Французская коммунистическая партия

Французская коммунистическая партия
фр. Parti communiste français
Лидер:	Пьер Лоран
Дата основания:	29 декабря 1920
Идеология:	Еврокоммунизм
Союзники и блоки:	Левый фронт (Франция)
Мест в Национальном собрании:	7 / 577
Мест в Сенате:	17 / 348
Мест в Европарламенте:	3 / 72
Партийная печать:	L’Humanité (с 1994 неофициально), Communistes, Info Hebdo, Economie et Politique
Персоналии:	члены партии в категории (80 чел.)
Сайт:	[www.pcf.fr .fr]

К:Политические партии, основанные в 1920 году

Францу́зская коммунисти́ческая па́ртия (фр. Parti communiste français) — коммунистическая партия во Франции. Возникла в 1920 году, на 2006 год — формально третья по численности политическая партия во Франции. Играла важную роль в политике, являясь (наряду с Итальянской коммунистической партией) крупнейшей коммунистической партией в западном мире.

Входила в Коммунистический интернационал, ныне состоит в коалиции Европейские левые. Нынешняя политическая ориентация: независимая внешняя политика, поддержка национальных меньшинств, активная социальная политика, стимулирование развития регионов, демократизация управления в Евросоюзе.

История

Основание партии

Партия была основана в 1920 году членами левого крыла Французской секции Рабочего интернационала (СФИО), поддержавшими Октябрьскую революцию 1917 года и стоявшими в период Первой мировой войны на интернационалистических и антивоенных позициях.

Раскол внутри Социалистической партии нарастал по мере приближения Первой мировой войны. В 1914 году большинство парламентской фракции французских социалистов, несмотря на задекларированную линию на противодействие империалистической войне и совершённое националистическим фанатиком убийство крупнейшей фигуры партии Жана Жореса, категорически выступавшего против войны, проголосовало за военные кредиты. Левые социалисты осудили курс правого руководства СФИО на поддержку своего правительства в войне как социал-шовинистический.

Днём рождения Французской коммунистической партии считается 29 декабря 1920 года, когда в городе Туре собрался XVIII съезд СФИО, на котором подавляющее большинство (3/4) делегатов проголосовали за вхождение в Коминтерн. Выделившееся большинство стало называться Французская секция Коммунистического Интернационала (SFIC), а в 1921 году приняло название Коммунистической партии Франции (как того требовал 17 пункт «21 условия»). В их числе были не только деятели, представлявшие в годы войны левое, интернационалистское крыло партии (Поль Вайян-Кутюрье, Борис Суварин, Анри Гильбо, Фернан Лорио), но и Марсель Кашен и генеральный секретарь СФИО Людовик Фруассар, ещё недавно защищавшие социал-шовинистические позиции, но изменившие своё мнение после посещения Советской России.

Печатным органом французской Компартии стала основанная Жаном Жоресом в 1904 году газета «Юманите», бывшая до этого газетой СФИО. Вскоре после создания ФКП имела в три раза больше членов, чем СФИО (120 тысяч членов). Однако большинство депутатов от СФИО не желали следовать принципу «демократического централизма», изложенного в условиях Ленина, и не вошли в новообразованную коммунистическую партию. Лишь 13 из 72 депутатов СФИО признали решения Турского съезда и создали коммунистическую фракцию в парламенте.

1920-е годы

С 1920-х годов Французская коммунистическая партия привлекала значительное число свободомыслящих левых интеллектуалов, особенно литераторов-сюррелиалистов (Андре Бретон, Луи Арагон, Поль Элюар, Пьер Навилль, Жорж Садуль, Рене Кревель) и учёных в области общественных наук (философ Жорж Политцер, философ и писатель Поль Низан, социолог Анри Лефевр, исключённый в 1958 году). Однако многие из них были исключены из партии во время кампаний сталинистского руководства против троцкистов и синдикалистов (за поддержку Левой оппозиции из ФКП были изгнаны Борис Суварин, Андре Бретон, Альфред Росмер, Пьер Навилль, Раймон Молинье, Анри Гильбо).

Компартия не поддержала возглавляемое Эдуаром Эррио правительство «картеля левых» в составе СФИО и Республиканской партии радикалов и радикал-социалистов (1924—1926); в свою очередь, левоцентристы стремились изолировать коммунистов и не допустить роста их влияния в рабочем движении.

Кроме того, ФКП стала единственной крупной политической силой, осуждавшей французский империализм и колониализм. Так, в 1925 году она организовывала войну против подавления французскими войсками национально-освободительных движений Рифской области в Марокко и друзов в Сирии. ФКП была главным организатором антиколониальной выставки в 1931 году в Париже под названием «Правда о колониях». Первая часть показывала «критику принудительного труда в колониях и других преступлений периода нового империализма», во второй части она выступала против «империалистической колониализма» и за «советскую политику по национальному вопросу».

