь.
Коммунисты сыграли определяющую роль в исходе Второй мировой войны на территории Албании. Под их эгидой был создан Национально-освободительный фронт в 1942 и Национально-освободительная армия в 1943. Энвер Ходжа являлся председателем фронта и главнокомандующим армией. В взаимодействии с НОАЮ албанские коммунистические отряды вели боевые действия против итальянских и немецких оккупантов, монархистов и националистов Балли Комбетар.
Партийное правление
В ноябре 1944 года Национально-освободительная армия Албании установила контроль над всей территорией страны. В отличие от других стран Восточной Европы (кроме Югославии), албанские коммунисты пришли к власти без прямого участия советских войск. Превосходящий силовой и административный потенциал позволял КПА установить монополию власти без промежуточных коалиционных этапов. Временное правительство возглавил первый секретарь ЦК Компартии Албании Энвер Ходжа. Практически все министерские посты заняли коммунисты. В декабре 1945 прошли выборы в Народное собрание Албании, по результатам которых представители компартии получили все депутатские мандаты.
Сопротивление националистов было подавлено вооружённой силой. Последний серьёзный контрудар формирования коменданта Балли Комбетар Абаса Эрменьи нанесли под Шкодером в январе 1945 года, но не смогли добиться успеха[5]. Антикоммунистическая эмиграция создала Национальный комитет «Свободная Албания» и пыталась поднять восстание через заброску в страну боевиков-парашютистов[6], однако эти попытки не дали результата.
Политика албанских коммунистов проводилась в духе самого последовательного сталинизма. Конституция Народной Республики Албании (НРА), принятая 11 января 1946, содержала статью об «авангардной роли» компартии[7] и фактически устанавливала однопартийную систему. Насаждался культ личности Энвера Ходжи. В экономике проводился курс на огосударствление и централизацию, были национализированы все промышленные и коммерческие предприятия, установлена монополия внешней торговли.
Противники режима, традиционные клановые авторитеты и их сторонники, «буржуазные элементы» подвергались жестоким репрессиям. Уже в марте—апреле 1945 Специальный суд под председательством Кочи Дзодзе провёл показательный процесс над коллаборационистами, функционерами королевского режима и антикоммунистическими политиками. 17 человек были казнены, около 40 приговорены к длительным срокам заключения[8]. Завершающий удар по оппозиции нанесла резня 1951 года в Албании, когда были разгромлены последние подпольные организации и расстреляны без суда авторитетные общественные деятели[9][10]. Методически преследовалась религия. С 1967 года Албания объявлялась «первым в мире атеистическим государством», религиозное исповедание и отправление обрядов приравнивались к государственным преступлениям и карались вплоть до смертной казни[11][12]. Политический террор осуществляла тайная полиция Сигурими, глава которой по должности входил в правительство, возглавляя МВД и в политбюро ЦК. Количество казнённых по политическим мотивам исчислялась тысячами, репрессированных — десятками тысяч[13] (при том, что численность населения Албании не превышала в тот период 2,7 миллиона человек). Иные меры государственного насилия — депортации, задержания, профилактирования — за период правления компартии затронули до трети населения страны[14].
В то же время режим КПА в первые годы пользовался значительной поддержкой населения, особенно молодёжи и женщин. Экономическая помощь СССР позволяла осуществлять политику ускоренной индустриализации, создавать новые рабочие места, вводить социальные программы. Резкий слом феодально-патриархальных порядков, особенно провозглашённое равноправие женщин, способствовал росту социальной мобильности. В августе 1945 года была объявлена первая в албанской истории аграрная реформа: помещичье землевладение ликвидировалось, крестьяне наделялись дополнительными угодьями и тягловым скотом, аннулировались их долги. Коллективизация сельского хозяйства была проведена не сразу, а только в 1950-х годах, после укрепления режима и создания продовольственной базы.
При этом Албания являлась беднейшей страной Европы. Уровень жизни масс был крайне низок, условия труда в городе и деревне оставались тяжёлыми. В сочетании с партийно-государственным произволом это порождало широкое недовольство, отразившееся в массовых выступлениях против режима начала 1990-х годов[15].
В 1976 году конституция Народной Социалистической Республики Албании (НСРА) прямо утверждала «руководящую роль» компартии. Данный тезис содержался уже в статье 3[16], а не в статье 21, как в Конституции 1946 года.
