Дин, Дикси

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дикси Дин
Общая информация
Полное имя Уильям Ральф Дин
Родился 22 января 1907(1907-01-22)
Беркенхед, Англия
Умер 1 марта 1980(1980-03-01) (73 года)
Ливерпуль, Англия
Гражданство Англия
Рост 178 см
Позиция нападающий
Карьера
Клубная карьера*
1923—1925 Транмир Роверс 29 (27)
1925—1937 Эвертон 399 (349)
1938—1939 Ноттс Каунти 9 (3)
1939 Слайго Роверс 7 (10)
1939 Херст 1 (0)
1923—1939 Всего за карьеру 445 (389)
Национальная сборная**
1927—1932 Англия 16 (18)

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Уи́льям Ральф Дин (англ. William Ralph Dean; 22 января 1907, Беркенхед, Англия — 1 марта 1980, Ливерпуль, Англия), более известный как Ди́кси Дин (англ. Dixie Dean) — английский футболист, нападающий «Эвертона»[1].





Биография

Уильям Ральф Дин, более известный как Дикси Дин, родился в городе Беркенхед графства Мерсисайд. Свою карьеру Дин начал в клубе «Пенсби» из одноимённого местечка в графстве Мерсисайд. После этого перешёл в 1923 году в «Транмер Роверс». Спустя два года за £3,000 Дикси Дин был куплен «Эвертоном» из Ливерпуля. В своём первом полном сезоне 1925/1926, 18-летний нападающий забил 32 мяча.

В 1926 году 10 июля, Дикси Дин попал в аварию на своём мотоцикле в Холивеле в Северном Уэльсе. В аварии Дин получил перелом черепа и челюсти, в течение 36 часов Дин находился в состоянии комы, врачи заявляли что у него очень мало шансов. Выйдя из комы Дикси опровергнул утверждения врачей, и быстрыми темпами пошёл на поправку. В сезоне 1927/1928, Дин забил 60 мячей в чемпионате[2], этот рекорд является действующим в Англии до сих пор. Записав на свой счёт 60 мячей из 102 забитых в сезоне «Эвертоном», Дикси стал чемпионом Англии. Спустя два года, в 1930 году «Эвертон» вылетел во вторую лигу, но Дикси Дин остался в команде и выиграл вторую лигу в 1931 году, тем самым вернулся в первую английскую лигу, где одержал победу в 1932 году. В 1933 году, «Эвертон» стал обладателем кубка Англии.

В той эпохе Дин был неоспоримым капитаном и лидером клуба. Однако возросшие требования к физической форме взяли свой верх, и в 1937 году Дикси был вынужден уйти из «Эвертона». С 1938 по 1939 год, Дикси Дин выступал за «Ноттс Каунти», но позже, в 1939, перешёл в ирландский «Слайго Роверс». Свою футбольную карьеру Дин закончил игроком «Эштон Юнайтед», команда выступала в Чеширской лиге.

После ухода из футбола, Дин был управляющим в дублинском пабе в городе Честере графства Чешир, позже работал швейцаром в офисах на Уэлтон Хол Авеню.

Всего за «Эвертон» Дин забил 383 мяча в 433 матчах, Дин всегда отличался профессионализмом на поле, вступал в опасные стыки, которые нередко заканчивались травмой, так в одном из матчей Дин потерял яичко.[3]

Больше Дина голов в Футбольной лиге забил только Артур Роули, на его счету 434 гола (в среднем 0,70 за игру) в 619 матчах. Дикси Дин же забил 379 мячей в 438 играх (0,87 за игру), при этом также важно учитывать тот факт, что Дин провёл всего один сезон во Втором дивизионе, тогда как Роули выступал несколько сезонов в Третьем и даже Четвёртом дивизионе Футбольной лиги. 37 раз за свою карьеру Дин забивал три мяча в матче.

Присоединившись в январе 1939 года к «Слайго Роверс», Дин помог команде достаточно успешно выступить в Кубке Ирландии. В лиге Дин забил 10 голов в 7 матчах, включая пять мячей в ворота «Уотерфорд Юнайтед» (это достижение и по сей день остаётся клубным рекордом). В Кубке Ирландии англичанин сыграл 4 матча и забил 1 гол. В финале кубка «Слайго» встретился с «Шелбурном», первый матч закончился ничьей 1:1, а в переигровке победу со счётом 0:1 одержал «Шелбурн». Дин получил серебряную медаль, которую украли из гостиничного номера. Вернувшись в Ирландию в 1978 году, чтобы вновь увидеть в финале кубка «Слайго Роверс», Дин в своём номере обнаружил подброшенную медаль — ту самую, которая у него была похищена 39 лет назад. Дин дебютировал за национальную сборную Англии 12 февраля 1927 года в матче против Уэльса (3:3). Последним матчем стала игра против Северной Ирландии, 17 октября 1932 года, закончившийся победой англичан 1:0. Всего за сборную Англии Дин забил 18 мячей в 16 матчах.