Народный фронт (1935—1938)

После победы на выборах левоцентристской коалиции в 1932 году коммунисты, хотя и не принимали в ней участие, но оказывали внешнюю поддержку правительству в парламенте без участия в нём — так же, как до Первой мировой войны социалисты поддерживали правительство республиканцев и радикалов. Эта коалиция распалась после беспорядков крайне правых 6 февраля 1934 года, заставивших Эдуара Даладье передать власть консерватору Гастону Думергу. После этого кризиса ФКП, как и всё социалистическое движение, опасалась того, что страна была за шаг от фашистского путча.

Одновременно, приход к власти Адольфа Гитлера и разгром Коммунистической партии Германии после поджога Рейхстага 27 февраля 1933 года заставили руководство СССР и Коминтерна отказаться от определения социал-демократии как «социал-фашизма» и провозгласить политику «Народных фронтов» для предупреждения угрозы фашизма и войны. Таким образом, коммунистами было подготовлено образование совместного с социалистами и Республиканской партией радикалов и радикал-социалистов Народного фронта, который получил власть после выборов в 1936 году.

После победы Народного фронта на выборах Леон Блюм сформировал правительство из социалистов и радикалов, а коммунисты поддерживали его в парламенте. Несмотря на ряд проведённых им прогрессивных реформ, правительство Народного фронта вскоре ушло в отставку под тяжестью противоречий во внутренней и внешней политике (радикалы были за невмешательство в гражданскую войну в Испании, социалисты колебались, а коммунисты требовали помощи для Испанской республики).

За годы деятельности Народного фронта (1935—1938) Французская коммунистическая партия укрепила свои позиции — на парламентских выборах 1936 года она получила 1,5 млн голосов. В 1937 году ФКП насчитывала 341 тысяч членов.

В 1934 году тунисская федерация ФКП стала Тунисской коммунистической партией. 12 августа 1936 года партийная организация была создана на Мадагаскаре — Коммунистическая партия (Французская секция Коммунистического Интернационала) области Мадагаскар.

После начала войны в Испании, в 1936 году Даниэль Казанова создала Союз девушек Франции, который оказывал помощь испанским детям.

5 октября 1938 года правительство Франции ратифицировало Мюнхенское соглашение, «за» проголосовали 535 депутатов. Против ратификации проголосовали 75 депутатов (73 коммуниста, социалист Жан Буэ от департамента Кот-д’Ор и Анри де Кериллис — правый депутат от избирательного округа Нейи).

Вторая мировая война (1939—1945)

В начале Второй мировой войны в сентябре 1939 года ФКП оказалась в сложном положении — несмотря на предшествовавшую антифашистскую линию партии, под давлением Москвы она выступила с одобрением договора между СССР и нацистской Германией. Сначала ФКП подтвердила свою приверженность национальной обороне от нацистского вторжения, но после призыва Коминтерна к французским коммунистам объявить войну «империалистической» партия изменила свою позицию, и члены парламента от ФКП подписали письмо с призывом к миру. В ответ правительство Даладье 26 сентября 1939 года объявило ФКП вне закона. Руководство партии ушло в подполье и бежало в Бельгию. Лидер ФКП Морис Торез уклонился от призыва в армию и бежал в СССР.

Результатом такой противоречивой политики стал арест многих активистов ФКП — вначале французским правительством, а затем немецкими оккупантами.

10 июля 1940 года, после немецкой оккупации Франции, коммунистическая партия (действовавшая в условиях подполья) опубликовала манифест в газете «Юманите», в котором призвала французский народ создать единый фронт борьбы за свободу, национальную независимость и возрождение Франции.

Одной из первых крупных манифестаций, проводившихся коммунистами против оккупационных сил, была демонстрация тысяч студентов и рабочих в Париже 11 ноября 1940 года.

В конце 1940 года на основе имевшихся боевых групп была создана «Специальная организация» («L’Organisation spéciale»), в состав которой вошли коммунисты, имевшие военную подготовку и боевой опыт (участвовавшие в войне в Испании, служившие во французской армии). В декабре 1940 года на севере Франции, в зоне немецкой оккупации партизаны взорвали электростанцию и пустили под откос немецкий эшелон.

26 апреля 1941 года ФКП была приглашена в Национальный фронт за независимость Франции Шарля де Голля.

15 мая 1941 года ФКП выступила с заявлением, что во имя образования широкого антифашистского фронта партия готова поддержать любую организацию и любое правительство, которые будут вести действенную борьбу против оккупантов.

В мае 1941 года ФКП участвовала в организации забастовки более 100 тысяч шахтеров в департаментах Нор и Па-де-Кале.