Политические зигзаги
Идеологические основы и политические установки албанской компартии в целом оставались неизменны с начала 1940-х до конца 1980-х. Однако партийный курс неоднократно менялся сообразно внешней ориентации.
Первоначально партийно-государственное руководство НРА ориентировалось не только на СССР, но и на ФНРЮ. Лидер «проюгославской фракции» Кочи Дзодзе занимал пост министра внутренних дел[17], руководил Сигурими, являлся вторым лицом после Энвера Ходжи и его единственным политическим соперником.
Советско-югославский раскол 1948 года привёл к серьёзному повороту албанской политики. Энвер Ходжа безоговорочно поддержал СССР. Кочи Дзодзе был заклеймён как «титовец» и «троцкист», приговорён к смертной казни и повешен. Состоялась первая крупная партийная чистка. Подверглись репрессиям многие сторонники Дзодзе, в том числе Панди Кристо[18]. Югославский титоизм («капиталистическое самоуправление») стал главным идеологическим жупелом албанской компартии.
Тогда же, в 1948 году, на первом съезде КПА по предложению Сталина сменилось название партии[19]. КПА была переименовала в Албанскую партию труда (АПТ). Это означало заметное понижение статуса партии в международном коммунистическом движении, однако Ходжа, преданный Сталину, согласился без каких-либо возражений[20].
Много лет спустя Неджмие Ходжа объясняла просталинскую политику своего мужа тем, что СССР рассматривался как гарант независимости Албании[21]. Коммунистическое руководство опасалось, что без мощной внешней поддержки Тито присоединит Албанию к Югославии[22].
Отношения между АПТ и КПСС резко ухудшились с середины 1950-х. Ходжа категорически не принял решение Хрущёва примириться с Тито и нормализовать советско-югославские отношения. Необратимый характер советско-албанский раскол принял в 1956 году, после осуждения культа личности Сталина на ХХ съезде КПСС. Особенно конфликтно отношения Ходжи складывались с самим Хрущёвым и Юрием Андроповым[23].
На Московском совещании коммунистических партий 1960 года делегация АПТ поддержала Коммунистическую партию Китая в полемике с КПСС. Связи между НРА и СССР были постепенно свёрнуты, в 1961 году разорваны дипломатические отношения. В 1962 году Албания вышла из СЭВ, в 1968 из Организации Варшавского договора. Ходжа обвинил КПСС в ревизионизме и социал-империализме, термин «хрущёвцы» в пропаганде АПТ стал употребляться с значении, сходном с «титовцами».
Разрыв с СССР привёл АПТ к переориентации на КНР. Этому способствовали идеологическая близость между ходжаизмом и маоизмом и совместная борьба против КПСС за доминирование в коммунистическом движении. Каких-либо межгосударственных соглашений между НРА и КНР не заключалось, но основы политического союза содержались в коммюнике, подписанном в ходе визита в Албанию Чжоу Эньлая в 1964 году[24]. Дипломатия НРА поддерживала позиции КНР во всех значимых международных вопросах. Спецслужба Сигурими опекала маоистские группы в странах Восточной Европы, в частности, нелегальную ортодоксальную компартию Польши[25]. Однако расчёты Ходжи на масштабную экономическую помощь Китая не оправдались.
Китайская Политика реформ и открытости, начатая Дэн Сяопином в конце 1970-х, была встречена АПТ с нескрываемой враждебностью. В 1978 году Ходжа прервал албано-китайские отношения. НСРА перешла к политике полной самоизоляции.
Внутренние конфликты
Постоянным элементом албанской политики являлись партийные чистки, укреплявшие единовластие Энвера Ходжи.
Ещё во время Второй мировой войны были казнены один из первых албанских марксистов, противник сталинизма Лазар Фундо, обвиняемый в троцкизме, и один из руководителей албанского комсомола Анастас Лула, обвинённый в фракционерстве совместно с Садиком Премтей, которому удалось покинуть Албанию и вступить в Четвёртый интернационал.
После войны из партии был изгнан поэт Сейфулла Малешова, занимавший министерский пост во временном правительстве коммунистов, так как его умеренные взгляды и готовность к контактам с западными странами были осуждены как «правый уклон».
В 1948 году расправе подверглись Кочи Дзодзе, Панди Кристо и другие «титовцы».
