Вавилонская блудница

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Вавило́нская блудни́ца (лат. Babyloniacus fornicaria, вавилонская шлюха) — образ в христианской эсхатологии, основанный на книге Откровения Иоанна Богослова. Образ вавилонской блудницы и объяснение связанной с ней символики стали предметом многочисленных богословских толкований и споров.

В современном языке выражение «вавилонская блудница» употребляется не в его буквальном значении, а в ироничной форме применяется к женщинам лёгкого поведения, порочность которых приобрела небывалые масштабы[1].





Вавилонская блудница в Откровении Иоанна

Первоисточником образа вавилонской блудницы является Откровение Иоанна Богослова (вторая половина I века). Явившийся Иоанну Богослову ангел предлагает ему увидеть «суд над великою блудницею, сидящею на водах многих; с нею блудодействовали цари земные, и вином её блудодеяния упивались живущие на земле» (Откр. 17:1-2). Ангел ведёт его в пустыню, где он:

увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства её; и на челе её написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным. Я видел, что жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых, и видя её, дивился удивлением великим.

В указанном отрывке жена на звере называется «Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным» (др.-греч. Βαβυλὼν ἡ μεγάλη, ἡ μήτηρ τῶν πορνῶν καὶ τῶν βδελυγμάτων τῆς γῆς), а ниже и просто «блудница» (ἡ πόρνη), от чего и произошло её прозвание «Вавилонская блудница» (хотя дословно такого словосочетания в тексте Апокалипсиса нет). В последующем рассказе ангел поясняет символическое значение этого образа:

  • зверь, на котором восседает блудница: «был, и нет его, и выйдет из бездны, и пойдёт в погибель» (Откр. 17:8);
  • 7 голов: «суть семь гор, на которых сидит жена, и семь царей, из которых пять пали, один есть, а другой ещё не пришёл, и когда придёт, не долго ему быть» (Откр. 17:9-10);
  • 10 рогов: «суть десять царей, которые ещё не получили царства, но примут власть со зверем, как цари, на один час» (Откр. 17:12);
  • воды, на которых сидит блудница: «суть люди и народы, и племена и языки» (Откр. 17:15).

В 18-й главе Апокалипсиса Иоанн Богослов описывает падение блудницы: «пал, пал Вавилон великий» (Откр. 18:2). В качестве кары, постигшей Вавилонскую блудницу, называется огонь (Откр. 18:7-8).

В этом рассказе Иоанна образ блудницы полностью олицетворён в Вавилоне (по-гречески город — πόλις — женского рода), а порой встречаются следующие фразы: «…видя дым от пожара её, возопили, говоря: какой город подобен городу великому!» (Откр. 18:18)

Исторический прообраз

В качестве исторического прообраза блудницы из видения Иоанна, по мнению исследователей, могут выступать:[2]

Каждая вавилонянка должна однажды в жизни садиться в святилище Афродиты (Милитты) и отдаваться за деньги чужестранцу… В священном участке Афродиты сидит множество женщин с повязками из верёвочных жгутов на головах. Сидящая здесь женщина не может возвратиться домой, пока какой-нибудь чужестранец не бросит ей в подол деньги и не соединится с ней за пределами священного участка… После соития, исполнив священный долг богине, она уходит домой и затем уже ни за какие деньги не овладеешь ей вторично.

— Геродот. История. I,199

  • императрица Мессалина, третья жена императора Клавдия, внучатая племянница императора Августа. Её распутство описано Тацитом и Светонием[3][4]. Иоанн Богослов, написавший свой Апокалипсис уже после смерти Мессалины, мог быть наслышан о её похождениях и воплотить её образ в Вавилонской блуднице. Мессалина прославилась тем, что по ночам под видом проститутки приходила в один из римских лупанариев, чтобы удовлетворить свою похоть. Её образ запечатлён в стихах Ювенала:

Блудная эта Августа бежала от спящего мужа;
В тёплый она лупанар, увешанный ветхим лохмотьем,
Лезла в каморку пустую свою — и, голая, с грудью
В золоте, всем отдавалась под именем ложным Лициски;
Лишь когда сводник девчонок своих отпускал, уходила
Грустно она после всех, запирая пустую каморку:
Всё ещё зуд в ней пылал и упорное бешенство матки;
Так, утомлённая лаской мужчин, уходила несытой,
Гнусная, с тёмным лицом, закопчённая дымом светильни,
Вонь лупанара неся на подушки царского ложа.