После нападения Германии на СССР 22 июня 1941 года Французская коммунистическая партия активизировала антифашистскую деятельность и выступила главным организатором Движения Сопротивления. Коммунисты создали сеть Сопротивления по всей Франции, систематически организовывая акции прямого действия и убийства нацистов. Так, многонациональная группа под командованием Мисака Манушяна, поэта-коммуниста армянского происхождения, уничтожила 150 оккупантов и коллаборационистов с августа по ноябрь 1943 года (что нашло своё отображение в печально известном «Красном плакате»).

В октябре 1941 года по решению руководства партии был создан Национальный военный комитет (Comité militaire national, CMN), в дальнейшем, в результате объединения «Специальной организации», «Батальонов молодёжи» и боевых отрядов рабочих-иммигрантов в конце 1941 года была создана единая военная организация «Франтирёры и партизаны» («Свободные стрелки и французские партизаны»), которой подчинялись многочисленные отряды маки.

При активном участии ФКП в мае 1943 года был создан Национальный совет сопротивления, объединивший разнородные антифашистские силы Франции.

С 1943 года по всей стране коммунисты готовили национальное вооружённое восстание. В августе 1944 года коммунисты играли ключевую роль в Парижском восстании. К освобождению Франции союзниками ФКП достигла вершины своего влияния, контролируя обширные районы страны посредством отрядов Сопротивления под своим командованием.

Некоторые коммунисты хотели использовать сложившуюся ситуацию, чтобы совершить социалистическую революцию, однако руководство, действовавшее по инструкциям Сталина, приказало партизанам разоружиться и поддерживать новое общенациональное правительство с участием христианских демократов, социалистов и коммунистов (10-й съезд ФКП в 1945 году вместо революции призывал «ограничить экономическую и политическую власть монополистического капитала»). Выдающийся вклад ФКП в Движение Сопротивления способствовал укреплению её репутации и превратил в крупнейшую политическую силу страны. Многие известные деятели вступили в партию во время войны, в том числе Пабло Пикассо, ставший членом компартии в 1944 году.

В общей сложности, в партизанской и подпольной борьбе против оккупантов ФКП потеряла 75 тысяч активистов.

Четвёртая республика (1947—1958)

После освобождения Франции в 1944 году, Французская коммунистическая партия, наряду с другими группами Сопротивления, вошла в правительство Шарля де Голля. В 1944—1947 годах коммунисты, действуя совместно с социалистами, добились принятия ряда важных прогрессивных актов: демократической конституции 1946 года, социального законодательства, частичной национализации банков и крупной промышленности. Как и в послевоенной Италии, коммунисты были в то время очень популярной политической силой. До конца 1945 года количество членов партии достигло полумиллиона, что было огромным ростом со времён Народного фронта. На выборах 21 октября 1945 года в однопалатное Национальное собрание ФКП получила 159 из 586 мест.

На выборах в ноябре 1946 года ФКП получила наибольшее количество голосов, немного опередив Французскую секцию Рабочего интернационала (СФИО) и христианско-демократическое Народное республиканское движение (MRP). Избирательные успехи и рост членства партии привели некоторых наблюдателей к мысли, что власть коммунистов во Франции была неизбежной. Однако коммунисты во Франции, как и в Италии, были вынуждены покинуть правительство Поля Рамадье в мае 1947 года, как того требовали Соединённые Штаты для предоставления помощи по плану Маршалла.

Удалённая из правительства Французская коммунистическая партия осудила политику правительства как «инструмент американского империализма». Протестуя против ареста ряда металлургических работников в Марселе в ноябре 1947 года, Всеобщая конфедерация труда (ВКТ) — профсоюзное объединение, в котором доминировали коммунисты, — объявила всеобщую забастовку. В самом Марселе активисты ФКП напали на ратушу, а когда протесты распространились и на Париж, на забастовку вышли 3 миллиона рабочих. Премьер-министр Рамадье подал в отставку, опасаясь, что он столкнулся с всеобщим восстанием.

В условиях начавшейся «холодной войны» ФКП поставила в центр своей деятельности борьбу за сохранение мира. 12-й съезд ФКП (1950), исходя из «изменения соотношения сил на международной арене в пользу социализма и укрепления демократического лагеря во Франции», объявил, что в современных условиях война не является фатально неизбежной. ФКП сумела привлечь многих пацифистски настроенных французов к активной борьбе за мир, разрабатывая её организационные формы, методы и лозунги.

Коммунисты выступили организаторами массовых кампаний против французского империализма во время «грязной войны» во Вьетнаме (1947—1954) и войны в Алжире (1954—1962). Философ Жан-Поль Сартр, в послевоенный период стремившийся соединить экзистенциализм и марксизм, будучи попутчиком Французской коммунистической партии, активно поддерживал Фронт национального освобождения Алжира и Кубинскую революцию.

