Литература Башкортостана

Литература Башкортостана — литература многонациональной Республики Башкортостан. Берет начало с устного народного творчества, имеет богатую историю, характеризуется разнообразием жанров и направленией, взаимным обогащением национальных культур. На литературу оказывала влияние политическая обстановка в стране.

«Милая моя земля,

Реки сладкие, поля,

Березняк и чернотал,

В небо вздыбленный Урал, -

Я одну мечту таю:

Родину воспеть мою.

… Над просторами полян

Мой Урал, мой великан!

Всё же я не одинок:

Чуть повеет ветерок,

Принесет он вести мне

О родимой стороне,

О знакомых тех местах,

О медвяных родниках,

О земле, где к небу встал

Мой красавец, мой Урал,

Он приносит вести мне.»

'Салават Юлаев. «Родная страна»'

История

Источники башкирской литературы — древнетюркские письменные памятники типа орхоно-енисейских надписей и рукописные произведения XI века на языке тюрки («Дивану лугат ат-тюрк» М. Кашгари, «Кутадгу билик» Ю. Баласагуни).

Созданию башкирской письменной литературы предшествовало устное народное творчество. У башкир был богатый фольклор. В произведениях устного народного творчества были отражены взгляды древних башкир на природу, их житейский опыт, нравственные идеалы. Жанровый состав произведений разнообразен: эпос и сказка, легенды и предания, кубаиры (героические сказания), загадки, песни, баиты, газель, мадхия, марсия, касида, дастан, хикмат, кисса, хикаят, назым, насихат, мунажаты, газель, маснави, китга, парса, нэсер, масаль, латифа, саяхатнаме, шежере, тауарих, хитап, мактуб, наме и многие другие.

К башкирскому народному творчеству относятся эпосы «Урал-батыр», «Акбузат», «Заятуляк и Хыухылу», «Кара-юрга», «Акхак-кола», «Кунгыр-буга», Алпамыш и Барсынхылу, исторические и бытовые песни, баиты, сказки и легенды, многие из которых передавались в устном виде. К устному народному творчеству относятся стихи Салавата Юлаева. Писатели XVIII—XIX веков Т. Ялсыгула Аль-Башкорди, Г. Сокрой, Ш. Я. Заки, Г. Салихов создавали в основном духовную поэзию, связанную с религиозным сознанием. Просветительские идеи нашли отражение в сочинениях писателей и учёных 2-й половины XIX века: М. К. Акмуллы, М. Уметбаева, М. Бекчурина (Бикчурина, Биксурина) и других. Своеобразие религиозного просветительства проявлялось в отношении решения социальных проблем. В сочинениях Р. Фахретдинова («Асма», «Салима», «Семья», «Наставления») осуждается корыстолюбие, невежество. Согласно его выводам безнравственные поступки бывают присущи и богатым людям.

Башкирские просветители-демократы Мухаметсалим Уметбаев (1841—1907), Мифтахетдин Акмулла (1831—1895), Мажит Гафури (1880—1934), Шайхзада Бабич (1890—1919), Даут Юлтый (1893—1938) обнажали остроту социальных проблем, для них был неприемлем путь сглаживания противоречий.

В начале XX в. (1906 г.) в Башкортостане появилась национальная татарская печать, сначала в Оренбурге (журналы «Шура», «Дин вэ мэгишэт», «Чукеч»), потом в Уфе (газета «Тормыш», 1913-18). Многие башкирские поэты, прозаики, драматурги печатались в татарских журналах, газетах, выходивших во многих городах страны, в том числе в Уфе (периодической печати на башкирском языке не было), публиковали свои книги в татарских издательствах.

Много произведений о Башкирии создано русскими писателями XIX—ХХ веков — А. С. Пушкиным, М. Ю. Лермонтовым (неоконченный роман Вадим), С. Т. Аксаковым, В. И. Далем, Д. Н. Маминым-Сибиряком, П. М. Кудряшевым, М. Л. Михайловым, П. М. Кудряшевым, В. С. Юматовым, В. С. Лосиевским, М. Л. Михайловым, М. В. Авдеевым, Анатолием Рыбаковым (роман «Прах и пепел»). В них отражены история и культура башкирского народа, его борьба против царизма и иноземных захватчиков. Исторический роман С. Злобина «Салават Юлаев» (1929) вошёл в сокровищницу отечественной литературы.

Первыми башкирскими писателями и поэтами ХХ века были Ш. Бабич, Х. Габитов, Д. Юлтый, С. Мрясов, К. Иделгужин, Т. Янаби (Калимуллин), Г. Амантай, Зайни, Давлетшин и др. Печатались они в газете «Башкурдистан» с 1924 года. В виде отдельных книг — с 1923 года.

В начале ХХ века в литературе Башкирии также появились башкирские писатели Мажит Гафури, писатели — участники Гражданской войны: Гариф Гумер, Б. З. Ишемгулов, Тухват Янаби, Имай Насыри и др. В красноармейских газетах печатались первые произведения поэта-комсомольца Шамуна Фидаи, Ярлы Карима, публициста-большевика Ш. А. Худайбердина.

На сценах башкирских театров были поставлены: драма М. Бурангулова «Ашкадар» (1920) и музыкальная комедия драматурга и композитора Х. К. Ибрагимова «Башмачки» (1921), высмеивающая нравы буржуа и торговцев. В 1920 Д. И. Юлтый написал пьесу «Карагул» о борьбе башкирских трудящихся за свободу. В башкирской поэзии воплощались мысли и чувства человека труда, ставшего хозяином своей судьбы: сборники М. Гафури, С. Ф. Кудаша, Г. Гумера, Т. Янаби и др. В конце 20-х годов начали работать молодые писатели Сагит Агиш, Габдулла Амантай, Али Карнай, Рашит Нигмати, Тажи Мухитдин, Гайнан Хайри и др.; героями их произведений выступает молодёжь, комсомол, борцы за новую жизнь.

В переломной эпохе сформировались такие деятели башкирской культуры, как Заки Валиди, Абдулкадир Инан, Галимьян Таган, Мухаметша Бурангулов. Заки Валиди (1890—1970) — лидер башкирского национального движения, один из создателей башкирской автономии, написавший сотни трудов по истории и культуре тюркских народов, в том числе и башкир. Абдулкадир Инан (1889—1974) — исследователь, вложивший немалый труд в тюркологическую науку. Мухаметша Бурангулов (1888—1968) — выдающийся башкирский фольклорист, благодаря неустанной деятельности которого удалось сохранить жемчужины башкирского эпоса.

В 30-е годы ХХ века в Башкортостане начался подъёмом башкирской литературы. Литература развивалась по пути соцреализма. Теме коллективизации посвящены повести и романы С. Агиша, Б. Г. Бикбая, Х. Л. Давлетшиной, А. Карная, С. Ф. Кудаша, И. Насыри, А. М. Тагирова, поэмы М. Г. Хая, Д. И. Юлтыя, драмы С. М. Мифтахова. Рост промышленности в Башкирии, становление рабочего класса отражены в очерке А. Карная «Ишимбай». (1935), в повести А. М. Тагирова «Кровь машин» (1934), в стихах Рашита Нигмати, Кадыра Даяна, Саляха Кулибая. С поэтическими произведениями о рабочем классе выступили поэты Батыр Валид, Максуд Сюндюкле, Муслим Марат и др. Большое развитие в литературе 30-х гг. получила тема Революции и Гражданской войны: романы А. М. Тагирова («Солдаты», ч. 1—2, 1931—33, «Красногвардейцы», 1934, и «Красноармейцы», 1936), Д. И. Юлтыя («Кровь», 1934), И. Насыри («Кудей», 1936), повести А. Карная, Х. Б. Мухтара, И. Насыри, Ч. Х. Ханова, Б. Х. Хасана и др. Развиваются юмор и сатира: повести Сагита Агиша, рассказы Губая Давлетшина, Булата Ишемгулова, Кирэя Мэргэна, Тухвата Янаби, стихи Гайнан АмириГайнана Амири. Широкое распространение получил жанр поэмы: «Шункар» (1936) и «Дитя» (1939) Г. Саляма, «Прекрасные долины Ак-Идели» (1939) Р. Нигмати, «Страна победителей» (1935) Т. Янаби и др. Появились пьесы С. М. Мифтахова, Б. Г. Бикбая, К. Х. Даяна, Н. К. Карипа.