Ювенал Сатира VI. 115—133 / пер. Д. С. Недовича

Богословское толкование

Откровение Иоанна Богослова рисует события от Первого до Второго пришествия Христа. Судьбы человечества и Церкви изображены в Откровении с помощью метафор, сложных для понимания и допускающих разнообразные толкования. Из всех образов Откровения жена блудница — один из самых загадочных[5]. Образ не связан с какой-либо конкретной женщиной — блудница воспринимается как символ страны, города, народа, отвратившегося от Бога[6].

Трактовка образа города

С образом блудницы у богословов связываются различные города и империи. Наиболее распространённым толкованием является соответствие образа блудницы Риму или Римской империи (как считал Б. Бауэр; этой же точки зрения придерживались советские историки религии Я. Ленцман, И. Крывелев, И. Свенцицкая[7]). Также существует мнение, что этим городом является Иерусалим или Москвастарообрядцев).

Иерусалим

Впервые образ блудницы появляется в Книге пророка Исаии, где, осуждая пороки Иерусалима, пророк восклицает:

Как сделалась блудницею верная столица, исполненная правосудия! Правда обитала в ней, а теперь — убийцы. Серебро твоё стало изгарью, вино твоё испорчено водою; князья твои — законопреступники и сообщники воров; все они любят подарки и гоняются за мздою; не защищают сироты, и дело вдовы не доходит до них.

Василий Великий в своих комментариях на этот отрывок пишет, что иногда про церковь, отринувшую веру, говорят: «Како бысть блудница град верный», имея в виду, что она принимает «различные семена слова от осквернивших святость таинств и от всеявших учения нечестия на растление душ»[8].

Поскольку время написания Апокалипсиса совпадает со временем разрушения Иерусалима и Иерусалимского храма, имевших большое значение для раннего христианства, это позволяет предположить, что в данном сочинении отражены современные автору события[9]. Первым исследователем, выдвинувшим такую гипотезу, стал Фермен Абози. Он увидел в семи горах, упоминаемых в Откр. 17:9, семь холмов на которых стоит Иерусалим[10], а падение Вавилона счёл описанием разрушения Иерусалима римским императором Титом в 70 году[11]. Аналогичные выводы были сделаны французским богословом Жаном Гардуэном. Профессор Александр Колесников[12] отмечает, что Отцы Церкви понимают под Вавилоном Иерусалим, который, согласно предсказаниям, станет столицей Антихриста. Подтверждение этой версии Колесников видит также в том, что пришедшее на смену старому миру Царство славы Божией автор Откровения называет «Иерусалимом новым», тем самым противопоставляя его «Иерусалиму земному»[13].

Рим

Но намного более распространённым является другое мнение. Комментируя книгу Откровения, христианские богословы обычно считают, что вавилонская блудница представляет собой «город антихристианскаго царства, который может быть назван Вавилоном или Римом по сходству своей культуры и по своему боговраждебному развращающему влиянию на другие народы»[14]. Это мнение основано на словах Иоанна Богослова: «Жена же, которую ты видел, есть великий город, царствующий над земными царями» (Откр. 17:18).

Мнения о том, что блудница представляет собой Рим или Римскую империю, придерживались:

  • Ириней Лионский (II век): «Иоанн и Даниил предсказали разрушение Римской империи, предшествующее концу мира и вечному царству Христа»[15];
  • Ипполит Римский (170—235): «эта империя имеет разрушиться, или хотя придёт в уничижение и разделится на десять царств»[16];
  • Кирилл Иерусалимский (315—386): «Это же есть царство Римское, как предали церковные истолкователи»[17];
  • Иоанн Златоуст (347—407): «Подобно тому, как прежде сего разрушаемы были царства, именно: мидийское — вавилонянами, вавилонское — персами, персидское — македонянами, македонское — римлянами, — так это последнее разрушено будет антихристом, он сам будет побеждён Христом, и более уже не будет владычествовать»[18].

