Ареццо
|
Ареццо Arezzo 
|
Аре́ццо (итал. Arezzo) — город в итальянской области (регионе) Тоскана, административный центр одноимённой провинции. Ареццо расположен в 80 км к юго-востоку от Флоренции, на холмах, окружающих верхнее течение реки Арно. Население города насчитывает 91 600 человек (2001).
Покровителем города считается святой Донат из Ареццо. Праздник города 7 августа.
Содержание
История
Античность
Ареццо — один из древнейших городов Тосканы: первое поселение на его месте возникло ещё в VI в. до н. э.. Вскоре Арретиум (лат. Arretium), как город позднее стали называть римляне, стал одним из двенадцати городов-государств Этрурии. По всей видимости, под властью этрускской конфедерации Арретиум достиг значительной степени процветания, благодаря торговле с другими городами Центральной Италии. До настоящего времени от древнего этрускского города сохранились остатки крепостной стены, развалины некрополя на Поджо-дель-Соль, а также бронзовые скульптуры Химеры и Минервы, находящиеся во Флорентийском археологическом музее. Даже после начала упадка приморских этрускских городов Арретиум сохранил своё значение, причём на первое место вышло производство различных гончарных и бронзовых изделий. Тит Ливий называл Арреццо вместе с Кьюзи и Перуджей «столицами этрусков».
Город стоял в авангарде борьбы этрусков с Римом, однако в 311 г. до н. э. он был завоёван римлянами. Центр города был частично разрушен, а большое количество жителей выселено за его пределы. Арретиум стал римской колонией. В III веке до н. э. Арретиум принимал участие на стороне Рима в отражении гальского вторжения, а позднее служил одной из главных баз для экспансии Римской республики в северном направлении. К середине I века до н. э. город получил статус муниципия. В гражданской войне между Суллой и Марием Арретиум принял сторону последнего, что привело после победы Суллы к разорению города и изгнанию большинства жителей. Вместо них в город были переселены ветераны армии Суллы, которые основали здесь колонию Арретиум-Фиденс (лат. Arretium Fidens). В период правления Юлия Цезаря город принял новую волну ветеранов-колонистов, образовавших колонию Арретиум-Юлиум (лат. Arretium Julium).
Благодаря постоянному притоку переселенцев, значение Арретиума постоянно росло. К началу I века численность его населения достигла 100 тысяч человек, превратив город в третий по величине в Италии (после Рима и Неаполя). Территория Арретиума также существенно выросла. Во II веке был построен амфитеатр, развалины которого сохранились до настоящего времени, и публичные бани. Город был широко известен благодаря производству терракотовых изделий: арретинские вазы экспортировались в самые отдалённые уголки Римской империи и за её пределы. Именно из Арретиума происходил Гай Цильний Меценат, близкий соратник императора Октавиана Августа, знаменитый своим покровительством искусству.
Раннее средневековье
После падения Римской империи население Ареццо значительно уменьшилось в результате вторжений варваров и упадка экономики. Однако расположение на пути из Рима в долину реки По позволяло городу сохранять существенное значения в начале средневековья. В V—VI веке Ареццо находился на границе Остготского королевства и владений византийского экзарха Равенны, а позднее город стал одним из первых итальянских населённых пунктов, перешедших под власть лангобардов. В период лангобардского господства этнический состав населения Ареццо значительно изменился, торговые связи сократились, а центр города был перенесён на вершину холма, где был воздвигнут замок. В конце VIII века Ареццо вошёл в состав Франкской империи Карла Великого, а с 961 г. — в состав Священной Римской империи. В этот период продолжался застой экономического и культурного развития города, усиленный постоянными междоусобными войнами в Центральной Италии.
Аретинская республика
| Государства Тосканы |
|---|
| Ареццо – Вольтерра – Гроссето – Лукка – герц. Лукка – Масса и Каррара – Пиза – Пистойя – Прато – Пьомбино – Сиена – Тосканская марка – вел. герц. Тоскана – Флоренция (респ.) – Флоренция (герц.) – Фьовичино – Этрурия |
Образование коммуны (XI—XII вв.)