Во время Великой Отечественной войны развитие получила поэзия. Книги Т. Г. Арслана, А. М. Валеева, М. С. Карима, Х. К. Карима, Н. Н. Наджми, Р. Нигмати и других стали поэтической летописью войны. Образы героев фронта и тыла созданы в книгах С. Агиша («На фронт», 1943), К. Мэргэна («Башкиры», 1943, «Джигиты», 1944), С. Ф. Кудаша («В степях Дона», 1943), Г. Гумера («Рассказы деда Юлсуры», 1945) и др. На башкирской сцене ставились драмы Б. Г. Бикбая, К. Мэргэна, А. К. Мубарякова.

В послевоенные годы опубликованы: повесть С. Ф. Кудаша «Навстречу весне» (1952) — о дружбе поэтов Габдуллы Тукая и Мажита Гафури, его же книги воспоминаний «Незабываемые минуты» (1957), «По следам молодости» (1964); повесть Г. Гумера «Городок на волнах» (1951) — о труде плотовщиков, его же автобиографическая повесть «От порога к горнице» (1957). Большое развитие получил жанр романа. В романе Х. Л. Давлетшиной «Иргиз» (1957) изображена дружба и совместная борьба башкирских крестьян и русских рабочих. Прошлому народа посвящены романы: З. А. Биишевой «Униженные» (1959), Я. Х. Хамматова «Золото собирается по крупицам». Романы С. Агиша («Фундамент», 1950), А. М. Валеева («Первые шаги», 1952), Б. Г. Бикбая («Когда разливается Акселян», 1956) рисуют социалистические преобразования башкирской деревни. Борьба за нефть в Башкирии показана в романах К. Мэргэна «На склонах Нарыштау» (1948—49) и А. Г. Бикчентаева «Лебеди остаются на Урале» (1956). Современникам посвящены романы А. М. Валеева «Майский дождь» (1957), «Цветок шиповника», Д. Ф. Исламова «Щедрая земля» (1959) и «Дорога Москвы» (1968), А. Г. Бикчентаева «Я не сулю тебе рая» (1963), Х. Г. Гиляжева «Солдаты без погон» (1964). Из поэтических произведений интересны стихи и поэмы Т. Г. Арслана, Ш. С. Биккулова, М. Гали, Х. К. Карима, К. К. Киньябулатовой, С. Г. Кулибая, Н. Н. Наджми, Р. Нигмати, Г. З. Рамазанова, М. Сюндюкле.

В учебники вошли стихотворения поэта Рашита Саитбатталовича Назарова.

Писалась и литература для детей. Появились повести З. А. Биишевой (1908—1996), А. Г. Бикчентаева, Р. Б. Габдрахманова, Ф. А. Исангулова, М. С. Карима, К. Мэргэна.

См. также Календарная поэзия, Каргыш (фольклор), Кулямас, Башкирская поэзия.

XXI век

...«Превыше счастья нет для человека — В согласии жить, крепить покой и мир. Уже четыре с половиной века Идем мы вместе — русский и башкир».

Александр Филиппов

В башкирскую литературу внесли свой вклад литераторы: поэты Р. Т. Бикбаев, Р. Я. Гарипов, А. Х. Игебаев (народный поэт), Н. А. Гаитбаев, М. Н. Каримов (народный поэт), Я. Кулмый, Ф. А. Рахимгулова, Р. А. Сафин, Р. Г. Хакимов (поэт, певец и композитор), прозаики И. Г. Гиззатуллин, Г. Г. Ибрагимов, В. М. Исхаков, Н. С. Мусин и др.

В республике успешно работают поэты, пишущие и на русском языке. Народным поэтом Башкортостана стал Филиппов, Александр Павлович (1932—2011) — выдающийся русский поэт, прозаик и переводчик. Во всем мире читают повести и рассказы о животных писателя академика АН РБ Заянчковского Ивана Филипповича. Сергей Иванович Матюшин (1943—2012, г. Салават) издал семь книг прозы.

В Башкортостане и о Башкортостане много пишут русскоязычные писатели Республики, уроженцы Башкортостана — Ю. Андрианов, Р. Ахмедов, М. Гафуров, А. Кузнецов, Р. Паль, С. Синенко. Литературную деятельность с «малой родиной» связали писатели А. Генатулин, В. Герасимов, М. Карпова, М. Львов, В. Сорокин, переехавшие в Москву. Литераторы Г. Баннов, Д. Даминов, В. Денисов, А. Докучаева, Б. Павлов, В. Перчаткин, И. Слободчиков (романы "Большие поляны", "Время надежды"), И. Сотников, В. Трубицын, Г. Шафиков, родившиеся за пределами Башкортостана, переехали на постоянное жительство в Башкортостан и создают здесь произведения о своей «второй» родине.

К старшему поколению башкирских писателей относятся поэты Риф Ахмадиев, Сарвар Галяутдинов (стихи для детей), Валерий Рахматуллин (военная лирика), Розалия Султангареева, Сюмель (Нафиса Хабибдиярова), Хисмат Юлдашев (стихи о Родине), прозаики Рафаэль Зиннуров (эпическая поэма «Путь Башкортостана»), Ринат Камал (роман «Альфира»), Финат Шакирьянов. Продолжают работать писатели Нияз Салимов, Альфия Асадуллина, Раис Туляк, Фарит Хасанов, Фарзана Акбулатова, Салават Карим, Ахмер Утябаев, Мунир Вафин, Рашида Шамсутдинова, Рамай Кагир, Лилия Сакмар, Иршат Тляумбетов, Римма Галимова, Азамат Юлдашбаев, Гильман Ишкинин, Айдар Хусаинов, Дамир Шарафутдинов, Салават Абузаров, Флюр Галимов (роман «Новый башкир»), Ралис Уразгулов, Айдар Хусаинов, Дамир Шарафутдинов, Салават Абузаров.

Изустная башкирская литература

В башкирской филологии понятие «изустная литература» употребляется в двух значениях, как словесный фольклор и как продукт авторского импровизаторского профессионального творчества. Изустно-литературные творения со временем записывалась, но до этого они бытовали определенное время в устной форме авторов или исполнителей.