Подробное обоснование соответствия образа блудницы древнему Риму содержится в комментарии Уильяма Баркли к Новому Завету. Он пишет, что тайна, написанная на её челе (Откр. 17:5), заключается в том, что «Вавилон значит Рим; что неведомо постороннему, то хорошо знает христианский читатель. Всё, что сказано о Вавилоне, в действительности относится к Риму»[2]. В его толковании семь голов зверя понимаются как семь холмов, на которых стоит Рим или как семь его императоров (от Августа до Домициана, исключая недолго правивших Гальбу, Отона и Вителлия)[2].

Ирина Свенцицкая отмечает, что Откровение было написано после первого гонения на христиан, инициированного Нероном и подавления Иудейского восстания, и в образе блудницы представлен Рим, вызывавший в то время особую ненависть[19].

Лондон

Оригинальная трактовка города, из которого происходит блудница, содержится у Иоанна Кронштадтского: «В наши исторические времена к такому типу скорее подходит Лондон, который претендует на всемирное господство, и купцы его, вельможи земли, мечтают управлять миром»[20]. Его последователи в качестве аргументов указывают на то, что Лондон — родина масонства, источник революций и столица мировой империи[21].

Безымянный город

Известный толкователь Откровения архиепископ Андрей Кесарийский (VI—VII века) особо отмечает, что хотя некоторые видят в блуднице именно город Рим «как расположенный на семи холмах; семью же главами носящего её зверя считали семь нечестивейших из всех царей, которые от Домициана до Диоклетиана преследовали Церковь». Семь царств, которые претендовали на мировое господство, по мнению Андрея: Ассирийское, Мидийское, Вавилонское, Персидское, Македонское и Римское (республика и империя)[22][23]. Однако он считает, что блудница:

«вообще земное царство, как бы в одном теле представляемое, или же город, имеющий царствовать даже до пришествия антихриста»[22].

При этом он особо подчёркивает, что то, что блудница есть образ города, сказал Иоанну ангел и поэтому «подробное о сём исследование совершенно излишне», однако в период Реформации появились протестантские толкования образа блудницы как падшей Римско-католической церкви[24].

Более поздние богословы, жившие в Византийской империи или уже в Новое время, не акцентируют в своих трудах связь блудницы и какого-либо конкретного города:

Очень многие богословы считали, а иные и доселе считают предвестником пришествия антихриста либо полное разрушение и уничтожение Римской империи, либо сильный упадок ея. Но история учения об антихристе показывает, что, чем дальше шло время, тем более терял значение этот взгляд; потому что Римская империя давно распалась, совершенно уничтожена и теперь не существует даже по имени, а между тем антихрист не явился[25].

Современный богослов, епископ Александр (Милеант), считает, что Иоанн, описывая роскошь блудницы, говорит о Риме, то же касается и связанных с блудницей символов (семь голов зверя, десять его рогов). Однако, по его мнению, «многие черты апокалипсического Вавилона не применимы к древнему Риму и, очевидно, относятся к столице антихриста»[26]. Епископ считает, что вся полнота символики 17-й главы книги Откровения, рассказывающей о блуднице и её падении, станет очевидна только после пришествия Антихриста.

Связь со зверем

Богословы отмечают взаимную связь блудницы и зверя, их общую деятельность и проявления[14]. Поэтому богатство и красота блудницы не вечные — с одного дня в другой, с одного часа в другой, она будет брошена в бедность, наготу и одиночество, подобно зверю, который «пойдёт в погибель; и удивятся те из живущих на земле, имена которых не вписаны в книгу жизни… видя, что зверь был, и нет его» (Откр. 17:8). При этом десять рогов зверя (иногда понимаются как десять царей подчинённых Вавилону царств[14]) по воле Бога ополчатся на блудницу, «разорят её, и обнажат, и плоть её съедят, и сожгут её в огне» (Откр. 18:16). Баркли отмечает, что в этом проявляется саморазрушительная природа зла[2].