Вторая половина 1950-х годов была также отмечена ростом недовольства промосковской линией, непрерывно проводившейся партийными лидерами. Некоторые представители как умеренной (Эммануэль Ле Руа Ладюри), так и радикальной (Жан-Поль Сартр) коммунистической интеллигенции, разочаровавшись в реальной политике Советского Союза, вышли из партии после жестокого подавления Венгерского восстания 1956 года. Многие, подобно Сартру, разочаровывались в нереволюционном характере ФКП и присоединялись к меньшим леворадикальным группам маоистского или троцкистского толка. Другие переходили в Объединённую социалистическую партию, объединявшую недовольных ортодоксией как коммунистов, так и социалистов.

В 1959 году Федерация ФКП на острове Реюньон была отделена от партии, и создала Коммунистическую партию Реюньона.

В оппозиции к де Голлю (1958—1968)

В 1958 году ФКП была единственной крупной партией, выступившей против возвращения к власти Шарля де Голля и создания им режима президентской власти — Пятой республики. Коммунисты требовали объединения левых сил с целью мобилизовать массы против автократических устремлений де Голля и в защиту демократических свобод. В это же время они возглавили массовое движение за прекращение колониальной войны Франции в Алжире (1954—1962) и отпор попыткам антиреспубликанского заговора. Лидером ФКП после смерти Тореза в 1964 году стал Вальдек Роше.

В сложившихся условиях произошло заметное сближение ФКП и СФИО с целью противостоять правым. На парламентских выборах 1962 года коммунисты и социалисты выступали совместно, что привело к увеличению числа их депутатов в Национальном собрании (на 1958 год у ФКП было 10 мест, у СФИО — 40, в 1962 году — соответственно 41 и 65). Во время всеобщей стачки шахтёров в 1963 году организации ФКП и СФИО во многих местах действовали единым фронтом. Во время президентских выборов 1965 года ФКП поддержала кандидатуру социалиста Франсуа Миттерана от Федерации демократических и социалистических левых сил. В продолжение этой линии в 1966 году ФКП и Федерация демократических и социалистических левых сил подписали соглашение о единстве действий на парламентских выборах 1967 года. В итоге, ФКП получила 73 места в Национальном собрании, а СФИО — 116.

В мае 1968 года массовые студенческие выступления, проходившие под влиянием эмансипативных идей «новых левых» и мыслителей-неомарксистов, привели к мобилизации трудящихся масс и 10-миллионной всеобщей забастовке рабочих Франции. Эти события, известные как «Красный май», позволили говорить о реальной возможности социальной революции в стране. Однако Французская коммунистическая партия использовала всё своё влияние, чтобы не допустить подобный сценарий и сохранить забастовку и протесты в рамках реформистских требований, не посягавших на основы капиталистической экономики и государственного строя. Призывая к «порядку», руководство компартии обрушилось на «гошистов» — троцкистов, маоистов, анархистов, бывших главными организаторами революционного студенческого движения. В конце мая 1968 года ФКП приняла сторону де Голля, угрожавшего использованием армии, и призвала к прекращению забастовок. ФКП также вызвала отчуждение многих левых из-за поддержки (хоть и с оговорками) советского вторжения в Чехословакию в августе 1968 года.

Всё же ФКП воспользовалась левыми настроениями того периода и расколом в стане социалистов. Из-за плохого состояния здоровья Вальдека Роше кандидатом коммунистов на президентских выборах 1969 года был Жак Дюкло. Получив 21 % голосов, Дюкло полностью затмил СФИО и занял третье место в первом туре. Во втором туре ФКП отказались поддерживать кого-то из двух кандидатов — ни голлиста Жоржа Помпиду, ни центриста Алена Поэра.

К еврокоммунизму

В 1970 году Роже Гароди, член ЦК ФКП с 1945 года, был исключен из партии за «ревизионистские тенденции», что было реакцией на попытку Гароди примирить марксизм с католицизмом. С другой стороны, пошатнулись и позиции члена ФКП философа Луи Альтюссера и его школы структуралистского марксизма, проповедовавшей отказ от гуманистических трактовок марксизма и симпатизировавшей маоистскому Китаю. К концу 1970-х годов партия окончательно переходит к еврокоммунистическим установкам.

Ещё в декабре 1968 года пленум ЦК ФКП принял Манифест «За передовую демократию, за социалистическую Францию», в котором в качестве основной задачи партии вместо социалистической революции назван переход от «существующего буржуазного строя к передовой демократии»: завоевание политической власти рабочим классом и его союзниками парламентским путём; национализация ключевых отраслей промышленности и банков; наличие партии, способной играть роль авангарда рабочего класса. В качестве механизма достижения этих условий 19-й съезд ФКП (1970) опеределил «союз рабочего класса с крестьянством, мелкой городской буржуазией, инженерно-техническими работниками, а также с молодёжью».