Башкирской изустная литература прошла несколько этапов:

• Условный, связанный с происхождением различных обрядов и ритуалов; начиная с древности, он охватывает период примерно до XIV в. новой эры (до начала эпохи йырау). Башкирский обрядовый фольклор сохранил имена носителей фольклора: Тулька, Кармкыт, Тулпы, Сукак, Кузкорт, Коркута.
• Эпоха йырау связана с именами носителей импровизации Хабрау, Асана Кайгы, Казтугана, Шалгииза. Их творчество пришлось на XIV–XVI века. Но слово «йырау» в тюркских письменных источниках в значении изустного поэтического творца упоминается и раньше. Так в памятнике «Диван лугат иттюрк» М. Кашгари (1073–1074) оно истолковано как «игрок на музыкальном инструменте», «певец». Слово «йырау» своё основное значение (у башкир – «народный певец») сохранило в течение тысячелетия. Многие жырау, жившие в XV–XVIII веках, были не только поэтами, но и вождями племен, улусов, племенных союзов, а также батырами, предводителями племенной дружины». В их импровизациях поднимались вопросы, выражающие нужды и чаяния общества. Йырау странствовали, знали общие проблемы соседствующих родственных народов.
• Эпоха сэсэнов, приходится на российский период башкирской литературы. «Сэсэном» называют башкирских мастеров изустного слова. Имена сэсэнов до XI века забыты, а импровизации их стали фольклорными. К сэсэнам - носителям фольклора и изустной литературы относятся: Катай Гали сэсэн, Ихсан сэсэн, Турумтай сэсэн, Суюндук сэсэн, Кильдыш сэсэн, Еммет сэсэн, Каракай сэсэн, Яхъя сэсэн и др. К профессиональны сэсэнам импровизаторам относятся Еренсе, Кубагуш, Акмурза, Карас, Байык, Махмут, Буранбай, Ишмухамет Мурзакаев, Габит Аргынбаев, Мухамметша Бурангулов (XVI – первая половина ХХ в.). В эпосу сэсэнов происходил переход изустных авторов к письменному изложению сочинений, потеря при этом их импровизаторских качеств, подчинение идеологии существующего строя.

В этой эпохе известны сэсэны первой половины ХХ века - Фаррах Давлетшин, Саит Исмагилов, Мухаметша Бурангулов. Им было присвоено почетное звание «Народный сэсэн Башкирии». Из них только Мухаметша Бурангулов воплотил в себе свойства изустных мастеров XVI–XIX веков: импровизаторские, исполнительские, собирательские.

Драматургия

Башкирская драматургия с самого начала опиралась на многовековые традиции башкирского фольклора и письменное наследие башкирского народа прошлых столетий. Предыстория театра начиналась с обрядового фольклора, который имеет ярко выраженную драматургическую структуру. Сказители эпосов — сэсэны — отличались высшим мастерством исполнения. Сэсэны несли в себе несколько функций: рассказывали зрителям содержание эпоса и выступали в роли живых персонажей, актёров и музыканта, создавая сценический эффект.

Большую роль имело творчество писателей-просветителей, их дискуссии об образовании, о социальных проблемах, общественно-политические и философские взгляды интеллигенции выражались в периодической печати в форме драматических этюдов.

Первым, официально признанным мусульманским спектаклем в Башкирии был спектакль «Невежество и ученость» (вольный перевод драмы А. Н. Островского «В чужом пиру похмелье»), поставленный И. Кудашев-Ашкадарским в 1906 году в городе Уфе. Первой пьесой, раскрывающей героизм башкирского народа в Отечественной войне 1812 года стала «Герои Отчизны» Ф. Туйкина.

В начале XX века возникли жанры историко-героической, социально-политической, социально-философской драмы, в которых отражается менталитет башкирского этноса, освещаются злободневные проблемы эпохи. К ним относятся исторические драмы — «Герои Отчизны» Фазыла Туйкина, «Янгура» Авзала Тагирова, «Салават-батыр» Фатхелкадира Сулейманова.

Драмы Д. Юлтыя, С. Мифтахова, Б. Бикбая, И. Абдуллина, А. Абдуллина, М. Карима, Н. Асанбаева, А. Атнабаева и др. создали основу репертуара башкирского театра.

Развитие национальной драматургии сопровождалось поисками, экспериментами в сфере жанров драматического искусства. Значительными явлениями стали трагедии «В ночь лунного затмения», «Не бросай огня, Прометеи!» М. Карима, «Нэркэс» И. Юмагулова, «Акмулла» К. Мэргэна; драмы «Карагул» Д. Юлтыя, «Башкирская свадьба» М. Бурангулова, «Карлугас» Б. Бикбая, «Раиса» Н. Асанбаева, «Матери ждут сыновей» А. Мирзагитова, «Тринадцатый председатель» А. Абдуллина; комедии «Башмачки» X. Ибрагимова, «Свояки» И. Абдуллина, «Похищение девушки» М. Карима, «Шомбай» К. Мэргэна, «Близнецы» А. Атнабаева, пьесы Ф. Булякова «Забытая молитва», «Бибинур, ах, Бибинур!.» и др.

Плодами новой, социалистической действительности стала башкирская советская комедия («Башмачки» (1921) Х. Ибрагимова, «Хлеб» С. Агиша, «Моя семья» К. Мэргена). Основным объектом насмешки башкирской комедии было мещанство. Комедии сатирически обличали общественные пороки, пережитки в быту и сознании отдельных людей и боролись за укрепление коллективистских начал в жизни, утверждение высших нравственных принципов.

Хорошо известны драмы современных драматургов: А. Х. Абдуллина, Н. В. Асанбаева, А. К. Атнабаева, Г. Г. Ахметшина, Ф. Булякова(«Москва-Васютки»), А. М. Мирзагитова, Н. Н. Наджми («Дуга с колокольчиками», «Әтәмбай»).

Башкирские сказки

Башкирские сказки известны как авторские так и народные. Принято разделять башкирские сказки на сказки о животных, волшебные, богатырские, социально-бытовые сказки. Такую классификацию башкирских сказок впервые предложил Н. К. Дмитриев. В русском переводе А. Г. Бессонова сборник башкирских сказок со вступительной статьей Дмитриева впервые вышел в Уфе в 1941 году.

Одними из первых сбором и систематизацией башкирских народных сказок занимались ученые Д. К. Зеленин, А. Г. Бессонов, Н. К. Дмитриев. Их труды продолжили А. И. Харисов, Дж. Г. Киекбаев, К. Мэргэн (А. Н. Киреев), М. Х. Мингажетдинов, Л. Г. Бараг, Н. Т. Зарипов, А. М. Сулейманов, Ф. А. Надршина, Г. Р. Хусаинова.

Наиболее популярным героем башкирских сказаний является Урал-батыр — борец за счастье людей со злыми силами. А злых сил в народных преданиях встречается множество. Это и злые демоны Ялмауз, Юха, Аджаха и духи — хозяева Эйя

Сказки на башкирском языке писали башкирские писатели Рашит Султангареев, Факия Тугузбаева, Мукарама Садыкова, Раиль Байбулатов, Гульнур Якупова, Тамара Ганиева, Нажия Игизьянова. Писатель В. И. Даль собирал башкирские предания и сказки. Литературной обработкой башкирских сказок занимался писатель А. Платонов.

В 20 — 30-х годах ХХ века отношение к толкованию сказок было противоречивым. Под влиянием марксистско-ленинской идеологии в сказках необходимо было иллюстрировать идеи классовой борьбы и строительства социализма. Эта тенденция нашла отражение, например, в сказках Г. Амантая «Тауыкбикэ» («Курица-хозяйка»), «Сказка о вороне». С конца 30-х годов степень социализированности сказок уменьшается. В сюжеты сказок писатели уже предпочитали вкладывать идеи верности, дружбы, взаимовыручки и пр. Сказки все в большей степени становятся частью детской литературы. Некоторые сюжеты башкирских сказок приобретают стихотворную форму: сказки Даяна «Как собака нашла себе хозяина» (1939), С. Кудаша «Прозорливый заяц» и др.