В середине 1950-х годов, особенно с 1956, под влиянием XX съезда КПСС, в АПТ возникло течение, оппозиционное сталинистской политике[26]. Некоторые партийные функционеры стали высказываться в пользу замедления темпов индустриализации и коллективизации, большего внимания уровню жизни масс, «демократизации партийной жизни». Ставился вопрос о реабилитации репрессированных «титовцев». Главными сторонниками «хрущёвской оттепели» в Албании являлись Тук Якова, член политбюро бывший генеральный прокурор Бедри Спахиу и секретарь ЦК Лири Белишова. В тайный политический контакт с ними вступили[27] генералы Панайот Плаку, Дали Ндреу, его жена Лири Гега.
Выступление против Ходжи и Шеху было запланировано на апрельской конференции парторганизации Тираны 1956 года. Значительная часть делегатов настроилась поддержать Плаку и Ндреу. Однако эти планы стали известны министру обороны Бекиру Балуку, который проинформировал Неджмие Ходжу. Министр внутренних дел Кадри Хазбиу привёл в готовность Сигурими.
Председательствовал на тиранской партконференции министр обороны Балуку. Выступления оппозиционеров были пресечены, 27 делегатов арестованы, форум объявлен «югославским заговором»[28]. Генерал Плаку бежал в Югославию, где вскоре убит агентами Сигурими. Генерал Ндреу расстрелян вместе с беременной Лири Гегой[29].
В 1958 году по подозрению в проюгославских, просоветских и католических симпатиях осуждён на 20 лет тюрьмы Тук Якова, умерший год спустя[30]. Годом раньше к 25 годам тюрьмы был приговорён Бедри Спахиу (впоследствии интернированный и окончательно освободившийся только в 1990 году).
В 1961 году интернирован, сослан, затем арестован и осуждён на 10 лет Кочо Ташко, заподозренный в просоветской ориентации[31].
В 1974 году арестованы за «либеральный уклон»[32] министр культуры Фадиль Пачрами и руководитель Radio Televizioni Shqiptar Тоди Лубонья.
В 1975 году расстрелян по обвинению в «военном заговоре» бывший министр обороны генерал Бекир Балуку и группа его подчинённых[33].
В 1981 году при неясных обстоятельствах погиб премьер-министр Мехмет Шеху, второе лицо в партийно-государственной иерархии после Энвера Ходжи. Посмертно он был обвинён в «контрреволюционном заговоре» и шпионаже. В 1982 были арестованы его близкие родственники и сподвижники — вдова Фикирете Шеху, племянник Фечор Шеху, министр обороны Кадри Хазбиу и ряд других[34]. Хазбиу и Фечор Шеху были расстреляны, Фикирете Шеху умерла в тюрьме.
Организационная структура
Согласно Уставу партии, высшим её органом являлся съезд, созывавшийся один раз в 5 лет. Делегаты съезда избирались на областных, районных, городских партийных конференциях. Съезд заслушивал и утверждал доклады Центрального Комитета АПТ, обсуждал общие вопросы партийной политики и избирал ЦК. В состав ЦК входили ведущие функционеры партийного аппарата, хозяйственные руководители и видные представители интеллигенции. ЦК руководил деятельностью партии между съездами, собираясь примерно три раза в год.
ЦК АПТ избирал Политбюро и Секретариат. Эти органы являлись высшими инстанциями партийной, а де-факто и государственной власти. В Политбюро состояли ведущие секретари ЦК и ключевые министры НРА/НСРА (в том числе министр внутренних дел — глава Сигурими). На еженедельных заседаниях Политбюро принимало основные политические и административные решения. Доклады и политические решения Политбюро автоматически утверждались ЦК. Секретариат отвечал за руководство повседневной деятельностью партии, особенно за организацию исполнения решений Политбюро и координацию партийно-государственных и хозяйственных кадров.
С 1941 года и до конца жизни бессменным первым секретарём ЦК являлся Энвер Ходжа. Этот пост обеспечивал положение верховного правителя Албании.
После казни Кочи Дзодзе вторым лицом партии и государства до конца 1981 года являлся Мехмет Шеху, с 1954 возглавлявший правительство. Третьим по влиянию считался Хюсни Капо, партийный куратор внешней политики.
С 1971 видную роль в Политбюро играл министр внутренних дел и глава Сигурими Кадри Хазбиу. Экономическую политику курировал Адиль Чарчани, сменивший Мехмета Шеху на посту премьер-министра.