Находясь в составе Священной Римской империи, Ареццо относился к Тосканской марке, однако власть маркграфов Тосканы в городе была слаба. Постепенно управление городом и контроль над его округой сконцентировался в руках епископа Ареццо. Епископство в городе было основано ещё в IV веке, и, несмотря на все вторжения и войны раннего Средневековья, преемственность аретинских епископов с тех пор никогда не прерывалась. Императоры Священной Римской империи, заинтересованные в создании прочной опоры в Италии, активно поддерживали епископов, предоставляли им значительные привилегии и жаловали земельные владения. К середине XI века епископ Ареццо был признанным политическим и духовным лидером региона верхнего течения Арно. В его диоцез входила территория от долины Кьяны до Фьезоле и северной Умбрии. C 1059 г. епископ Ареццо стал носить также титул графа, присвоив таким образом себе светскую власть над Аретинским контадо.
Однако подъём торговли и ремесла, начавшийся в итальянских городах в XI веке, который затронул и Ареццо, привёл к росту влияния городского купечества и социальному сплочению горожан против власти епископа. Уже в конце XI века в Ареццо возникла коммуна, объединяющая торгово-ремесленные круги населения и претендующая на свою долю в управлении городом. Под 1098 г. впервые упомянут орган управления коммуны — коллегия консулов, избираемых на общих собраниях горожан, которая разделила власть в Ареццо с епископом. После смерти маркграфини Матильды Тосканской в 1115 г. центральная власть в Тоскане практически перестала существовать. Ареццо превратился в фактически независимое город-государство под властью епископа и коммуны. Постепенно коммунальные органы оттеснили епископа от управления, однако до XIV века он сохранял значительное влияние на политическое развитие города.
Вскоре после образования Аретинской республики коммуна повела борьбу за распространение своей власти на территорию контадо. В серии военных кампаний XII—начала XIII веков горожане установили контроль над феодалами и небольшими населёнными пунктами региона. В борьбе за подчинение сельской округи Ареццо столкнулся с сопротивлением соседних городских коммун — Сиены и Монтепульчано в долине Кьяны, Флоренции в долине Арно. В 1197 г. на съезде в Сан-Дженезио было заключено соглашение о разделе сфер влияния между тосканскими городами-государствами, однако это не прекратило столкновений. В конце XII века в структуре органов управления Ареццо произошло существенное изменение: на смену коллегии консулов в качестве правительства республики пришёл институт единоличного подеста́, который избирался обычно из иностранцев и возглавлял военные силы государства.
Аретинская республика в период расцвета (XIII в.)
В борьбе гвельфов и гибеллинов Аретинская республика встала на сторону последних и в военных действиях, развернувшихся в Италии в первой половине XIII века активно поддерживала императора. Главным противником Ареццо в этот период стала гвельфская Флоренция, проводящая политику экспансии в Тоскане. Хотя ряд территорий на севере древнего диоцеза епископа Ареццо были утрачены в ходе войн со Флоренцией, республика сохранила за собой достаточно обширную территорию от долины Казентино до Кьяны и от Вальдарно до Амбры. В 1258 г. Ареццо захватил крупный город Кортона, относящийся к владениям папы римского. В 1260 г. аретинские войска участвовали в битве при Монтаперти, в результате которой армия Флоренции была разгромлена, а Тоскана перешла под власть гибеллинов. Однако после сражения при Беневенте в 1266 г. положение изменилось: началось возрождение гвельфов, получивших сильного союзника в лице Карла Анжуйского. К концу XIII века практически во всех коммунах Тосканы к власти пришли гвельфы. Лишь Аретинская республика сохраняла приверженность императору. При финансовой поддержке папы римского и военной помощи Карла Анжуйского Флоренция сформировала крупную армию и в 1289 г. нанесла сокрушительное поражение аретинцам в битве при Кампальдино. В сражении погибли лидеры аретинской коммуны, в том числе архиепископ Гульермино Умбертини. Битва при Кампальдино стала поворотным моментом в истории Ареццо: значительные территории были уступлены Флоренции и Сиене, роль города на политической арене Центральной Италии стала падать.