На сюжеты башкирских народных сказок созданы пьесы для детей А. Гирфанова «Хурусай-батыр», А. Ягафаровой «Как собака нашла себе хозяина», создаются басни (С. Исмагилов «Волк и лиса» (1947), Г. Амири «Старая лиса» (1953), Ш. Биккул «Крот и хорек» (1953)), литературные сказки, рассказы (С. Агиш «Турыкай»), стихи.

В современных литературных сказках сохраняются их фольклорные основы, способы построения сюжета, традиционная система персонажей. Фольклорный канон в развитии сюжетной линии сравнительно устойчив, а авторская индивидуальность чаще проявляется в изображении сказочных героев, в диалогах, в портретных характеристиках, в описаниях деталей действия.

См. также Башкирские народные сказки

Башкирские пословицы и поговорки

Башкирские пословицы и поговорки сосредоточили в нескольких метких словах элементы народной мудрости.

Сбором башкирских пословиц, сказаний, преданий и легенд занимались известные ученые-фольклористы А. Г. Бессонов, А. И. Харисов, А. Н. Киреев, М. М. Сагитов, Н. Т. Зарипов, С. А. Галин, Г. Б. Хусаинов, Ф. А. Надршина, А. М. Сулейманов, Н. Д. Шункаров и другие.

В Башкортостане издается серия книг «Башкирский фольклор: исследования и материалы», сборники Башкирских сказок.

Детская литература

Основными функциями детской литературы являются воспитательная, образовательная, воспитание эстетического вкуса, геденестическая (наслаждение), риторическая.

Истоками башкирской детской литературы является башкирский фольклор, устное народное творчество. Детский фольклор и детская письменная литература учитывают психологию и возрастные особенностей детей. Некоторые жанры в башкирской детской литературе создавались под влиянием фольклора, так К. Даян обрабатывал народные сказки в стихотворной форме.

К детской литературе развлекательного жанра относятся колыбельные песни, пестушки, потешки, прибаутки, считалки, скороговорки, поддёвки, дразнилки, приговорки, припевки, сказки.

В Башкирии первыми авторами художественных произведений для детей были М. Гафури, Д. Юлтый, Г. Гумер («История одного красного галстука», 1927, «Рассказы деда Юлсуры», 1945), Х. Давлетшина (рассказ «Пионерка Хылукай»), И. Насири, К. Мзргэн ("Алдар и шайтан: Рассказы для детей", "Башкирские народные загадки".), А. Карнай (сборник рассказов «Турғай») и др.

К детской художественной литературе литературе обращались башкирские писатели Ф. Рахимгулова (Стихи для детей), А. Ягафарова, Ф. Тугузбаева, Г. Гиэзатуллина, И. Гапяутдинов.

Сказки для детей писали башкирские писатели С. Сурина (детская драматургия, обработка народного фольклора), Ф. Яхин (бытовые сказки), К. Даян (обработка народных сказок), Дина Талхина, Биккул (башкирская литературная сказка), Н. Фазлаева и М. Буракаева "Легенды об Ильментау".

В годы Великой Отечественной войны С. Агиш написал книги для детей: "Гнедой", "Петька Якушин и Петька Байрамгулов", "Мои три месяца".

Произведения для дошкольников и младших школьников в башкирской детской литературе в основном создавались с середины 50-х годов ХХ века. В это время Р. Нигмати писал стихотворения для малышей: "Ответы на вопросы моей дочери", "Первое сентября", Г. Юнусова писала детские стихи, перевертыши, считалки, потешки, небылицы, загадки: "Мне только три", "Волшебный подарок", "Одуванчик", А. Ягафарова писала стихи и сказки о труде, играх.

Мастера башкирской детской литературы З. Биишева "Будем друзьями" "Золотое яичко", "Любовь и Ненависть"; Б. Бикбай; Ф. Исянгулов "Потомки Яубасара" написали детские произведения основе народных легенд к сказаний.

К детским произведениям Мустая Карима относятся повести "Радость нашего дома", "Таганок", "Рассказы Альфии", "Долго-долгое детство". В этих произведениях мир ребёнка предстает "созданным самим ребенком".

Научная литература

В Башкортостане издается литература по приоритетным для республики научным направлениям: химии, медицине, математике, истории. Выходят научные журналы: «Вестник Академии наук Республики Башкортостан», «Атмосфера, Башкортостан», «Педагогический журнал Башкортостана», «Медицинский вестник Башкортостана», интернет журнал «Нефтегазовое дело» и др.

К значимым изданиям издательства «Башкирская энциклопедия» последних лет относятся:

Энциклопедия Башкортостана в 7 томах, 2005—2011 год. Над энциклопедией работают большие коллективы ученых республики самых разных областей науки.

Академический толковый словарь башкирского языка в 11 томах, работа над которым предполагается до 2016 года. Над словарем работает коллектив ученых Института истории, языка и литературы Уфимского научного центра РАН. Словарь многоязычен: толкование слов дается на башкирском языке с переводом на русский язык.

Салават Юлаев: энциклопедия (посвящается 250-летию Салавата Юлаева). 2004 год.

Башкортостан: краткая энциклопедия (на русском и на башкирском языках). 1996 год.

«История башкирского народа» в 7 томах. Авторы: Академий наук РБ, Уфимский научный центр РАН, Институт истории, языка и литературы УНЦ РАН. Первый том рассматривает период с древнейших времен до IV века нашей эры, второй — с V до середины XVI веков, третий — со второй половины XVI до XVIII века, четвёртый — XIX век, пятый — 1900—1940 годы, шестой — 1941—1985 годы, седьмой том — с 1985 года до начала ХХI века. Годы издания: 2009—2012.

Изучением истории башкирской литературы и её анализом занимались академики Баимов, Роберт Нурмухаметович, Бикбаев, Равиль Тухватович, М. В. Зайнуллин, З. А. Нургалин и др.

Эпистолярная литература

Башкирская эпистолярная литература относится к литературному жанру, используемому форму «писем» или «посланий» к какому-либо лицу или широкому кругу читателей. Первые эпистолярный произведения башкирской литературы известны со средних веков. К ним относятся письма башкир Ивану IV, «Письмо Батырши», письмо башкир племени мин по вопросам вотчинного землевладения царю Алексею Михайловичу (1671), письмо башкир Уфимского уезда о притеснениях со стороны представителей власти Петру II (1728). письменные обращения Салавата Юлаева и др. В этих письмах и обращениях можно найти свидетельства о жизни башкир, их социальном положении, башкирские легенды, пословицы и поговорки. Оригиналы жанра хранятся в Российском государственном архиве древних актов в Москве.

Башкирский поэт Акмулла, Мифтахетдин 19 века в произведениях жанра "Письмо к отцу", "Открытое письмо к хазрету Нургали", "Исангильде Батучу", "Кыпчакцам из Сыра" изобличает пороки общества, излагает свои жизненные принципы.

В 10—30-е годы ХХ века в эпистолярной форме написаны многие стихи башкирских поэтов М. Гафури ("Любовные письма"), Г. Амири, Б. Бикбая, Г. Гумера, Б. Ишемгула, "Эй, большевик", "Кураю", "Открой глаза" Ш. Бабича, поэма С. Кудаша «лат» (1930; «Письмо») и писателей - нэсеры Б. Ишемгула, И. Насыри, Т. Янаби и др.