Ключевыми фигурами Секретариата являлись секретари по идеологии и по оргструктуре. Идеологию с 1960 года курировал Рамиз Алия. Организационным секретарём с 1983 была Ленка Чуко. Большим влиянием в последнее десятилетие АПТ располагал в Политбюро крупный региональный функционер Мухо Аслани и промышленный организатор, впоследствии министр обороны Прокоп Мурра.
Формально не состояли в Политбюро, но реально участвовали в принятии его решений Неджмие Ходжа и Фикирете Шеху.
Партийным официозом являлась газета Зери и популлит.
После Ходжи
11 апреля 1985 года умер Энвер Ходжа. Его преемником стал Рамиз Алия, второй и последний первый секретарь ЦК АПТ. Алия планировался в преемники Ходжи ещё с начала 1970-х: секретарь ЦК по идеологии считался гарантом продолжения прежней политики.
В первые годы правления Алии никаких заметных реформ в Албании не проводилось. На государственном уровне демонстративно поддерживался культ Ходжи и Сталина. Однако прекратились массовые репрессии и насильственная атеизация. Запрет религии с самого начала считали ошибкой многие функционеры АПТ. Формально Алия не отменял запрет, но верующих перестали преследовать, отправление обрядов в домашних условиях воспринималось как «личное и семейное дело». Для интеллигенции стали допускаться дискуссии по вопросам культуры. Оставались под формальным запретом, но перестали преследоваться мелкие частные производства и торговля.
В то же время основы идеологии, политического режима и государственного строя полностью сохранялись. Это вызывало всё большее недовольство в стране.
Восточноевропейские Революции 1989 года чрезвычайно обеспокоили руководство АПТ. Однако партийная верхушка ещё рассчитывала удержать ситуацию под контролем. Выразителями наиболее жёсткой консервативной линии являлись Ленка Чуко, Мухо Аслани, Неджмие Ходжа и последний глава Сигурими Симон Стефани.
Падение режима
В 1990 в Албании начались массовые протесты. В Шкодере произошли столкновения демонстрантов с полицией, в Кавае был разгромлен городской комитет АПТ[35]. Повсеместно распространялись призывы «сделать как в Румынии». Опасаясь судьбы Николае Чаушеску, в апреле 1990 года Рамиз Алия на пленуме ЦК АПТ анонсировал «процесс демократизации». В ноябре было объявлено о «разграничении партии и правительства», подготовке нового избирательного закона. Торжественно разрешалось отправление религиозных культов. Но такого рода уступки уже не могли повлиять на ситуацию.
В декабре 1990 года антикоммунистические выступления стали перерастать в общенациональное восстание. Студенческое движение[36] поддержали рабочие, объединившиеся в Союз независимых профсоюзов Албании[37].
Оказавшись под угрозой всеобщей забастовки, 12 декабря Рамиз Алия от имени ЦК АПТ объявил о переходе к многопартийной системе в Албании. Это решение было настолько вынужденным, что Алия публично говорил об историческом поражении АПТ и всей своей жизни[38]. В тот же день официально учредилась оппозиционная Демократическая партия Албании (ДПА).
В то же время Рамиз Алия и его сторонники рассчитывали ценой отказа от однопартийности сохранить реальную власть партийной номенклатуры. Алия целенаправленно позиционировался как «албанский Горбачёв». Пропаганда АПТ настаивала, что «переход к демократии могут обеспечить только опытные политики», подобные Алии. Параллельно Алия укрепил своё положение в политбюро, отправив в отставку консервативных ходжаистов — Ленку Чуко, Мухо Аслани, Симона Стефани.
Однако общественные процессы уже не контролировались властями. 20 февраля 1991 года рабочие и студенты снесли памятник Энверу Ходже на площади Скандербега в Тиране[39]. Ни полиция, ни партийные формирования ходжаистов не смогли этому помешать. Падение коммунистического режима в Албании приобрело необратимый характер.
Трансформация партии
31 марта 1991 года в Албании состоялись многопартийные парламентские выборы. Было объявлено о победе АПТ, получившей 56,2 % голосов. Демократическая партия, собравшая, по официальным данным, 38,7 %, обвинила власти в силовом давлении на избирателей[40]. В стране вновь начались уличные протесты. 2 апреля 1991 в Шкодере произошли столкновения оппозиционных демонстрантов с полицией. Была открыта стрельба, погибли четыре активиста ДП[41]. Стрельба велась из здания комитета АПТ, которое демонстранты подвергли разгрому.