Его прозвище «Дикси», как говорят, было дано ему поклонниками из-за его тёмного цвета лица и вьющихся тёмных волос, которые были, в их восприятии, подобно причёскам у афро-американцев в Южных Соединенных Штатах Америки. Дин непосредственно глубоко не любил прозвище, предпочитая быть известным как Билл.

В 1976 году, Дину была проведена операция по ампутации правой ноги. Спустя четыре года, в марте 1980 года, во время матча «Эвертон» — «Ливерпуль» у Дина случился сердечный приступ, в результате которого он скончался прямо на стадионе «Гудисон Парк». На матче он присутствовал как почётный гость. Матч закончился победой «Ливерпуля» со счётом 2:1.

В 2001 году, в парке возле стадиона «Гудисон Парк», был поставлен памятник Уильяму Ральфу Дину, стоимостью £75 000. На постаменте памятника есть табличка с надписью: «Футболист, джентльмен, эвертонец».

Карьера в сборной

Матчи за сборную Англии

Итого: 16 матчей / 18 голов; 10 побед, 1 ничья, 5 поражений.

Возрождение памяти

Кинокомпания базируемая в Ливерпуле «Тэбэкалэ», начинала работу над драматическим документальным фильмом с рабочим названием «Дикси, Человек легенда». Эта история расскажет об его детстве на улицах Биркенхэда, и его возвышении к числу самых известных футболистов.

Достижения

Личные награды

Статистика выступлений

Клубная карьера
Клуб Сезон Лига Кубки[5] Прочие[6] Итого
Игры Голы Игры Голы Игры Голы Игры Голы
Транмир Роверс 1923/24 2 0 0 0 0 0 2 0
1924/25 27 27 3 0 0 0 30 27
Итого 29 27 3 0 0 0 32 27
Эвертон 1924/25 7 2 0 0 0 0 7 2
1925/26 38 32 2 1 0 0 40 33
1926/27 27 21 4 3 0 0 31 24
1927/28 39 60 2 3 0 0 41 63
1928/29 29 26 1 0 1 2 31 28
1929/30 25 23 2 2 0 0 27 25
1930/31 37 39 5 9 0 0 42 48
1931/32 38 45 1 1 0 0 39 46
1932/33 39 24 6 5 1 4 46 33
1933/34 12 9 0 0 0 0 12 9
1934/35 38 26 5 1 0 0 43 27
1935/36 29 17 0 0 0 0 29 17
1936/37 36 24 4 3 0 0 40 27
1937/38 5 1 0 0 0 0 5 1
Итого 399 349 32 28 2 6 433 383
Ноттс Каунти 1937/38 3 0 0 0 0 0 3 0
1938/39 6 3 0 0 0 0 6 3
Итого 9 3 0 0 0 0 9 3
Слайго Роверс 1938/39 7 10 4 1 0 0 11 11
Итого 7 10 4 1 0 0 11 11
Херст 1939/40 1 0 0 0 1 1 2 1
Итого 1 0 0 0 1 1 2 1
Всего за карьеру 445 389 39 29 3 7 487 425

Напишите отзыв о статье "Дин, Дикси"

Примечания

  1. [icliverpool.icnetwork.co.uk/0400evertonfc/0100news/tm_headline=living-up-to-legend-of-number-nines&method=full&objectid=18443641&siteid=50061-name_page.html icLiverpool — Living up to legend of number nines]
  2. [rsssf.com/tablese/engtops.html English League Leading Goalscorers]
  3. Winner, D: THOSE FEET: A SENSUAL HISTORY OF FOOTBALL, pp. 274, 2005.
  4. Наряду с Гарольдом Халсом.
  5. Кубок Англии, Кубок Ирландии.
  6. Суперкубок Англии, Кубок Чеширской лиги.

Ссылки

  • [www.evertonfc.com/history/dixie-dean.html Биография на сайте «Evertonfc.com»]
  • [www.bluekipper.com/dixie/legend.htm Статья «Легенда Дикси Дин» на сайте «Bluekipper.com»]
  • [www.11v11.co.uk/index.php?pageID=286&id=50 Дикси Дин на сайте «11v11.co»]

Отрывок, характеризующий Дин, Дикси

– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.