Во время Великой Отечественной войны к эпистолярной форме обращались поэты Б. Бикбай, А. Вали, К. Даяна, М. Карим, С. Кулибай, М. Харис, после войны - К. Аралбай, А. К. Атнабаев, М. Гали, Х. Гиляжев, И. Л. Киньябулатов, Ф. Т. Кузбеков, П. Наджми, Х. Назар, Р. С. Назаров, Г. З. Рамазанов, Р. А. Сафин, В. Туляк и др.

В современной башкирской литературе известны произведения жанра: обращение «Халҡыма хат» (1982; «Письмо моему народу») Р. Т. Бикбаева, кубаир «Аманат» (1969; «Заветное слово»; Р. Я. Гарипова.

Другие жанры литературы

Мемуары, автобиографическая литература создавались в Башкортостане в письменной и устной форме. Современные устные формы включают в себя записи мемуаров авторов на магнитофоны, компьютеры. Известны мемуары партийного и государственного деятеля, Герой Социалистического Труда Зия Нуриевича Нуриева - "От аула до Кремля". , государственного деятеля Ахмет-Заки Валиди, устные мемуары первого секретаря Салаватского горкома партии Якимова Владимира Николаевича, воспоминания академика Р. И. Нигматулина, дневниковые записи вел Мустай Карим.

Мемуары особенно интересны для историков, краеведов, интересующихся историй страны, поскольку содержат реальные факты из жизни людей и республики, как исторический источник они носят отпечаток среды и времени, в котором жили авторы.

Жанр автобиографии представлен в творчестве писателей С. Агиша, З. А. Биишевой, М. Гафури, А. Генатулина, И. Насыри, Д. Юлтыя и др. Его элементы - в повести “Оҙон‑оҙаҡ бала саҡ" (“Долгое‑долгое детство", 1977) Мустая Карима.

Парса - поэтическая или прозаическая миниатюра. В основе лежит небольшая художественная деталь. Носит назидательный или поучительный характер. Включает в себя афористическую мысль. Присутствует в творчестве башкирских писателей М. Гали, К. Даяна, С. Кудаша, Н. Наджми, Р. С. Назарова, Акмуллы (“Ут” – “Огонь”, “Ер” – “Земля”, “Һыу” – “Вода” и др.), Ш. Бабича (“Хәлебеҙҙән бер күренеш” – “Сцена из нашей жизни” и др.), М. Гафури (“Ниңә кәрәк ине?” – “Зачем это было нужно?” и др.

Тамсил - жанр короткий рассказ в стихотворной форме. В рассказах действующими лицами могут быть отвлеченные понятия (добро, зло), животные, неодушевленные предметы. Наличие морали не предусматривается. В жанре написаны произведения “Выждан менән Нәфсе” (“Совесть и Амбиция”, 1912), “Бер тәмҫил” (“Аллегорический стих”, 1916), “Тәмҫил киҫәге” (“Аллегорический стих”, 1917) Ш. Бабича, “Бәхет-ҡыҙ тураһында һүҙ” (“Слово о Девушке-счастье”, 1940) С. А. Исмагилова и др.

Тарихнаме - жанр башкирской литературы, в котором давалось историческое описание башкирского рода, племени. Сформировался после распространения ислама на стыке жанров шежере и таварих. Описание в жанре начиналось со времен сотворения мира, первых пророках, более близких автору времен и заканчивалось описанием родоплеменных генеалогией. Образцом жанра является сочинение “Тарихнамә-и болғар” ( “Историческое сочинение о булгарах”, 18 в.) Т. Ялсыгула. В жанре написано известное анонимное произведение “Тәуарихи башҡорт” (“История башкир”).

Таварих - жанр литературы, посвященный описанию истории страны, региона, племени или отдельных личностей. Сформировался в 16-17 веках. В жанре написаны произведения Г. Сокроя “Тәуарихи Болғарийа, йәки Тәҡриби Ғари” (19 в.; “Булгариевы истории, или Приближённый комментарий Гари”) и “Чингизнаме” (17 в.), “Таварихи Булгария” (18 в.).

Тулгау (тулғау) - бессюжетное произведение, разновидность кубаира. Исполнитель под думбыру повествует о душе, природе и обществе. Включает в себя загадки, пословицы, поговорки. Повествование о человеке дает описание его жизни в разном возрасте “Бер йәшемдә бер нәмә лә белмәнем, ти, /Ун йәшемдә уйнап туя алманым, ти, /Алтмыш йәштә алғыр бүреләй булырмын, ти, /Етмеш йәштә, етеп, бүре һуғалмам, ти...” — “В один год ничего не понимал, /В десять лет наиграться не мог, /В шестьдесят волком матёрым буду, /В семьдесят волка догнать, забить не смогу...” (Т. “Ир‑егеттең ғүмере — “Жизнь мужчины”). Мастерами тулгау были Асан Кайгы, Хабрау‑йырау, Шалгыз‑йырау и др.

Хитап - стихотворное обращение к народу с нравственными оценками. Жанр бытовал в переломные годы революции, войн. В жанре писали произведения М. Гафури, С. Кудаш, Б. Г. Мирзанов, Д. Юлтый, М. Карим, Р. Нигмати, Т. Ганиева, А. Игебаева, Ф. Х. Тугузбаева и др.

Хикмет - стихотворное произведение, включающее в себя житейскую мудрость, поучительный вывод. Присутствует в творчестве Ф. М. Гумерова (сборники “Йөҙ ҙә бер хикмәт” — “Сто и одно слово”, 1982; “Мең дә бер хикмәт” — “Тысяча и одно слово”, 2001).

Шикаятнаме - публицистический жанр, обращение к высшим должностным лицам с жалобой на чиновника. Примером является обращение башкир Уфимского уезда Петру I (1706) с жалобой на царского наместника А. Сергеева. В стихотворной форме шикаятнаме писали произведения М. И. Уметбаев, М. Гафури.

Касыда - жанр поэзии хвалебного характера. К жанру обращались башкирские поэты Мавля Кулуй, Г. Усман, А. Каргалы, Г. Сокрой и др.

См. также: Кубаир, Башкирские мемуары, Кулямас.

Литературные журналы

• «БАБИЧ» — литературный, общественно‑политический, сатирический иллюстрированный журнал, выходивший в Уфе в 1922—23 годах.
• Бельские просторы — издается c 1998 года. В журнале печатаются произведения русских, башкирских, татарских, чувашских и др. писателей. Учредители — Кабинет министров и Союз писателей Республики Башкортостан.
• Журналы «Яналык» и «Сэсэн». В 1930 году были объединены в один журнал «Октябрь» (с 1949 года — «Литературная Башкирия»). Ныне «Литературный Башкортостан».
• «Агидель»
• «Ватандаш»
• «Аманат» — детско-юношеский журнал на башкирском языке.
• «Башкортостан кызы» — ежемесячный литературно-художественный журнал для женщин на башкирском языке.

Литературные газеты

«ЭДЭБИ УДАР» («Әҙәби удар» — «Литературный удар»), газета. Орган БАПП, с мая 1932 — Орган комитета Союза писателей БАССР. Выходила в Уфе с апреля 1931 года по январь 1933 года 1 раз в 10 дней на башкирском языке.