В 1972 году Вальдека Роше сменил Жорж Марше, контролировавший партию с 1970 года. Марше начал умеренную либерализацию партийной политики и внутренней жизни, хотя инакомыслящих членов продолжали исключать.

В 1971 году ФКП приняла Программу демократического правительства народного единства, которая послужила основой принятой в 1972 году совместной правительственной программы ФКП и и новой, возглавляемой Миттераном, Социалистической партии (PS), поддержанной также левым крылом партии радикалов. Совместная правительственная программа, сформулированная накануне парламентских выборов 1973 года, предусматривала ограничение власти монополий, улучшение положения трудящихся, демократизацию политических институтов, проведение внешней политики, основанной на принципах национального суверенитета и мирного сосуществования. На выборах разница между двумя основными партиями левого крыла сократилась: ФКП получила 21,5 % голосов против 19 % у PS.

Французские коммунисты поддержали кандидатуру Франсуа Миттерана на президентских выборах 1974 года, и он как единый кандидат левых сил был близок к победе, получив свыше 49,19 % голосов. Марше предложил обновить совместную программу коммунистов и социалистов, но переговоры провалились. Соцпартия обвинила Марше в ответственности за раскол левых и поражении на парламентских выборах 1978 года (хотя и левые, и правые тогда набрали по 46,5 %). Впервые с 1936 года ФКП утратила свои позиции в качестве «первой партии левого толка».

На 22-м съезде партии в феврале 1976 года ФКП, вопреки предостережениям Этьена Балибара, отказалась от диктатуры пролетариата и ссылки на неё в программе. В принятом съездом документе «Чего коммунисты хотят для Франции» предлагалась программа «Демократического пути к социализму», предусматривающая «мирное завоевание политической власти трудовым народом при решающей роли рабочего класса и при сочетании использования всеобщего избирательного права с упорной борьбой масс против эксплуататорского строя».

Таким образом, ФКП стала придерживаться линии, близкой к еврокоммунизму Итальянской коммунистической партии. Однако это было лишь относительным изменением направления, так как ФКП не стала полностью независимой от Москвы — в 1979 году Жорж Марше поддержал вторжение в Афганистан. Его оценка советского и восточноевропейских правительств была «в целом положительной».

Упадок

Жорж Марше был кандидатом ФКП и на президентских выборах 1981 года. Во время кампании он критиковал «поворот направо» Социалистической партии, но получил лишь 15,35 % — на 10 % меньше, чем Франсуа Миттеран. Во втором туре ФКП призвала своих сторонников голосовать за Миттерана, который был избран президентом Франции с 51,76 % голосов.

При Миттеране ФКП вошла в правительство впервые с 1947 года, но это оказалось началом конца партии как независимой политической силы и превращения её в младшего партнёра социалистов. Коммунисты получили четыре министерских поста, а включавший их кабинет Пьера Моруа принялся за смелые социально-экономические реформы (в частности, сократил рабочую неделю до 39 часов и снизил пенсионный возраст до 60 лет), однако вскоре начались трудности. В 1984 году министры ФКП ушли в отставку в знак протеста против перехода Миттерана к политике «жёсткой экономии» и сворачивания социальных программ. Кандидат ФКП Андре Лажуани получил лишь 6,76 % на президентских выборах 1988 года (ещё 2,1 % получил вышедший из Компартии Пьер Жюкен). С 1988 по 1993 год ФКП время от времени поддерживала социалистические правительства.

Распад Советского Союза в 1991 году привёл к кризису в ФКП, но она не пошла по примеру некоторых других европейских коммунистических партий путём самороспуска или изменения названия. В 1994 году Марше ушёл в отставку, и его место занял Робер Ю.

Современное положение

1990-е годы сопровождались политическими изменениями в партийной идеологии: от еврокоммунизма к «новому коммунизму рабочего движения Франции». Фактически партия стала вынуждена лавировать на политической арене, отказываясь в том числе от своих установок (например, сохранение франка как национальной валюты, борьба с предпринимателями, несправедливо действующими в отношении работников). Апофеозом трансформации партии стала деятельность на посту Генерального Секретаря Робера Ю, связанная с отказом от политического прошлого партии и с принятием в партию различных новых социальных движений во Франции: феминистских, экологических, антирасистских, сексуальных меньшинств. С данными явлениями был связан переход ряда членов партии в ряды социалистов и падение уровня электората.