По мнению Колесникова, жена-блудница символизирует царство Антихриста, её изображение в Откровении он объясняет следующим образом: «зверь багряный» представляет сатану; «воды многие» — подчинённые народы и племена; «порфира» — царскую власть; «багряница» — кровопролитие; «золотая чаша» — ложные учения, насаждаемые царством антихриста[27].

После суда над блудницей наступит ликование, о котором пишет Иоанн: «После сего я услышал на небе громкий голос…: аллилуия! спасение и слава, и честь и сила Господу нашему! …Он осудил ту великую любодейцу, которая растлила землю любодейством своим, и взыскал кровь рабов Своих от руки её» (Откр. 19:1-2). Суд над блудницей, по мнению богословов, будет являться предвозвещением конца света и наступления Божьего суда[14].

Образ Вавилонской блудницы в различных деноминациях

Более поздние ветви христианства и основанные на христианстве новые религиозные движения стали рассматривать вавилонскую блудницу как образ отпавшей от веры Церкви. В различное время вавилонской блудницей называли Католическую, Православную или Протестантские церкви.

Протестантизм

Вас, пастырей, провидел Иоанн
В той, что воссела на водах со славой
И деет блуд с царями многих стран;
В той, что на свет родилась семиглавой,
Десятирогой и хранила нас,
Пока её супруг был жизни правой.

Данте Алигьери. Божественная комедия

Во время Реформации Мартин Лютер[28] и Джон Нокс назвали Римско-католическую церковь вавилонской блудницей, как это до них уже сделали Джироламо Савонарола[29] и Фридрих II во время своей борьбы против папы Григория IX. Данте Алигьери использовал этот образ в 19 песне Божественной комедии для критики папы римского.

Эпитет «блудница Вавилонская» деятели Реформации употребляли и по отношению к друг другу. Томас Мюнцер, упрекая слишком либерального на его взгляд Лютера, называл его «стыдливой вавилонской блудницей»[30]. В XIX веке уже по отношению к самим протестантам эпитет «Вавилонская блудница» стали применять мормоны, утверждая, что «протестанты — не что иное, как „Вавилонская блудница“, которую Господь осудил устами Иоанна Богослова»[31].

Старообрядчество

После церковного раскола русские старообрядцы начали искать в современных им событиях признаки конца света. Образ Вавилонской блудницы стал у них ассоциироваться с Москвой (как построенной на семи холмах), патриархом Никоном и Русской церковью[24]. Протопоп Аввакум писал: «О злый Никоне, душегубный пагубниче. Не ты ли конь и всадник самого сатаны. Не ты ли поспешник аньтихристов. Не ты ли оугодник дияволов… О зверю проклятый… О блудница вавилонская, блудница всескверная беззакончая…»[32]. Подобные высказывания о Русской православной церкви встречаются у ряда старообрядцев и в настоящее время[33].

В сочинениях старообрядцев вавилонская блудница также ассоциировалась и с Римской церковью. Соратник Аввакума дьякон Феодор в своём «Ответе православных» писал о чаше, являющейся атрибутом Вавилонской блудницы: «Чаша златая полна мерзости: то есть папского костёла мудрость украшена философскою коварною лестью. И полна мерзости — богомерзских ересей бесчисленных, — ими же уловиша весь свет»[34].

Свидетели Иеговы

В изданиях свидетелей Иеговы вавилонская блудница ассоциируется со всеми религиями, кроме своей. Применительно к традиционным христианским церквям даются следующие ассоциации:

В соответствии с пророческим видением, Великий Вавилон — великая блудница, которая вела народы, нации и племена в кровавые войны, крестовые походы и вендетты, благословляя их с заклинаниями, святой водой, молитвами… Её духовенство, особенно её священники, были послушными орудиями правителей в ведении людских масс как пушечного мяса на резню двух мировых войн и других главных конфликтов. Католик убивал католика, и протестант, исполненный сознания долга, резал протестанта…[35]