Фольклористика

Материалы о башкирском фольклоре есть в дневниковых записях и заметках восточных и западных миссионеров и путешественников раннего средневековья (Ибн-Фадлан, Плано Карпини, Гильом де Рубрук и др.). Башкирские народные предания и легенды использовали для описания края русские путешественники и исследователи (И. K. Кирилов, П. И. Рычков, И. И. Лепехин, П. С. Паллас, И. Г. Георги, В. Н. Татищев). Во время путешествия в Оренбургскую губернию в 1833 году А. С. Пушкин записал от сэсэнов-сказителей вариант эпоса «Кузыйкурпяс и Маянхылу», а сопровождавший его в поездке писатель, языковед-лексикограф Даль собрал сведения по истории, быту и устной поэзии башкир и опубликовал сюжет башкирского эпоса «Заятуляк и Хыухылу» в переложении на прозу под названием «Башкирская русалка».

В конце XIX века сбором и систематизацией башкирского фольклора занимались представители башкирской интеллигенции — П. Назаров, Б. Юлуев, М. Баишев, М. Куватов, М. Уметбаев, Г. Еникеев.

В 1922 году в Башкирской АССР было создано Общество по изучению быта, культуры и истории Башкирии, ставшее центром исследований в области башкирского фольклора. В нём сотрудничали С. Мрясов («Образцы художественной литературы периода башкирских 6иев и ханов»), Х. Габитов («Свадебные обряды у башкир»), Г. Вильданов («Башкирские батыры», «Причитания у башкир»), М. Бурангулов, С. Галимов и другие.

В 30-х годах при Союзе писателей БАССР и НИИ языка и литературы создаются фольклорные секции. Общество развернуло большую работу по сбору произведений устного творчества и формированию фольклорных фондов. Сбором фольклора занимались башкирские писатели — А. Карнай, Б. Бикбай и др. Благодаря собирателям фольклора стали известны имена талантливых башкирских сказителей, сказочников, певцов, кураистов, сэсэнов-импровизаторов. Были опубликованы эпические сказания «Акбузат», «Юлай и Салават», «Идукай и Мурадым» в записях Бурангулова, сборники башкирских пословиц (1936), башкирских народных сказок (1939).

В 1932 году в Уфе был открыт Научно-исследовательский институт национальной культуры (с 1938 г. — Научно-исследовательский институт языка и литературы им. М. Гафури). Сотрудники института ездили в научные экспедиции по районам республики и соседних регионов.

В 50-е годы трудами ИИЯЛ изданы трехтомное собрание «Башкирское народное творчество» («Башҡорт халыҡ ижады», 1954—59), сборники «Башкирские народные пословицы» («Башҡорт халыҡ мәҡәлдәре»).

В 1951 году в Уфе заработал Башкирский филиал АН СССР, с 1957 года — Башкирский государственный университет. Начался новый этап развития национальной фольклористики, характеризующийся расширением сбора, публикаций народных произведений и появлением серьёзных научных исследований.

С 60-х годов фольклористы Башкортостана приступили к подготовке многотомного сборника «Башкирское народное творчество» («Башҡорт халыҡ ижады») на башкирском языке. Работа по нему закончилась в 1985 году выпуском 18 томов.

Башкирская фольклористика начала ХХI века обогатилась книгами Ф. А. Надршиной - эпосом «Урал-батыр», преданиями и легендами, песнями и пословицами.

С 2004 года в РБ организуются фольклорные экспедиции в северные районы республики, где они почти никогда не проводились. Фольклористы работали в Татышлинском (2004), Янаульском (2005), Бураевском (2006), Аскинском (2007) районах, а также за прелеми республики - в Свердловской (2004, 2005), Оренбургской (2004), Саратовской и др. областях. Результатами экспедиций были сборники: «Экспедиционные материалы — 2003: Зилаирский район» и «Экспедиционные материалы — 2004: Альшеевский район» и др.

Продолжается издание свода «Башкирское народное творчество». С начала ХХI века изданы тома: «Исторический эпос», «Эпос: киссы и дастаны», «Письменные киссы и дастаны», «Эпос: иртэки и эпические кубаиры», «Пословицы и поговорки», «Загадки», «Сказки о животных», «Игровой фольклор и народный спорт», «Исторические баиты», «Собственно-волшебные сказки».

По программе Президиума РАН «Памятники отечественной науки. ХХ век» была подготовлена к переизданию классика башкирской фольклористики - книги С. Г. Рыбакова «Музыка и песни уральских мусульман с очерком их быта» (1897) и «Башкирские народные сказки, запись и перевод А. Г. Бессонова, под редакцией проф. Н. К. Дмитриева» (Уфа, 1941).

Литературоведение

В Башкортостане развиваются также литературоведение и литературная критика.

Башкирское литературоведение возникло во 2-й половине 19 века. До этого печатались отдельные статьи по литературе в обзорах Т. Ялсыгула аль-Башкорди, Г. Усмана. Первые сведения по фольклору, языку и башкирской литературе давали М. Биксурин, С. Кукляшев, М. Иванов («Татарская грамматика», 1842).

М. Уметбаев в 1897 году в книге "Ядкар" (1897) провёл систематический анализ башкирской литературы. В серии книг "Асар" (1900-1904) Р. Фахретдинов обобщил материалы о жизни и тврчестве башкирских писателей. С начала ХХ века писатели Фахретдинов, М. Гафури, А.-З. Валидов публиковали сведения о башкирской литературе, представляли литературные портреты писателей, рецензии на книги.

После Великой Октябрьской социалистической революции литературоведческой деятельностью занимались чаще сами писатели. Основными жанрами литературной критики были обзоры и рецензии. В статьях А. Чаныша, Ж. Лукмана, Ш. Шагара, Г. Амантая поднимались вопросы теории литературы, жанров и стилей. Появились первые книги о жизни и творчестве писателей Гафури, А. Тагирова, Ишемгула.

В 1944 году была издана книга А. Харисова "Теория литературы". В начале 50-х годов опубликованы литературоведческие статьи Харисова, З. Шарки, Кирея Мэргэна, Г. Рамазанова, Х. Зиннатуллиной, А. Кудашева о проблемам развития литературы в военные и послевоенные годы. Были изданы монографии Г. Хусаинова о жизни и творчестве С. Кудаша, Юлтыя, Р. Нигмати, М. Карима, книги М. Гайнуллина о башкирской драматургии С. Мифтахова, С. Сафуанова о жизни и творчестве А. Карная, Н. Зарипова о И. Насыри и др.

В 50 - годы в БАССР национальное литературное наследие башкирского народа рассматривалось в рамках метода социалистического реализма. В 1965 году издана книга Рамазанова "Творчество Мажита Гафури". Вкладом в литературоведческую науку была издание Харисова "Литературное наследие башкирского народа: XVIII-XIX вв." (1965). В БАССР стали регулярно выходить сборники критических статей. Башкирские литературоведы стали больше заниматься вопросами теории и методологии литературы. Это книги К. Ахмедьянова "Поэтическая образность", А. Вахитова "Башкирский советский роман" (1978), Р. Баимова "Судьба жанра" (1984).

М. Х. Гайнуллин, Г. Б. Хусаинов, Р. Бикбаев создали труды о жанрах башкирской поэзии, драматургии, путях развития башкирской литературы. В монографии Р. Бикбаева "Поэтическая летопись времени" проанализированы важные явления современной башкирской поэзии. Баимов, Т. Кильмухаметов, А. Хакимов, Р. Шакур, З. Нургалин, Р. Амиров внесли вклад в исследование жанров и основных проблем башкирской литературы.