К XIII веку относится культурный расцвет Аретинской республики. В этот период были построены новые стены, охватившие значительно расширившийся город, сложился романский облик старого города, ярким образцом которого стала базилика Санта-Мария-делла-Пьеве, началось возведение кафедрального собора. В 1255 г. в Ареццо был основан университет — один из первых в Италии и Европе вообще. Началось активное развитие изобразительного искусства и литературы. В городе работали как местные художники (Маргаритоне д'Ареццо (ок. 1250—1290)), так и представители флорентийской (Чимабуэ (ок. 1240—1302)) и сиенской школ (Пьетро Лоренцетти (ок. 1280—1348)), расписавшие интерьеры кафедрального собра Ареццо и церквей доминиканского и францисканского орденов. Высокого уровня достигла аретинская литература в творчестве одного из ранних итальянских поэтов Гвиттоне д'Ареццо. В 1302 г. в городе родился Франческо Петрарка.
Синьория Тарлати и потеря независимости (XIV в.)
Обострение международного положения Ареццо на рубеже XIII—XIV веков, вызванное усилением экспансии соседних государств и кульминацией борьбы гвельфов и гибеллинов, вызвали рост зависимости республики от наёмных армий кондотьеров и появление тенденции к концентрации государственной власти. Оставаясь в лагере гибеллинов, Ареццо был вынужден для организации отпора гвельфским Флоренции и Сиене прибегать к иностранной помощи. Уже в 1299 г. подестой Ареццо стал известный кондотьер Федерико де Монтефельтро, а в 1308 г. правителем государства был избран пизанский тиран Угуччионе делла Фаджиола, который развернул массированное наступление на владения Флорентийской республики. В 1315 г. гибеллинская армия Фаджиолы, включающая также и силы Ареццо, разгромила флорентийско-неаполитанские войска в битве при Монтекатини. Продолжателем этой политики стал епископ Гвидо Тарлати, который стал фактическим правителем Аретинской республики в начале 1320-х гг. Опираясь на союз с Форли, Гвидо Тарлати в 1323 г. завоевал город Читта-ди-Кастелло и расширил владения республики в южном направлении, вызвав затяжной конфликт с папой римским. В сфере государственной администрации епископу удалось отстранить от управления государством коммунальные органы и сформировать в 1321 г. единоличную пожизненную синьорию, сохранив, однако, видимость республиканской конституции. После смерти Гвидо Тарлати в 1327 г. ему в качестве синьора Ареццо наследовал его брат Пьеро Сакконе, в правление которого республика оказалась в глубоком финансовом и политическом кризисе. Это привело к тому, что в 1337 г. город Ареццо был продан Флоренции за 42 800 флоринов.
В 1343 г. независимость Аретинской республики была восстановлена. Тем не менее установить стабильное правительство и укрепить финансовое и военное положение государства не удалось. Борьба гвельфской и гибеллинской партий ослабляла республику. Ситуация осложнялась усилением стремлений отдельных патрицианских родов установить в Ареццо наследственную синьорию (правление Джованни Акуто в 1368—1381 г.), которым противостояли пополаны, выступающие за сохранение республиканской конституции. В результате способность Ареццо обеспечить сохранение своей независимости была подорвана. В 1384 г. город был вновь продан Флоренции его правителем Ангерраном де Куси. Это означало окончательное присоединение Ареццо к Флорентийской республике.
Последнее столетие существования Аретинской республики было отмечено дальнейшим развитием собственной художественной школы, которая нашла наиболее яркое отражение в работах Спинелло Аретино (1330—1410). К этому же времени относится строительство таких памятников поздней готики в Ареццо, как Дворец приоров (резиденция правительства Аретинской республики), церковь Сан-Франческо и некоторых других.