В культуре

Изобразительное искусство

Вавилонская блудница изображается согласно букве священного текста: как женщина в дорогих одеждах (обычно пурпурных), сидящая на семиглавом звере, с чашей в руке. Крупных произведений на эту тему нет — сюжет остаётся прерогативой книжной миниатюры, гравюр и карикатур. Образ блудницы представлен в грандиозной серии шпалер «Анжерский апокалипсис» (конец XV века), образцом для которого послужили миниатюры из рукописных «Комментариев к Апокалипсису» (X век). Наиболее часто изображения вавилонской блудницы можно встретить в иллюминированных Апокалипсисах, как западной работы, так и русских (у старообрядцев популярны миниатюры к «Толкованию на Апокалипсис» Андрея Кесарийского, при создании которых они следовали древнерусской традиции лицевых изображений в рукописях[36]). Реже сюжет встречается во фресковой живописи, примером может служить фресковый цикл на сюжет Апокалипсиса Свято-Троицкого Данилова монастыря в Переславле-Залесском, созданный в XVII веке (фрески пятого яруса западной стены)[37]. Ерминия Дионисия Фурноаграфиота даёт следующие указания по написанию изображения Вавилонской блудницы:

Рисуются семь горных вершин и на них семиглавый зверь с десятью рогами. На нём сидит жена, имеющая на голове тройную корону и одетая в златотканные одежды, и держит в правой руке золотую чашу, которую и подносит десяти царям, стоящим пред зверем и смотрящим на неё. А позади зверя видны князи и вельможи и великое множество людей. Над женою написано: Вавилон великий, мати любодейцам и мерзостем земным[38].

К наиболее известным изображениям блудницы относится гравюра Альбрехта Дюрера. На ней художник представил её в образе нарядной венецианской куртизанки, которую зарисовал в свой альбом с натуры[39]. Зверь Апокалипсиса, на котором сидит блудница, изображён Дюрером так, чтобы максимально подчеркнуть его уродство, этому способствует детальная прорисовка его семи голов, которые органически не сливаются с его туловищем.

В иконописи примером изображения блудницы может служить икона «Апокалипсис» Успенского собора Московского Кремля, созданная в конце XV века. На ней образ блудницы лишён отталкивающих свойств и больше соответствует античной традиции, напоминая изображения Европы на быке[39].

Литература

  • Джон Мильтон, сонет «На недавнюю резню в Пьемонте» (1655 год): «Сгубил невинных. Пусть же все поймут, // Узрев твой гнев, что призовёшь ты скоро // Блудницу вавилонскую на суд»[40].
  • В русской светской литературе XIX—XX веков соответствующее выражение встречается просто в значении «развратная женщина». А. С. Пушкин иронически называл вавилонской блудницей в переписке А. П. Керн (из письма к А. Н. Вульфу от 7 мая 1826 года: «…что делает Вавилонская блудница Ан.<на> Петр.<овна>?»)[41], а А. П. Чехов — одну из героинь книги «Остров Сахалин»[6].
  • В рассказе Анджея Сапковского «Предел возможного» (вошедшем во вторую книгу о ведьмаке, «Меч Предназначения») во время охоты на дракона рыцарь-фанатик Эйк из Денесле цитирует достаточно близко к тексту пассаж о Вавилонской блуднице: «- Святая Книга гласит, — окончательно разошелся Эйк, — что изойдет из бездны змий, дракон отвратный, семь глав и десять рог имеющий! А на спине у него усядется дева в пурпуре и багрянце, и кубок златой будет у неё в руце, а на челе выписан будет знак всякого и полного распутства!».
  • «Вавилонская блудница» — вторая книга цикла «В поисках Печатей» Анхеля де Куатье.

Кинематограф

Музыка

Вавилонская блудница упоминается в песнях групп «Bright Eyes», «Ordo Rosarius Equilibrio» и «Сектор Газа» («Four Winds», «Святая война» и «Восставший из ада»), а также изображена на обложке альбома «Evangelion» группы Behemoth.