29 апреля 1991 новый состав парламента внёс изменения в Конституцию. Страна была переименована из Народной Социалистической Республики Албании в Республику Албанию. Провозглашались гражданские и политические свободы. При этом учреждался пост президента, избираемого депутатами. С 30 апреля президентом стал Рамиз Алия. Фракция АПТ в Народном собрании голосовала за все эти предложения, тем самым перечёркивая свои прежние многолетние позиции.
Едиственным крупным коммунистическим руководителем, который публично принёс албанскому народу извинения за преступления режима и за собственные действия, стал Бедри Спахиу в мае 1991 года[42].
12 июня 1991 внеочередной съезд АПТ произвёл кардинальную партийную реформу. Партия была переименовала в Социалистическую партию Албании (СПА), отказалась от марксизма-ленинизма и приняла программу демократического социализма, заявила о приверженности правам человека и подвергла критике «эксцессы» прежнего правления. Фактическим лидером оставался Рамиз Алия, официально пост председателя занял Фатос Нано, с февраля назначенный премьер-министром вместо Адиля Чарчани.
Идеология и программа правящей партии неузнаваемо изменились. В руководство пришли прагматичные деятели, ориентированные на евроинтеграцию Албании. Однако оппозиция рассматривала преобразование АПТ в СПА как обманные манёвры коммунистов с целью удержания власти. Акции протеста не прекращались. В мае—июне 1991 года мощное забастовочное движение[43] вынудило президента Алию и правительство Нано согласиться на перевыборы парламента.
В марте 1992 года победу на выборах одержала Демократическая партия. Президентом Албании был избран лидер ДПА Сали Бериша, правительство возглавил Александер Мекси. Ряд видных деятелей АПТ/СПА, в том числе Рамиз Алия, были арестованы за злоупотребления властью и преступления против человечности, осуждены и отбывали тюремные сроки.
СПА стала одной из двух ведущих партий албанской многопартийной системы. Она находилась у власти в 1997—2005 и с 2013 года. Основной поддержкой пользуется на юге страны, особенно среди земляков Энвера Ходжи.
Современные последователи
Албанский ходжаизм сформировался в особую ветвь мирового коммунизма — как наиболее жёсткое, догматичное и репрессивное направление, стоящее на позициях крайнего «антиревизионизма». Последовательные ходжаисты не приняли реформирования АПТ и преобразования в СПА. Уже в 1991 году литератор Хюсни Милоши создал сначала Союз имени Энвера Ходжи, затем ортодоксальную Коммунистическую партию Албании. В партию вступила, в частности, Неджмие Ходжа.
Новая ходжаистская компартия не имела серьёзного влияния, численность её сторонников не превышала нескольких тысяч человек. Однако она не раз пыталась участвовать в выборах, особенно на местном уровне. Некоторые наблюдатели полагают, что резкая коммунистическая критика СПА за «отступничество и измену» была выгодна антикоммунистам из ДПА, поскольку раскалывала проходжаистский электорат.
Существует своего рода «ходжаистский интернационал» — Международная конференция марксистско-ленинских партий и организаций (Единство и борьба). Все эти организации малочисленны и невлиятельны. Однако они представлены в разных странах мира, в том числе таких, как Бенин (Компартия Бенина), Буркина Фасо (Вольтийская революционная коммунистическая партия), Кот-д’Ивуар (Революционная коммунистическая партия Кот-д’Ивуара), Эквадор (Марксистско-ленинская коммунистическая партия Эквадора). К ходжаизму некоторое время также примыкали такие маоистские партии, как Коммунистическая партия Бразилии, Коммунистическая партия рабочих Туниса и Коммунистическая партия Новой Зеландии, впоследствии перешедшие к идеям других направлений марксизма.
Напишите отзыв о статье "Албанская партия труда"
Примечания
- ↑ Robert J. Alexander. International Trotskyism, 1929—1985: A Documented Analysis of the Movement. Durham and London: Duke University Press, 1991., p. 32.