Ренессанс и Новое время
После присоединения Ареццо к Флорентийской республике в 1384 г. значение города стало падать. Ареццо сохранил определённую автономию под управлением утверждаемого Флоренцией капитана, однако общественно-политическое и культурное развитие города оказалось под полным доминированием столицы. Экономическое и демографическое положение постоянно ухудшалось (если в 1552 г. в Ареццо проживало более 7750 жителей, то в 1745 — лишь 6700 чел.). Неоднократные восстания против флорентийского господства (самые крупные — в 1502 и 1529—1530 гг.) достаточно быстро подавлялись. В 1569 г. Ареццо вошёл в состав великого герцогства Тосканы. Несмотря на экономический и политический упадок города культурная жизнь продолжала развиваться. Ареццо стало родиной и местом работы таких выдающихся учёных, как историк Леонардо Бруни (1374—1444), ботаник Андреа Чезальпино (1519—1603) и физик Франческо Реди (1626—1698). Из Ареццо также происходил знаменитый итальянский писатель и поэт Пьетро Аретино (1492—1556). В области изобразительного искусства в XV—XVI веках господствовал Ренессанс, представленный в Ареццо такими художниками, как Бернардо Росселлино, Джулиано да Майано, Пьеро делла Франческа, автором фресок в соборе Сан-Франческо, и, наконец, Джорджо Вазари (1511—1574), архитектором дворца Ложи на площади Пьяцца-Гранде и советником великого герцога. В период правления Козимо I центральная часть города была значительно перестроена с целью усиления военного значения Ареццо и ликвидации памятников республиканского периода. Это привело к уничтожению целого ряда средневековых построек, включая древний епископский собор и дворец коммуны, и сооружению колоссального комплекса фортификационных сооружений, а также дворцов новой земельной аристократии.
В 1772 г. была проведена муниципальная реформа, объединившая город и его округу в единое административное образование. Таким образом была создана территориальная основа для современной коммуны Ареццо. В конце XVIII века были осушены болота долины Кьяны, что существенно оздоровило климатические условия города. В период наполеоновских завоеваний Ареццо стал одним из центров консервативной оппозиции, вылившейся в мятежи Viva Maria в 1799 г. После восстановления власти великого герцога Тосканы в первой половине XIX века началась активное строительство путей сообщения, связавших Ареццо с другими городами Тосканы и Италии. К этому периоду относится сооружение таких памятников архитектуры, как Пьяцца-дель-Пополо, здание железнодорожного вокзала и «Порт Фердинанда». В 1825 г. был образован Аретинский округ, ставший основой будущей провинции Ареццо. В культурной жизни города этого периода доминировал поэт Антонио Гваданьоли (1798—1858).
Новейшее время
После объединения Италии и расширения административной автономии города развитие Ареццо вновь ускорилось. В 1867 г. началась реализация нового градостроительного плана, позволившего улучшить сообщение между различными частями города. В 1881 г. был основан Народный банк Ареццо (современное название — «Banca Etruria»), который стал активно кредитовать местную промышленность. В 1895 г. на улицах города впервые было установлено электрическое освещение. Старые городские стены были частично разрушены из-за быстрого разрастания города.
Ареццо значительно пострадал во время Второй мировой войны. Город неоднократно переходил из рук в руки и подвергался налётам авиации союзников. 16 июля 1944 г., когда к городу уже подступали войска антигитлеровской коалиции, в Ареццо вспыхнуло восстание против фашистского правительства, поддержанное партизанами. За героизм, проявленный жителями Ареццо в движении Сопротивления, в 1984 г. город был награждён золотой медалью.
Известные уроженцы и жители
- Гвидо д'Ареццо (ок. 990, Ареццо — ок. 1050) — теоретик и реформатор музыки, основоположник современной нотации.
- Франческо Петрарка (1304—1374) — великий поэт, автор Канцоньере и других сочинений.
- Спинелло Аретино (после 1346—1410) — итальянский художник позднего Средневековья.
- Пьетро Аретино (1492—1556) — итальянский писатель Позднего Возрождения, сатирик, публицист, драматург, предтеча европейской журналистики.
