Дневник

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Дневник (мемуары)»)
Перейти к: навигация, поиск

Дневни́к — совокупность фрагментарных записей, которые делаются для себя, ведутся регулярно и чаще всего сопровождаются указанием даты. Такие записи («записки») организуют индивидуальный опыт и как письменный жанр сопровождают становление индивидуальности в культуре, формирование «я» — параллельно с ними развиваются формы мемуаристики и автобиографии.





Дневник в культуре

Начало широкого распространения подобного интереса к себе и практик его периодического закрепления на письме принято связывать с сентиментализмом и романтизмом в европейской культуре — направлениями, культивирующими личные переживания и субъективное отношение к миру, приверженцы которых не только сами вели дневники, но и заставляли это делать своих героев. Определенное воздействие на практику ведения дневника оказал протестантизм с его навыками рационального управления «душевным хозяйством» — учетом сделанного, продуманного, перечувствованного за день. Личные и путевые дневники в японской культуре, аристократической и монашеской, жанр непринужденных записок дзуйхицу и т. п. (Сэй Сёнагон, Мацуо Басё и др.) — явление, до некоторой степени сходное, но оно имеет собственные культурные корни, традиции и формы. Подавляющая часть известных дневников относится к XIXXX вв. и приходится на Европу.

Можно различать деловые и личные дневники, дневники путевые (например, «Дневник путешествия в Лиссабон» Генри Филдинга, 1755), бытовые, литературные (писательские). Особую ценность имеют дневники выдающихся людей или близких к ним лиц, документы переломных периодов истории, однако не менее важными, содержательными и интересными могут оказаться повседневные подробности жизни обычного человека, тем более что основной груз упомянутых переломных периодов приходится на себя принимать именно ему. Новые перспективы в практике ведения дневников открывает Интернет.

Персоналии

Авторы некоторых наиболее известных дневников:

Дневник как литературная форма

От собственно дневников стоит отличать литературные произведения (роман-дневник) или другие публикации, использующие дневниковую форму, стилизующие её. Такова, например, публицистика Достоевского в его «Дневнике писателя» или повесть Гоголя «Записки сумасшедшего», «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» Энн Бронте, «Дневник сельского священника» Жоржа Бернаноса, «Ирландский дневник» Генриха Бёлля, «Северный дневник» Юрия Казакова, «Тошнота» Жана-Поля Сартра и др.

Фальшивые дневники

Существуют поддельные дневники, в том числе — приписываемые известным историческим личностям. Такова, например, известная фальшивка, распространившаяся в Германии 1980-х годов, — мнимые «Дневники» Гитлера. Аналогичный пример — «Дневники» Муссолини.

Также существует такой род фальшивых дневников, носящих комический или сатирический характер, когда от читателя не скрывается, что этот дневник написан не тем человеком, от имени которого ведутся записи. Например «Тайные дневники Роджера Уотерса».

Дневники и политика памяти

В ряду стран (например, во Франции) организуются конкурсы на лучший дневник, а соответственно и вручаются премии их авторам — не профессиональным литераторам. Существуют архивы, собирающие и хранящие такие дневники частных лиц («Народный архив» в России; «Ассоциация в защиту автобиографии и автобиографического наследия» во Франции, см.:[sitapa.free.fr/]).

Уникальный многотомный проект «Эхолот» — воссоздание памяти о Второй мировой войне на основе дневников, переписки и других личных документов тысяч людей принадлежит немецкому писателю и историку Вальтеру Кемповскому (см.: [www.kempowski.de]).

Напишите отзыв о статье "Дневник"

Литература

  • Leleu M. Les Journaux intimes. Paris: PUF, 1952
  • Girard A. Le journal intime et la notion de la personne. Paris, n.p., 1963
  • Hocke G.R. Europäische Tagebücher aus vier Jahrhunderten. Motive und Anthologie. Frankfurt/Main: Fischer Taschenbuch-Verlag, 1991
  • Langford R., West-Pavlov R. Marginal voices, marginal forms: diaries in European literature and history. Amsterdam; Atlanta: Rodopi, 1999
  • Lejeune Ph. «Cher écran»: journal personnel, ordinateur, Internet. Paris: Seuil, 2000
  • Le Rider J. Journaux intimes viennois. Paris: PUF, 2000
  • Lejeune Ph., Bogaert C. Le journal intime: histoire et anthologie. Paris: Textuel, 2006
  • Дубин Б. Биография, репутация, анкета (О формах интеграции опыта в письменной культуре)[1995]// Он же. Слово — письмо — литература: Очерки по социологии современной культуры. М.: Новое литературное обозрение, 2001, с. 98-119
  • Хазанов Б. Дневник сочинителя// Октябрь, 1999, № 1 ([magazines.russ.ru/october/1999/1/hasanov.html])
  • Автобиографическая практика в России и во Франции. М.: Изд-во ИМЛИ им. А. М. Горького, 2006
  • Гинзбург, Лидия Яковлевна О психологической прозе. Л., 1976
  • Савкина И. Разговоры с зеркалом и зазеркальем. М.: Новое литературное обозрение, 2007
  • Михеев М. Ю. Дневник как эго-текст (Россия, ХIХ-ХХ). М.: Водолей Publishers, 2007
  • Тартаковский А. Г. Русская мемуаристика XVIII — первой половины XIX в. М., 1991
  • [ec-dejavu.ru/d-2/Diary_Barthes.html Барт Ролан. Дневник] // Ролан Барт о Ролане Барте. Ad Marginem / Сталкер. — М., 2002, с. 246—261
  • [ec-dejavu.ru/d/Diary.html Кобрин К. Похвала дневнику] // Новое литературное обозрение № 61 (2003), с. 288—295

См. также

Ссылки

  • [www.autopacte.org/Accueil_5.html (фр.)]
  • [en.wikipedia.org/wiki/List_of_fictional_diaries Романы-дневники, дневники-фальшивки (англ.)]
  • [www.pikle.demon.co.uk/diaryjunction.html Линки]

Отрывок, характеризующий Дневник

Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.