Ряд исследователей считает, что кризис коммунистической партии, как и социалистической, является следствием кадрового кризиса. Однако на съезде партии в 2003 году вновь был одобрен курс «нового коммунизма» с поддержкой левых сил и активной оппозиционной деятельностью по отношению к проводимым правительством реформам. Началось возрождение партии, вызванное социальной борьбой в обществе и единым выступлением всех партийных сил против принятия Европейской Конституции. Однако в целом политическая роль партии за последнее время уменьшилась.

В правительстве «Плюралистической левой» (Социалистическая партия, Французская коммунистическая партия, Зелёные, Радикальная партия левых, Движение граждан) под руководством социалиста Лионеля Жоспена (премьер-министр с 1997 по 2002 год) ФКП, получившая на выборах почти 10 % голосов, снова занимала министерские посты, в связи с чем в партии возник внутренний конфликт.

В 2001 году пост генерального секретаря заняла Мари-Жорж Бюффе. Робер Ю получил пост председателя.

В первом туре президентских выборов 2002 года Робер Ю получил всего 3,4 % голосов. Впервые кандидат ФКП получил меньше голосов, чем троцкистские кандидаты — Арлетт Лагийе (от «Рабочей борьбы») и Оливье Безансно (от Революционной коммунистической лиги). На парламентских выборах 2002 года ФКП стала четвёртой, получив 4,8 % голосов (как и правоцентристский Союз за французскую демократию, UDF) и завоевала 21 мандат. В 2003 году Ю оставил пост председателя, и Бюффе стала единоличным лидером партии

В 2005 году во время подготовки референдума по Конституции ЕС, ФКП совместно с другими левыми (троцкистами, левыми социалистами, альтерглобалистами) развернула кампанию против неолиберального проекта Конституции, оказавшуюся успешной. В 2006 году ФКП и другие левые партии поддержали массовые протесты против закона о «контракте первого найма», которые в конечном итоге вынудили президента Ширака отказаться от планов подобной реформы. Вместе с тем, даже эти протесты показали, что ФКП проигрывает более динамичным и ориентированным на молодёжь сегментам радикальных левых — таким, как Революционная коммунистическая лига.

Накануне первого тура президентских выборов 2007 года коммунисты предлагали крайне левым выступить единым фронтом, однако Бюффе считала, что единственно возможной кандидатурой будет она. Однако другие левые партии, которые участвовали в кампании «Нет» на референдуме по конституции ЕС, выставили собственных кандидатов, и Бюффе набрала лишь 1,94 %. Итоговый результат ФКП был низким даже в своей традиционной крепости — в «красном поясе» вокруг Парижа.

На парламентских выборах 2007 года ФКП получила 15 мест, на пять ниже минимально необходимых для формирования парламентской группы. ФКП впоследствии объединилась с зелёными и другими левыми депутатами, чтобы быть в состоянии сформировать парламентскую группу левее Социалистической партии, которая получила название «Демократические и республиканские левые».

В 2008 году вокруг ФКП был создан Левый фронт, впервые участвовавший в выборах 2009 года в Европейский парламент. Левый фронт получил 5 мест, из них 3 — ФКП. Коммунистическая партия входит в Левый фронт совместно с Левой партией (левосоциалистический проект, напоминающий немецких «Левых»), «Унитарными левыми» (часть Революционной коммунистической лиги, отказавшаяся войти в Новую антикапиталистическую партию) и рядом меньших левых партий и групп.

На президентские выборы 2012 года компартия не выдвинула своего кандидата. 16 — 18 июня на съезде ФКП, в присутствии членов Левого фронта, была поддержана кандидатура Жан-Люк Мелоншона, как кандидата от фронта на президентские выборы Он получил 11,1 % голосов, что значительно выше, чем получали кандидаты от ФКП на предыдущих четырёх выборах.

На выборах в Европарламент 2014 года коалиция Левый фронт, куда входит ФКП, набрала 6,34 %, получив 3 мандата из 74 отведённых Франции.

Участие в правительствах

Участвовали в следующих правительствах:

• 1936—1937 — поддержка кабинета Леона Блюма, министров от ФКП не было
• 1944—1947 — кабинеты Шарля де Голля, Феликса Гуэна, Жоржа Бидо, Леона Блюма, Поля Рамадье
• 1981—1984 — кабинет Пьера Моруа
• 1997—2002 — кабинет Лионеля Жоспена

Наибольший успех на парламентских выборах — 28,2 % (ноябрь 1946 г.), на президентских — 21,3 % (1969, Жак Дюкло).

На парламентских выборах 2007 года — 4,3 % голосов, пятое место и 15 мест из 577. На президентских выборах 2007 г. — 1,9 % голосов, седьмое место (кандидат Мари-Жорж Бюффе).

Дружественная газета — «Юманите» (L’Humanité), до 1994 года бывшая центральным органом ФКП, а до 1999 года — официальной газетой партии.