- ↑ [www.aqshf.gov.al/arkiva-157-2.html?movie=426 Ali Kelmendi]
- ↑ [www.marxists.org/shqip/subjekt/dokumente-shqiptare/ppsh/historia/i/3-5.pdf THEMELIMI I PARTISË KOMUNISTE TË SHQIP2RISË]
- ↑ [www.marxists.org/history/etol/revhist/backiss/vol3/no1/premtaj.html Stalinism and Communism in Albania]
- ↑ [www.ballikombit.org/index.php?option=com_content&task=view&id=980&Itemid=1 Abas Ermenji — apostull i bashkimit kombëtar]
- ↑ [www.tiranaobserver.al/deshmia-e-neshat-bilalit-pse-kompania-4000-deshtoi-ne-rrezimin-e-enver-hoxhes/ Dëshmia e Neshat Bilalit: Pse «Kompania 4000» dështoi në rrëzimin e Enver Hoxhës]
- ↑ [licodu.cois.it/?p=385 Конституция Албании 1946 года, статья 21]
- ↑ [www.radiandradi.com/skeda-e-lazer-radit-dhe-gjyqi-special-13-prill-1945/testata-kryesore/gazeta/ Skeda e Lazër Radit dhe Gjyqi Special]
- ↑ [arkivi.peshkupauje.com/2009/02/masakra-e-1951-prokurori-dhe-gjyqtari-i.html Masakra e 1951, Prokurori dhe Gjyqtari: I pushkatuam pa gjyq 22 vetë]
- ↑ [booktique.al/index.php?main_page=product_info&cPath=36&products_id=48 LIBRI «BOMBË» NË AMBASADËN SOVJETIKE" TË AUTORIT URAN BUTKA]
- ↑ [www.country-data.com/cgi-bin/query/r-186.html Albania. Hoxha’s Antireligious Campaign]
- ↑ [www.arkivalajmeve.com/Dom-Shtjefen-Kurti---110-vjetori-i-lindjes-24121898---24122008.164373/ Dom Shtjefën Kurti — 110 vjetori i lindjes, 24.12.1898 — 24.12.2008]
- ↑ [www.pakufije.com/2014/12/01/a-mund-te-quhet-thjesht-diktature-regjimi-komunist-shqiptar/ A mund të quhet thjesht diktaturë regjimi komunist shqiptar?]
- ↑ [rufabula.com/articles/2015/09/25/the-feat-of-shevdet Подвиг Шевдета]
- ↑ [articles.chicagotribune.com/1991-01-20/news/9101060446_1_opposition-parties-green-party-democratic-party At Last, Albanians Feel Winds Of Change]
- ↑ [eudo-citizenship.eu/NationalDB/docs/ALB%20Kushtetuta%20e%20Republikes%20Socialiste%20Popullore%20e%20Shqiperise%201976.pdf Конституция Албании 1976 года, статья 3]
- ↑ [www.telegrafi.com/rasti-koci-xoxe-a-ishte-vertete-agjent-i-jugosllaveve-shefi-i-pare-i-sigurimit-te-shtetit-shqiptar/ Rasti Koçi Xoxe: A ishte vërtetë agjent i jugosllavëve, shefi i parë i Sigurimit të Shtetit shqiptar?]
- ↑ [www.gazetadita.al/pandi-kristo-isha-bashkepunetor-i-koci-xoxes-dhe-punonim-per-interesat-e-jugosllaveve/ Pandi Kristo: Isha bashkëpunëtor i Koçi Xoxes dhe punonim për interesat e jugosllavëve]
- ↑ Энвер Ходжа. [www.enverhoxha.ru/Archive_of_books/enver_hoxha_with_stalin_rus.pdf Со Сталиным. Воспоминания]. — 2-е изд. — Тирана: 8 Нентори, 1984. — С. 64—65.
- ↑ [studall.org/all-88452.html Поворотный 1948 год]
- ↑ [www.spiegel.de/spiegel/print/d-30414363.html «Wir töteten nie ohne Grund»]
- ↑ [www.fjala.info/arkiv/fjala1/?p=3158 Ramiz Alia, INTERVISTE — ‘Si u hapën ambasadat…’]
- ↑ Фёдор Бурлацкий. Вожди и советники. Издательство политической литературы, 1990. ISBN 5-250-00689-2.
- ↑ Artful Albanian: The Memoirs of Enver Hoxha. Chatto & Windus, 1986.