- Джорджо Вазари (1511—1574) — выдающийся итальянский живописец, архитектор и писатель. Автор «Жизнеописаний прославленных живописцев, скульпторов и архитекторов».
- Андреа Чезальпино (1519—1603) — итальянский врач, естествоиспытатель, философ.
- Франческо Реди (1626—1697) — известный итальянский (тосканский) врач и натуралист.
- Тереза Маргарита Святейшего Сердца Иисуса, в миру графиня Анна Мария Реди (1747—1770), святая римско-католической церкви, монахиня ордена босых кармелиток (OCD), мистик.
- Роберто Бениньи (род. 1952) — итальянский актёр, режиссёр, сценарист и продюсер.
- Валентина Джованьини (1980—2009) — эстрадная певица.
- Дилан и Коул Спроус (род. 1992) — американские актёры-близнецы.
Достопримечательности
Из многих площадей Ареццо заслуживает внимания Piazza Grande или Ferdinanda с колоннадой, с Loggi’ей, имеющей весьма красивый готический фасад, и с церковью, построенной на фундаменте древнего языческого храма.
Собор, построенный в XIII веке, фасад которого не завершен, подобно многим другим церквам, имеет великолепный главный алтарь из мрамора работы Джиовани Пизано и несколько ценных образов. В прочих церквах — прекрасные картины древней тосканской школы. Базилика Сан-Франческо в Ареццо имеет знаменитые фрески работы Пьеро делла Франческа.
Ареццо — местопребывание префекта и епископа, имеет 15 приходских церквей, академию наук, пользующуюся большой известностью, библиотеку, дипломатический архив, музей древностей, картинную галерею, несколько частных музеев, гимназию, госпиталь и четыре монастыря. Улицы города широкие и хорошо вымощены, городские постройки красивые, снабжен прекрасной водою, пользуется великолепным климатом.
В Ареццо родились Меценат, Петрарка, Пьетро Аретино, Гвидо — изобретатель нот, Леонардо Аретино — историк, Чезальпини — ботаник, Реди — врач и натуралист, папа Юлий II, маршал д’Анкр, живописец и биограф художников — Вазари и др.
Культура
В Ареццо так же, как и в Сиене ежегодно проходят театрализованные скачки — Палио.
В Ареццо родился актёр Giovanni Guedelli.
В истории культуры, в том числе прикладного искусства, Ареццо вошло благодаря Арретинской керамике — элитарной тонкостенной керамической посуде, изготовление которой было налажено в массовом порядке и стало одним из первых в истории случаев производства ширпотреба[2].
Галерея
- Petrarca’s house and Pretoria in Arezzo, Italy.jpg
Дом Петрарки (справа) и [www.tuscanypass.com/tuscany_attractions/9213_palazzo-pretorio.html Палаццо Преторио] (слева)
- A statue of Guido Monaco on Piazza of Guido Monaco in Arezzo, Italy.jpg
Памятник Гвидо д'Ареццо
- G.Vasari’s house and garden in Arezzo, Italy.jpg
[it.wikipedia.org/wiki/Casa_Vasari_(Arezzo) Дом] и сад Джорджо Вазари
- Statue of Ferdinando I de' Medici in Arezzo, Italy.JPG
Памятник Фердинанду I Медичи перед [it.wikipedia.org/wiki/Duomo_di_Arezzo Дуомо]
- Church of San Domenico in Arezzo, Italy.jpg
[it.wikipedia.org/wiki/Chiesa_di_San_Domenico_(Arezzo) Базилика Сан Доменико]
- Church of San Michele in Arezzo, Italy.jpg
Церковь Сан Микеле
- Church of San Bernardo in Arezzo, Italy.JPG
[it.wikipedia.org/wiki/Chiesa_di_San_Bernardo_(Arezzo) Церковь Сан Бернардо]
- Church of Santissima Trinita in Arezzo, Italy.jpg
[it.wikipedia.org/wiki/Chiesa_della_Santissima_Trinità_(Arezzo) Церковь Святой Троицы]
- Church of St. Augustine in Arezzo, Italy.jpg
[it.wikipedia.org/wiki/Chiesa_di_Sant%27Agostino_(Arezzo) Церковь Св. Августина]
- A modern sculpture near Church of St. Augustine in Arezzo, Italy.JPG
Современная скульптура около [it.wikipedia.org/wiki/Chiesa_di_Sant%27Agostino_(Arezzo) церкви Св. Августина]
- Chimera of Arezzo Copy.JPG
- A street in the old town. Arezzo, Italy.JPG
Улица в старом городе
Напишите отзыв о статье "Ареццо"
Примечания
- ↑ Городецкая И. Л., Левашов Е. А. [books.google.com/books?id=Do8dAQAAMAAJ&dq=%D0%90%D1%80%D0%B5%D1%86%D1%86%D0%BE Ареццо] // Русские названия жителей: Словарь-справочник. — М.: АСТ, 2003. — С. 32. — 363 с. — 5000 экз. — ISBN 5-17-016914-0.