Организационная структура

ФКП состоит из приверженцев (adhérent), каждый из которых платит обязательные взносы, приверженцы объединены в ячейки (cellule), ячейки в секции (section), секции в федерации (fédération).

Высший орган — съезд (congrès), между съездами — национальная конференция (conférence nationale), между национальными конференциями — национальный совет (Conseil national) (раннее — Центральный комитет), между заседаниями национального совета — исполнительный комитет (comités exécutifs) (раннее — Политическое бюро Центрального комитета), высшее должностное лицо — национальный секретарь (ранее — генеральный секретарь центрального комитета), высший контрольный орган — национальная комиссия медиации и регулирования конфликтов (commission nationale de médiation et de règlement des conflits) (раннее — Центральная комиссия политического контроля (commission centrale de contrôle politique)).

Федерации

Федерации соответствуют департаментам.

Высший орган федерации — департаментальный съезд (congrès départemental) (раннее — федеральная конференция), между съездами — департаментальный совет (conseil départemental) (раннее — федеральный комитет), исполнительный орган федерации — федеральное бюро, высшее должностное лицо федерации — федеральный секретарь.

Секции

Секции соответствуют общинам.

Высший орган секции — общее собрание секции (assemblée générale de la section) (раннее — конференция секции), между общими собраниями — комитет секции, исполнительный орган секции — бюро секции, высшее должностное лицо секции — секретарь секции.

Ячейки

Ячейки соответствуют группе рядом стоящих домов.

Высший орган ячейки — общее собрание, между общими собраниями — бюро ячейки, высшее должностное лицо ячейки — секретарь ячейки.

Молодёжная организация

Молодёжная организация — Коммунистическое молодёжное движение Франции (Mouvement Jeunes Communistes de France) (в 1920—1945 — Союз коммунистической молодёжи Франции (Fédération des jeunesses communistes de France), в 1945—1956 гг. — Союз республиканской молодёжи Франции (Union de la jeunesse républicaine de France)).

Лидеры партии

Генеральные секретари ФКП

• 1921—1923 — Луи-Оскар Фроссар
• 1923—1924 — Луи Селье
• 1924—1926 — Альбер Тран
• 1926—1929 — Пьер Семар
• 1929—1930 — секретариат в составе: Анри Барбе, Пьер Селор, Бенуа Фрашон, Морис Торез
• 1930—1964 — Морис Торез
• 1964—1972 — Вальдек Роше
• 1972—1994 — Жорж Марше
• 1994—2001 — Робер Ю
• 2001—2007 — Мари-Жорж Бюффе
• c 2007 — директорат в составе: Бриджи Дионне, Жан-Франсуа Гау, Жоель Гредер, Мишель Лоран, Жан-Луи Лемуан
• на 2009 год Национальным Секретарем являлась Мари-Жорж Бюффе
• с 20 июня 2010 года Национальный секретарь ФКП — Пьер Лоран

Председатели ФКП

• 1964 — Морис Торез
• 2001—2003 — Робер Ю

Председатель группы в Сенате: Николь Борво Председатель фракции в Национальном Собрании: Жан-Клод Сандриер Председатель фракции в Европейском парламенте Францис Вюрц

Представительство партии в законодательных органах власти

• Национальное Собрание: 16 (из 577) мест
• Сенат: 22 (из 343) мест

Количество депутатов в Национальном Собрании

<timeline> ImageSize = width:660 height:200 PlotArea = left:40 right:20 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = late Colors = id:linegrey2 value:gray(0.9) id:linegrey value:gray(0.7) id:cobar value:rgb(0.99,0.2,0.01) id:cobar2 value:rgb(0.6,0.9,0.6) DateFormat = yyyy Period = from:0 till:200 ScaleMajor = unit:year increment:25 start:0 gridcolor:linegrey ScaleMinor = unit:year increment:5 start:0 gridcolor:linegrey2 PlotData = color:cobar width:22 align:left bar:1924 from:0 till:26 bar:1928 from:0 till:11 bar:1932 from:0 till:10 bar:1936 from:0 till:72 bar:1945 from:0 till:159 bar:1946.1 from:0 till:153 bar:1946.2 from:0 till:182 bar:1951 from:0 till:103 bar:1956 from:0 till:150 bar:1958 from:0 till:10 bar:1962 from:0 till:41 bar:1967 from:0 till:73 bar:1968 from:0 till:34 bar:1973 from:0 till:73 bar:1978 from:0 till:86 bar:1981 from:0 till:44 bar:1986 from:0 till:35 bar:1988 from:0 till:27 bar:1993 from:0 till:24 bar:1997 from:0 till:35 bar:2002 from:0 till:21 bar:2007 from:0 till:15 PlotData= textcolor:black fontsize:S bar:1924 at: 12 text: 26 shift:(-5) bar:1928 at: 12 text: 11 shift:(-5) bar:1932 at: 12 text: 10 shift:(-5) bar:1936 at: 12 text: 72 shift:(-5) bar:1945 at: 12 text: 159 shift:(-8,5) bar:1946.1 at: 12 text: 153 shift:(-8,5) bar:1946.2 at: 12 text: 182 shift:(-8,5) bar:1951 at: 12 text: 103 shift:(-8,5) bar:1956 at: 12 text: 150 shift:(-8,5) bar:1958 at: 12 text: 10 shift:(-5) bar:1962 at: 12 text: 41 shift:(-5) bar:1967 at: 12 text: 73 shift:(-5) bar:1968 at: 12 text: 34 shift:(-5) bar:1973 at: 12 text: 73 shift:(-5) bar:1978 at: 12 text: 86 shift:(-5) bar:1981 at: 12 text: 44 shift:(-5) bar:1986 at: 12 text: 35 shift:(-5) bar:1988 at: 12 text: 27 shift:(-5) bar:1993 at: 12 text: 24 shift:(-5) bar:1997 at: 12 text: 35 shift:(-5) bar:2002 at: 12 text: 21 shift:(-5) bar:2007 at: 12 text: 15 shift:(-5) </timeline>