C 70-80-х годы в башкирском литературоведении работают Г. Кунафин, М. Идельбаев, А. Вильданов, И. Буляков, З. Шарипова. Были подготовлены труды по истории башкирской литературы: "Из истории башкирской литературы", (1975); "Литературное наследие народов Урало-Поволжья и современность" (1980); "Система жанров в башкирской литературе" ; "Поэма "Кысса-и Йусуф" Кул Гали: Поэтика. Проблематика. Язык произведения" (1988). Началось развитие археографических и текстологических направлений исследований. Была издана "История башкирской литературы" в 6-ти томах, в которой исследуется возникновение, становление и развитие башкирской литературы, эволюция её жанров по периодам, жизнь и творчество башкирских писателей.

Современное башкирское литературоведение состоит из трёх основных направлений: теория литературы, история литературы, литературная критика. В области башкирского литературоведения работают ученые А. И. Харисов, К. А. Ахмедьянов (Теория литературы), М. Ф. Гайнуллин, С. А. Галин, Н. Т. Зарипов, Х. Ш. Зиннатуллина, А. Г. Кудашев, К. Мэргэн, Г. З. Рамазанов, С. Г. Сафуанов, А. Х. Хакимов, Г. Б. Хусаинов, М. Х. Мингажетдинов и др.

Большой вклад в литературоведение внес Тимергали Кильмухаметов (монографии «Драматургия Мустая Карима», «Драматургия и драматурги», «Сила народности», «Мухаметсалим Уметбаев: жизнь и творчество», «Поэтика башкирской драматургии». Статьи о жизни и творчестве С. Агиша, Б. Бикбая, Х. Давлетшиной, З. Биишевой).

Поиски новых характеристик литературного процесса в «турбулентности бытия» приводит часть литературоведов РБ к выводам о неадекватности прошлого будущему, деидеологизированности лириков. Наблюдения за творчеством башкирских писателей начала XXI в. позволяют им определить «аттракторы самоорганизации башкирской литературы» и визуально представить аттракторы в виде неких «каналов» (конусов или воронок), которые свертывают, втягивают в себя множество «траекторий». Процессы самоорганизации литературы они видят в открытых нелинейных структурах.

Литературоведческие работы в РБ проводятся в Институте истории языка и литературы УНЦ РАН; Башкирском государственном университете, Педагогическом университете и других вузах. Статьи по литературоведению публикуются в журналах «Агидель», «Бельские просторы», «Ватандаш», «Ядкяр» («Наследие») и др.

Псевдонимы

Псевдонимами чаще всего пользовались башкирские литераторы. Согласно восточным традициям псевдоним писателя подчёркивал его талант и достоинства Дакики (утончённый), Навои (мелодичный) и др. Псевдоним мог означать место рождения автора, прозвище и до. В башкирской литературе псевдонимы носили писатели: Таджетдин Ялсыгул аль‑Башкорди, Манди Кутуш‑Кыпсаки, Абульманих Каргалы, Шамсетдин Заки, Гали Сокрой, мулла Мифтахетдин бин Камалетдин бин Ишмухамет аль‑Башкорди и др.

Технология образования псевдонимов часто была следующей:

• В псевдониме отсекалась часть фамилии - Амир Чаныш (Амир Идрисович Чанышев), Сагит Агиш (Саги́т Ишмухаметович Аги́шев), Кадыр Даян (Кадыр Хакимович Даянов), Асхаль Ахмет‑Хужа (Асхаль Абуталипович Ахметкужин) и др;
• Отсекалась часть имени и/или фамилии - Мустай Карим (Мустафа́ Са́фич Кари́мов), Гайнан Хайри (Хайретдинов Гайнан Бадретдинович);
• Проводилось изменение имени - Нажиб Асанбаев (Николай Васильевич Асанбаев) или имени и фамилии - Булат Ишемгул (Габдрахман Закирович Габдрахманов);
• Женщины‑писатели часто использовали девичью фамилию в качестве псевдонима (Нажиба Аминева, Альфинур Вахитова, Тамара Искандерия, Тансылу Карамыш).

Литературные премии

• Премия имени Салавата Юлаева — высшая награда Башкортостана в области искусства (500 тыс. р.).
• Литературная премия имени Рамзили Хисаметдиновой Миндигалиевны
• Всероссийская литературная премия имени С. Т. Аксакова — учреждена в 1999 году Президентом Республики Башкортостан, Международным фондом славянской письменности и культуры, Союзом писателей России и Союзом писателей Республики Башкортостан.
• Государственная премия РБ в области литературы и искусства им. Х. Давлетшиной за произведения для детей и юношества. Учреждена в 2005 году.
• Премия им. М. Акмуллы за произведения литературы и искусства — учреждена Решением Миякинского районного Совета народных депутатов в 1980 году.
• Премия имени Ангама Атнабаева;
• Премия имени Ахтарова Рашита Мингажевича (Рашит Ахтари)
• Премия имени К. Ахмедьянова
• Республиканская молодёжная премия в области литературы и искусства имени Шайхзады Бабича (50 тыс. р).
• Премия имени Григория Белорецкого (Ларионова)
• Ежегодная литературная премия имени Мухаметши Бурангулова.
• Премия имени Вазиха Исхакова;
• Премия имени Гали Ибрагимова;
• Премия имени Гали Сокороя;
• Премия имени Гаяна Лукманова;
• Премия имени Гилемдара Рамазанова;
• Премия имени Диниса Булякова;
• Премия имени Зайнаб Биишевой;
• Премия имени Галимджана Ибрагимова
• Премия имени Вазиха Исхакова
• Премия им. Рамиля Кул-Давлета учрежденная газетой «Йәшлек»
• Премия имени И. Мурзакаева-Балапанова
• Премия имени Мухаметсалима Уметбаева;
• Литературная премия имени Назара Наджми — учреждена в 1998 году администрацией города Дюртюли и Дюртюлинского района. Присуждается деятелям литературы, сценического искусства, архитектуры и краеведения за особый вклад в развитие культуры района
• Премия имени Рамазана Уметбаева;
• Премия имени Булата Рафикова;
• Премия имени Гилемдара Рамазанова
• Премия имени Рами Гарипова;
• Премия имени Степана Злобина;
• Персональная литературная премия имени Р. К. Усмановой
• Премия имени Фатиха Карима (Бижбулякский район);
• Премия имени Фатиха Карима (г. Белебей);
• Премия имени Хакима Гиляжева.
• Литературная премия имени Сергея Чекмарева
• Премия имени Музагита Хайрутдинова
• Литературная премия имени Яныбая Хамматова
• Премия имени Яныша Ялкайна;
• Поэтическая премия «Радуга над Агиделью».

Учебные заведения

Мастеров слова РБ готовят в высших учебных заведениях республики:

Стерлитамакская государственная педагогическая академия имени Зайнаб Биишевой — Филологический факультет.

Башкирский государственный университет. Филологический факультет.

Башкирский государственный педагогический университет имени М. Акмуллы.

Литературные объединения

Литературные организации 20-х годов ХХ века: «Тулкын», «Башкирская Ассоциация пролетарских писателей» (БАПП).

Союз писателей Республики Башкортостан. (осн. 1934г). В союз входит 234 писателя РБ. Председатель правления Союза писателей Башкортостана, Риф Галимович Туйгунов (р.1946), поэт, заслуженный работник культуры РБ и РФ, лауреат премий имени Сергея Чекмарева и Фатиха Карима. Первым председателем правления был Афзал Тагиров. Жертвами Сталинских репрессий в 1937 году стали писатели Даут Юлтый, Афзал Тагиров, Тухват Янаби, Габдулла Амантай, Булат Ишемгул, Губай Давлетшин.