- ↑ Unterwegs in die Vergangenheit- Verlag das Beste GmbH. 1984. Stuttgart. ISBN 3 87070 215X
Ссылки
|
Ареццо в Викигиде? |
|---|
- Ареццо // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [www.talusha1.narod.ru/travel/italy/italy2006_02_txt.htm#p4_1 Описание города, история и фотографии] (рус.)
Отрывок, характеризующий Ареццо
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
Тихон знал привычку князя иногда вслух выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил вопросительно сердитый взгляд лица, появившегося из под рубашки.
– Легли? – спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
– Изволили лечь и огонь потушили, ваше сиятельство.
– Не за чем, не за чем… – быстро проговорил князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он спал.
Несмотря на то, что между Анатолем и m lle Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении первой части романа, до появления pauvre mere, поняли, что им нужно много сказать друг другу тайно, и потому с утра они искали случая увидаться наедине. В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m lle Bourienne сошлась с Анатолем в зимнем саду.
Княжна Марья подходила в этот день с особенным трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что не только все знают, что нынче совершится решение ее судьбы, но что и знают то, что она об этом думает. Она читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который с горячей водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.
Он тотчас же приступил к делу и начал разговор, говоря «вы».
– Мне сделали пропозицию насчет вас, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Вы, я думаю, догадались, – продолжал он, – что князь Василий приехал сюда и привез с собой своего воспитанника (почему то князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не для моих прекрасных глаз. Мне вчера сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила, я отнесся к вам.
– Как мне вас понимать, mon pere? – проговорила княжна, бледнея и краснея.
– Как понимать! – сердито крикнул отец. – Князь Василий находит тебя по своему вкусу для невестки и делает тебе пропозицию за своего воспитанника. Вот как понимать. Как понимать?!… А я у тебя спрашиваю.
– Я не знаю, как вы, mon pere, – шопотом проговорила княжна.
– Я? я? что ж я то? меня то оставьте в стороне. Не я пойду замуж. Что вы? вот это желательно знать.
Княжна видела, что отец недоброжелательно смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла мысль, что теперь или никогда решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не видеть взгляда, под влиянием которого она чувствовала, что не могла думать, а могла по привычке только повиноваться, и сказала:
– Я желаю только одного – исполнить вашу волю, – сказала она, – но ежели бы мое желание нужно было выразить…
Она не успела договорить. Князь перебил ее.
– И прекрасно, – закричал он. – Он тебя возьмет с приданным, да кстати захватит m lle Bourienne. Та будет женой, а ты…
Князь остановился. Он заметил впечатление, произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
– Ну, ну, шучу, шучу, – сказал он. – Помни одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
– Да я не знаю… mon pere.
– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но что отец сказал о m lle Bourienne, – этот намек был ужасен. Неправда, положим, но всё таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый шопот m lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя увидала Анатоля, который обнимал француженку и что то шептал ей. Анатоль с страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в первую секунду талию m lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять этого. Наконец, m lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.
Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