См. также

Напишите отзыв о статье "Вавилонская блудница"

Примечания

  1. [bibliotekar.ru/encSlov/2/65.htm Блудница вавилонская] // Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений
  2. 1 2 3 4 [www.bible.by/barclay-new-testament/read-com/66/17/ Комментарий Баркли к Новому Завету]. Библия Онлайн. Проверено 4 ноября 2013.
  3. Светоний Транквилл, Гай. Жизнь двенадцати цезарей / Пер. с лат., предисл. и примеч. М. Л. Гаспарова. — М.: ЭКСМО, 2007. — (Библиотека Всемирной Литературы). — ISBN 978-5-699-21628-4.
  4. Корнелий Тацит. [lib.ru/POEEAST/TACIT/tazit1_1.txt Отрывки] // Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах / Перевод В. И. Модестова (с исправлениями). — М.: Просвещение, 1965. — Т. 2.
  5. Свщ. Александр Колесников. Тайновидец будущего (Откровение св. Иоанна Богослова и путь к его пониманию). — 2-ое, испр. и доп. — Нью-Йорк, 1962. — С. 6—7, 49.
  6. 1 2 Дубровина К. Энциклопедический словарь библейских фразеологизмов. — 2-ое, испр. и доп.. — М., 2010. — С. 65.
  7. Усольцев С. Античное общество - IV: Власть и общество в античности. Материалы международной конференции антиковедов, проводившейся 5—7 марта 2001 г. на историческом факультете СПбГУ. — СПб., 2001.
  8. Святитель Василий Великий [www.wco.ru/biblio/books/vasilv5/Main.htm Толкование на книгу пророка Исаии]
  9. [centant.spbu.ru/centrum/publik/kafsbor/2003/egorov.htm Егоров А. Б. Правление Веспасиана и Тита]. Публикации Центра антиковедения СПбГУ. Проверено 4 ноября 2013.
  10. Ernest L. Martin [www.askelm.com/prophecy/p000201.htm Seven Hills of Jerusalem]  (англ.)
  11. Biguzzi G. [www.preteristarchive.com/BibleStudies/ApocalypseCommentaries/Babylon/2006_biguzzi_babylon-jerusalem.pdf Is the Babylon of Revelation Rome or Jerusalem?]  (англ.)
  12. Священник Александр Колесников (1891—1958), преподаватель Свято-Троицкой духовной семинарии в Джорданвилле.
  13. Свщ. Александр Колесников. Тайновидец будущего (Откровение св. Иоанна Богослова и путь к его пониманию). — 2-ое, испр. и доп. — Нью-Йорк, 1962. — С. 50.
  14. 1 2 3 4 Толковая Библия или комментарий на все книги Св. Писания Ветхого и Нового Заветов под редакцией А. П. Лопухина. — Стокгольм: Ин-т перевода Библии, 1987.
  15. Ириней Лионский, «Против ересей», 5
  16. Ипполит Римский Сказание о Христе и антихристе — Гл. 49
  17. Кирилл Иерусалимский, «Учение об антихристе»
  18. Иоанн Златоуст Беседа 3-я на 2-е Послание к солунянам
  19. Свенцицкая И. Изгои вечного города. Первые христиане в Древнем Риме. — Вече, 2006. — С. 128, 214.
  20. Иоанн Кронштадтский Толкование на Апокалипсис. — Ч. 1, беседа № 9
  21. [3rm.info/index.php?newsid=33421 Лондон — город вавилонской блудницы. Артем Смирнов]
  22. 1 2 [www.apocalypse.orthodoxy.ru/kesar/053.htm Андрей Кесарийский. Толкование Апокалипсиса]. Русская идея. Проверено 4 декабря 2013.
  23. Аверкий (Таушев). Апокалипсис, или Откровения Святого Иоанна Богослова: История написания. — М., 1991. — С. 58, 60.
  24. 1 2 [www.apocalypse.orthodoxy.ru/17.htm Вавилонская блудница]
  25. Беляев А. Д.. О безбожии и антихристе. — Сергиев Посад, 1898. — С. 1029.
  26. [www.pravmir.ru/article_1241.html Александр (Милеант). Апокалипсис]. Православие и мир. Проверено 26 ноября 2013.
  27. Свщ. Александр Колесников. Тайновидец будущего (Откровение св. Иоанна Богослова и путь к его пониманию). — 2-ое, испр. и доп.. — Нью-Йорк, 1962. — С. 49.
  28. [ou.tsu.ru/hischool/his_JuF/chapter_4/page_5.html История России в контексте всемирной истории]
  29. Фра Джироламо [www.geohistory.ru/era/dgirolamo-savonarala/4.html Гнев Божий]
  30. [www.boris-nuernberg-reisen.de/reformation_in_nuernberg_part11.htm Реформация в Нюрнберге]
  31. Апостол Орсон Пратт Видящий: [The Seer]. — С. 255
  32. От послания священномученика протопопа Аввакума и страдальца. — Цит. по: Селищев А. М. [www.krotov.info/history/20/1910/1920seli.html Забайкальские старообрядцы]
  33. [www.staropomor.ru/nikon(8)/sysoev.html Никонианщина]
  34. Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. — Минск: 2007. — С. 362.
  35.  // Сторожевая Башня : журнал. — 1 апреля 1989. — С. 5.
  36. Покровский Н. Н., Зольникова Н. Д. [www.krotov.info/history/20/1980/apokalip.htm Уральский толковый Апокалипсис]
  37. Сукина Л. Б. Фрески Троицкого собора Данилова монастыря в Переславле и миниатюры «народных» книг XVII в // Научная конференция, посвящённая 125-летию со дня рождения Михаила Ивановича Смирнова: Тезисы докладов. — Переславль-Залесский, 1993. — С. 70—71.
  38. Дионисий Фурноаграфиот [nesusvet.narod.ru/ico/books/erminiya.htm#h3_3 Ерминия или наставление в живописном искусстве]
  39. 1 2 Алпатов М. В. [artyx.ru/books/item/f00/s00/z0000006/st019.shtml Этюды по истории русского искусства]
  40. Мильтон [poetry.myriads.ru/%CC%E8%EB%FC%F2%EE%ED+%C4%E6%EE%ED/675/45.htm На недавнюю резню в Пьемонте] / пер. Ю. Корнеева. — В оригинале слово блудница отсутствует: «A hundred fold, who, having learnt thy way, Early may fly the Babylonian woe».
  41. Пушкин А. С. Письмо Вульфу А. Н., 7 мая 1826 г. Псков или Остров // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 16 т. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937. — Т. 13. Переписка, 1815—1827. — С. 275.