Количество поданных голосов на выборах в Национальное Собрание

<timeline> ImageSize = width:660 height:200 PlotArea = left:40 right:20 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = late Colors = id:linegrey2 value:gray(0.9) id:linegrey value:gray(0.7) id:cobar value:rgb(0.99,0.2,0.01) id:cobar2 value:rgb(0.6,0.9,0.6) DateFormat = yyyy Period = from:0 till:30 ScaleMajor = unit:year increment:5 start:0 gridcolor:linegrey ScaleMinor = unit:year increment:1 start:0 gridcolor:linegrey2 PlotData = color:cobar width:22 align:left bar:1924 from:0 till:9 bar:1928 from:0 till:11 bar:1932 from:0 till:8 bar:1936 from:0 till:15 bar:1945 from:0 till:26 bar:1946.1 from:0 till:26 bar:1946.2 from:0 till:28 bar:1951 from:0 till:26 bar:1956 from:0 till:23 bar:1958 from:0 till:18 bar:1962 from:0 till:20 bar:1967 from:0 till:22 bar:1968 from:0 till:20 bar:1973 from:0 till:21 bar:1978 from:0 till:20 bar:1981 from:0 till:16 bar:1986 from:0 till:9 bar:1988 from:0 till:11 bar:1993 from:0 till:9 bar:1997 from:0 till:9 bar:2002 from:0 till:4 bar:2007 from:0 till:4 PlotData= textcolor:black fontsize:S bar:1924 at: 10 text: 9,82% shift:(-14,5) bar:1928 at: 12 text: 11,3% shift:(-14,5) bar:1932 at: 9 text: 8,32% shift:(-14,5) bar:1936 at: 16 text: 15,3% shift:(-14,5) bar:1945 at: 27 text: 26,2% shift:(-14,5) bar:1946.1 at: 27 text: 26,0% shift:(-14,5) bar:1946.2 at: 29 text: 28,3% shift:(-14,5) bar:1951 at: 27 text: 26,3% shift:(-14,5) bar:1956 at: 24 text: 23,6% shift:(-14,5) bar:1958 at: 19 text: 18,9% shift:(-14,5) bar:1962 at: 21 text: 20,8% shift:(-14,5) bar:1967 at: 23 text: 22,5% shift:(-14,5) bar:1968 at: 21 text: 20,0% shift:(-14,5) bar:1973 at: 22 text: 21,4% shift:(-14,5) bar:1978 at: 21 text: 20,6% shift:(-14,5) bar:1981 at: 17 text: 16,2% shift:(-14,5) bar:1986 at: 10 text: 9,78% shift:(-14,5) bar:1988 at: 12 text: 11,3% shift:(-14,5) bar:1993 at: 10 text: 9,30% shift:(-14,5) bar:1997 at: 10 text: 9,92% shift:(-14,5) bar:2002 at: 5 text: 4,82% shift:(-14,5) bar:2007 at: 5 text: 4,29% shift:(-14,5) </timeline>

Динамика численности

1946 год — 900 тысяч человек
1975 год — около 500 тысяч человек
1998 год — 220 тысяч человек
2003 год — 131 тысяча человек

Литература и источники

• Le Parti communiste de la France dans la Résistance. Paris, 1967

Ссылки

• [www.pcf.fr Сайт ФКП]
• [www.pcf.fr/sites/default/files/statuts-pcf-adoptes-36-congres.pdf Устав ФКП]
• [www.humanite.presse.fr Сайт газеты «Юманите»]

Отрывок, характеризующий Французская коммунистическая партия

«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]


Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.