- ↑ [histmag.org/Kazimierz-Mijal-marksista-bezkompromisowy-10590;2 Kazimierz Mijal — marksista bezkompromisowy]
- ↑ Owen Pearson. Albania as Dictatorship and Democracy. I.B.Tauris & Co Ltd, Albania in the Twentieth Century. 2006. ISBN 9781845111052.
- ↑ [www.arkivalajmeve.com/Gruaja-e-ministrit-te-arratisur-Pse-e-eliminoi-Enveri-Panajot-Plakun.260190/ Gruaja e ministrit të arratisur: Pse e eliminoi Enveri Panajot Plakun]
- ↑ [floripress.blogspot.ru/2011/05/nga-flori-bruqi-panajot-plaku-gjenerali.html#!/2011/05/nga-flori-bruqi-panajot-plaku-gjenerali.html Panajot Plaku, gjenerali që zbuloi sekretet e Enverit tek gazeta «Borba»]
- ↑ [www.tiranaobserver.al/news-item/4-misteret-e-liri-geges-dhe-dali-ndreut-si-u-ekzekutua-shtatzene-anetarja-e-byrose-politike/ 4 misteret e Liri Gegës dhe Dali Ndreut: Si u ekzekutua shtatzënë anëtarja e Byrosë Politike]
- ↑ [www.arkivalajmeve.com/Gruaja-e-Tuk-JakovesFjalia-per-te-cilen-Enver-Hoxha-urdheroi-zhdukjen-e-tim-shoqi.256173/ Gruaja e Tuk Jakovës:Fjalia për të cilën Enver Hoxha urdhëroi zhdukjen e tim shoqi]
- ↑ [www.panorama.com.al/vajza-e-koco-tashkos-babai-po-shuhet-ne-burg-lereni-te-vdese-ne-shtepi/ Vajza e Koço Tashkos: Babai po shuhet në burg, lëreni të vdesë në shtëpi]
- ↑ [web.archive.org/web/20080125090329/www.shekulli.com.al/news/53/ARTICLE/20167/2008-01-16.html Përcillet përgjithmonë Fadil Paçrami]
- ↑ [pamfleti.com/arkiva-1975-procesverbali-rralle-ja-per-cfare-u-denuan-vdekje-beqir-balluku-petrit-dume-dhe-hito-cako ARKIVA 1975 / Procesverbali i rrallë: Ja për çfarë u dënuan me vdekje Beqir Balluku, Petrit Dume dhe Hito Çako]
- ↑ [www.pashtriku.org/?kat=63&shkrimi=1326 PASHTRIKU: PROCESVERBALI TOP’SEKRET — SI U PUSHKATUA KADRI HAZBIU…]
- ↑ Tadeusz Czekalski. Albania (Historia Państw Świata XX w.). Wydawnictwo TRIO, Warszawa 2003.
- ↑ [www.yllpress.com/21893/shqiperia-20-vjet-pas-renies-se-komunizmit.html Shqipëria, 20 vjet pas rënies së komunizmit]
- ↑ [www.shekulli.com.al/p.php?id=23155 Greva e përgjithshme, ja si u rrëzua qeveria e fundit komuniste]
- ↑ [www.tiranaobserver.al/50-fakte-nga-jeta-e-ramiz-alise-dhe-misteret-qe-mori-ne-varr/ 50 fakte nga jeta e Ramiz Alisë dhe misteret që mori në varr]
- ↑ [www.shekulli.com.al/p.php?id=219906 24 vjet nga rrëzimi i bustit të Enver Hoxhës]
- ↑ Robert Bideleux & Ian Jeffries. The Balkans: A Post-Communist History. New York: Routledge. 2007.
- ↑ [www.zeriamerikes.com/a/ne-shkoder-perkujtohet-demonstrata-antikomuniste-e-2-prillit-1991-145763025/730702.html Në Shkodër përkujtohet Demonstrata Antikomuniste e 2 prillit 1991]
- ↑ [www.tiranaobserver.al/bedri-spahiu-pse-e-therrisnim-enver-hoxhen-kerric-dhe-nje-bisede-me-mehmet-shehun/ Bedri Spahiu: Pse e thërrisnim Enver Hoxhën kërriç dhe një bisedë me Mehmet Shehun]
- ↑ [nvdatabase.swarthmore.edu/content/albanian-workers-force-shift-toward-democracy-1991 Albanian workers force shift toward democracy, 1991]
| ||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Албанская партия труда
Князь Андрей улыбнулся.– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.
Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