Литература

  • Аверкий (Таушев). Апокалипсис, или Откровения Святого Иоанна Богослова: История написания. — М., 1991.
  • Аверкий (Таушев), Серафим (Роуз). Апокалипсис в учении древнего Христианства. — М.: Русскій Паломникъ, 2008. — ISBN 5986440102.
  • Свщ. Александр Колесников. Тайновидец будущего (Откровение св. Иоанна Богослова и путь к его пониманию). — 2-ое, испр. и доп. — Нью-Йорк, 1962.
  • Уильям Баркли. [www.bible.by/barclay-new-testament/ Комментарий к Новому Завету]. — Вашингтон, 1985.
  • Топоров В. Н. [ec-dejavu.ru/p/Publ_Toporov_Babilon.html Текст города-девы и города-блудницы в мифологическом аспекте] // Исследования по структуре текста. — М.: Наука, 1987. — С. 121-132.
  • Усольцев С. Традиции и новации в изображении «Вавилона» в Откровении Иоанна // Античное общество - IV: Власть и общество в античности. Материалы международной конференции антиковедов, проводившейся 5-7 марта 2001 г. на историческом факультете СПбГУ. — СПб., 2001.

Ссылки

  • [www.biblical-art.com/biblicalsubject.asp?id_biblicalsubject=539&pagenum=1 The Whore of Babylon (галерея изображений)]. Проверено 21 декабря 2008. [www.webcitation.org/654zt9gev Архивировано из первоисточника 30 января 2012].
  • [www.catholic.com/library/Whore_of_Babylon.asp The Whore of Babylon (Catholic Answers)] (англ.). Проверено 21 декабря 2008.
  • [www.teachinghearts.org/dre17hrev17.html A Woman Rides The Beast] (англ.). — мнение протестантских богословов. Проверено 21 декабря 2008. [www.webcitation.org/654zuE1fU Архивировано из первоисточника 30 января 2012].

Отрывок, характеризующий Вавилонская блудница

– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.