В союз писателей входят: Стерлитамакская писательская организация, Учалинская писательская организация, Сибайская писательская организация, Янаульская писательская организация, Кумертауская писательская организация.

Литературное объединение «Мелеузовские зори».

Литературное объединение УФЛИ (Уфимская литература).

Литературные музеи

• Мемориальный дом-музей Мажита Гафури
• Мемориальный дом-музей С. Т. Аксакова
• Музей Филиппа Вуколова-Эрлика — чувашского писателя, фолькориста, композитора и театрального деятеля в деревне Малый Менеуз Бижбулякского района РБ.
• Дом-музей Хакимова Ахияра Хасановича — известного башкирского поэта, писателя. Музей в находится в г. Давлеканово РБ.
• Национальный литературный музей РБ с 5 филиалами: музей М. Акмуллы, музей М. Гафури, музей Ш. Бабича, музей А. Мубарякова, музей М. Уметбаева.
• Музей башкирского писателя Джалиля Киекбаева в дер. Каран-Елга Гафурийского района РБ.
• Дом-музей Зайнаб Биишевой в деревне Туембетово Кугарчинского района РБ.
• Музей трех писателей — Рамазана Уметбаева, Кима Ахмедьянова, Рамиля Кулдавлетова — в дер. Альмухаметово Абзелиловского района РБ.
• Музей Булякова Диниса — в дер. Смаково РБ.
• Музей М. Цветаевой — в с. Усень-Ивановское Белебеевского р‑на РБ.

Интересные факты

Первоначально (с 1905 года) произведения башкирских авторов в периодических изданиях выходили на тюркском литературном языке.. В 1910-х годах произошёл переход на современный татарский литературный язык. В начале 20-х годов — переход на смешанный татаро-башкирский язык. С 1924 года произведения в периодике печатаются современном башкирском литературном языке.

В Башкортостане чтут память великих поэтов и писателей РБ и России. Созданы музеи: Салавату Юлаеву, М. Гафури, C. Т. Аксакову. Установлены памятники Салавату Юлаеву, М. Акмулле, М. Гафури, З. Биишевой, А. Пушкину, В. Маяковскому и др. Именами писателей названы города и улицы городов РБ. Издана энциклопедия Салават Юлаев.

В Башкортостане работают переводчики художественной, духовной литературы с Башкирского языка на другие языки и наоборот: Айдар Хусаинов, Зухра Буракаева, Гульсира Гиззатуллина. Большая группа переводчиков занимается переводом Библии на башкирский язык с иврита. В журнале «Агидель» печатаются переводы зарубежной литературы на башкирский язык.

В целом труд переводчиков в республике мало востребован. Отсутствуют заказчики на переводную литературу и спрос на неё, так как на башкирском языке нет современных бестселлеров.

В республике издаются корпоративные издания по истории предприятий, городов, учебных заведений. В 2013 году издана капитальная Энциклопедия ОАО «Газпром нефтехим Салават».

В РБ учреждены звания Народный поэт Башкортостана и Народный писатель Башкортостана.

Литература

• Башкирский эпос «Урал-батыр». // Героический эпос народов СССР. — М., 1975. — Т. 1. — С. 67-114.
• Солдатские баиты. / сост. : К. А. Аралбаев. — Уфа : Китап, 1997. — 112 с.
• Башкирская энциклопедия. Гл. ред. М. А. Ильгамов т. 1. А-Б. 2005. — 624 с.; ISBN 5-88185-053-X. т. 2. В-Ж. 2006. −624 с. ISBN 5-88185-062-9.; т. 3. З-К. 2007. −672 с. ISBN 978-5-88185-064-7.; т. 4. Л-О. 2008. −672 с. ISBN 978-5-88185-068-5.; т. 5. П-С. 2009. −576 с. ISBN 978-5-88185-072-2.; т. 6. Советы нар. хозяйства. -У. 2010. −544 с. ISBN 978-5-88185-071-5; т. 7. Ф-Я. 2011. −624 с. науч. изд. Башкирская энциклопедия, г. Уфа.
• Башкирские народные сказки / Зап. и пер. А. Г. Бессонов. Примечания H.K. Дмитриева,-Уфа: Башкнигоиздат, 1941 -С.3-30.
• Гайнуллин М., Буляков И. Этапы развития башкирской драматургии. В кн.: Антология башкирской драматургии. В 2-х частях. Книга первая. Уфа, 1984, с.6-24. — На башк. яз.
• Глебов А. О башкирской драматургии. Октябрь, 1936, № 2, с.24-29.
• Игнатьев Р. Г. Башкир Салават Юлаев, пугачевский бригадир, певец и импровизатор. — «Известия Общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете». Т.XI,1893, вып.2, с.147-166; вып.3, с.222-240; вып. 6, с.528 −534.
• Шакур Р. Путь в тысячу лет. История башкирской литературы с древних времен до наших дней / Р. Шакур. М.: ТОО «Рарогъ», 1996.
• Хусаинов Г. Б., Бикбаев Р. Т. Литературоведение и критика // В научном поиске. Уфа, 1982. Г. Б. Хусаинов.
• Башкирские просветители-демократы XIX века.— М.: Наука, 1981.
• Тоган Валиди А. З. Воспоминания. Том 1. Уфа: Китап, 1994.
• Башҡорт әҙәбиәте тарихы. 1‑се т. Өфө, 1990.
• Галяутдинов И. Г. “Тарих нама-и булгар” Таджетдина Ялсыгулова. 2‑е изд. Уфа, 1998.
• Надергулов М. Х. Историко-функциональные жанры башкирской литературы. Уфа, 2002.
• Хөсәйенов Ғ.Б. Әҙәбиәт ғилеме һүҙлеге. Өфө, 2006;
• Баимов Р.Н. Великие лики и литературные памятники Востока. Уфа, 2005.
• Абелгузина Фаниля Ражаповна. Жанр «парса» в башкирской литературе : Проблемы формирования и развития. Уфа, 2003.- 185 с.

Ссылки

• Баимов Р. Н., Хусаинов Г. Б. [башкирская-энциклопедия.рф/index.php/read/8-statya/1915-bash-ort-bi-te Башкирская литература.// Статья в Башкирской энциклопедии.]
• [www.vatandash.ru/index.php?article=1586 Гульнур Хусаинова. Состояние башкирской фольклористики в начале ХХI века.// Статья в ж."Ватандаш"]
• [www.vatandash.ru/index.php?article=292 ХХ век и башкиры, ж."Ватандаш"]
• [kulturarb.ru/literature/ Культурный мир Башкортостана]
• [encycl.bash-portal.ru/st56_bash_lit.htm Статья в Башкортостан: краткая энциклопедия]
• [encycl.bash-portal.ru/st60folk.htm Статья в Башкортостан: краткая энциклопедия]
• башкирская-энциклопедия.рф/index.php/prosmotr/2-statya/120-babich-zhurnal
• [vatandash.ru/index.php?article=1933 Риф Ахмадеев. Литература патриотизма (Башкирская литература в годы Великой Отечественной войны)// Статья в ж."Ватандаш"]
• [ufa-gid.com/encyclopedia/lit_ved.html Башкирское литературоведение]
• [cheloveknauka.com/razvitie-zhanrovoy-sistemy-v-bashkirskoy-poezii-vtoroy-poloviny-xix-nachala-xx-vekov-1 Развитие жанровой системы в Башкирской поэзии второй половины XIX-начала XX веков. Кунафин Г. С.]

Отрывок, характеризующий Литература Башкортостана

Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.