Жертвоприношения ацтеков

Жертвоприноше́ние ацте́ков — это часть религиозного культа древнего народа ацтеков, заселявших территорию современной Мексики до начала XVI века. Практики жертвоприношения носили широкомасштабный характер и проводились с целью задобрить богов. Выбор жертвы и способ её подношения определялся тем, насколько важен тот или иной бог в пантеоне ацтеков, какие силы он олицетворяет и в какой день проводится обряд. В жертву приносились как люди, так и животные. Жертвоприношение людей было более высоким и значимым, поскольку их устраивали преимущественно в праздники и во время военных и развлекательных игр, когда приношение в жертву животных могло быть процедурой ежедневной (например, каждодневное приношение в жертву птиц в честь восхода солнца или собак в честь зимнего солнцестояния).

История культа

В центре ацтекской мифологии лежали представления об абсолютной подчинённости судеб людей воле богов, которые в свою очередь требовали для поддержания собственной жизни человеческой крови. Смерть богов могла бы стать причиной гибели всего мира. Так, например, существование солнца, в представлении ацтеков, могло быть возможным только при подпитке его человеческой кровью. Это представление находит отражение в легенде, следуя которой первые боги были вынуждены пожертвовать собой, чтобы солнечный диск продолжал своё движение по небосводу. Таким образом, возникает культ крови, как источника энергии не только для жизни организма, но и для жизни светила.

Достоверных источников самих ацтеков о том, когда именно зародился культ жертвоприношения, не существует, что связывается с уничтожением письменных источников цивилизации ацтеков во времена Конкисты. Сохранившиеся источники в виде настенных надписей, предметов, используемых в ритуалах, и прочего не могут дать полной информации о культе. Тем не менее, возникновение человеческих жертвоприношений у ацтеков связывают с правлением тлатоани Тисока, который использовал их как способ ведения своей политики в государстве. Более ранние практики жертвоприношения, до прихода ацтеков в Анауак, не известны.

Во времена завоевания Мексики испанцами местную культуру изучали миссионеры и хронисты, благодаря которым истории известны многие факты жертвоприношений ацтеков в конечный период существования цивилизации. Среди них, например, испанский францисканец-миссионер и историк Бернардино де Саагун, оставивший подробные описания процедуры жертвоприношений в различные праздники и их размах.

Способы и характер жертвоприношений

Человеческие жертвоприношения

Приносимый в жертву человек именовался шочимики (науатль xochimiqui, дословно цветочная смерть, от слов xochitl — цветок и miquiztli — смерть).

Жертвоприношения устраивались в какие-либо знаменательные дни, например, в праздники, посвящённые культу солнца или какому-либо событию. Жертвами могли быть как собственно добровольцы из народа, так и захваченные во время сезонных войн пленники. Наиболее известно жертвоприношение, производимое на вершине храма. Жертву окрашивали в синий цвет и вели на вершину пирамиды, где ee поджидал тлатоани или жрец с обсидиановым ножом. Следующим делом жертву клали на камень и рассекали грудную клетку, из которой вынимали сердце и «утоляли им жажду солнца». Нередко при этом жертве отрубали голову, а тело сбрасывали с пирамиды. Сами пленные, приносимые в жертву, как правило, не противились своей участи, поскольку такая смерть была для них лучшим способом попасть в иной мир, а бегство могло стать клеймом позора.

Чествование бога огня Уеуетеотля (Шиутекутли) происходило по следующему сценарию. Пленников одурманивали коноплёй (яутли) и рассаживали вокруг костра, после чего каждый жрец хватал по одной жертве и взваливал её себе на плечи. Вместе с живым грузом жрец совершал ритуальный танец смерти, после чего бросал его в огонь. Еще не испустивший дух обгорелый пленный вынимался из костра, жрецы вскрывали его грудь и доставали сердце. Не менее мучительным было жертвоприношение через расстрел, когда жрецы медленно убивали привязанного к столбу пленника, метая в него стрелы.

Помимо этих ритуалов, известных ещё майя, существовали и иные. Один из известных испанцам способов имел следующий вид. Прославившегося в бою, искусно владеющего оружием пленника привязывали к солнечному камню таким образом, чтобы он мог двигаться, но не мог уйти. Его одурманивали напитком пульке, смешанным с наркотиком, и давали в руки оружие. Четыре воина, два из Орлов и два из Ягуаров, которые могли двигаться свободно, должны были нанести жертве как можно больше ран, а жертва должна была защищаться. Известен случай, сохранившийся в виде устного рассказа ацтеков, о том, что взятый в плен во время тлатоани Монтесумы II тлашкальский вождь Тлауикол во время неравной битвы убил более двадцати противников, за что был помилован.

В главный ежегодный праздник ацтеков Токстатль, который, по сведениям Бернардино де Саагуна, происходил весной, в жертву приносили самого прекрасного юношу из пленных. Обряд начинался с того, что молодого человека всячески наряжали в золотые украшения, давали ему чистую и дорогую одежду и проявляли знаки внимания. Некоторое время его обучают игре на флейте, манерам, культуре еды и питья. Когда юноша выходил на прогулку, люди, его встречавшие, падали на колени и со слезами молились, почитая его как бога. Сам тлатоани следил за тем, чтобы у юноши было всё, но вместе с тем, чтобы роскошь не повлияла на его физическую привлекательность. Охраной «юного бога» занимался особый отряд, который отвечал головой за его сохранность. За двадцать дней до жертвоприношения юноше выделяли четырёх благородных девиц в жёны, а за пять дней устраивали пышные пиры в его честь. Наконец, на последний день жизни его отвозили на отдельный остров в сопровождении пажей. На том острове жрецы вскрывали его грудную клетку, доставали сердце, а тело сносили вниз на руках, после чего отрубали голову.

В жертву приносились также женщины и дети. Это было не таким частым явлением, как жертвоприношение мужчин, поскольку женщины и дети не принимали участия в войне, а значит не могли быть взяты в плен. Чаще всего это были рабы, которых использовали в религиозных культах. Так, торговцы, воздавая честь своему божеству, приносили в жертву купленную рабыню, которую убивали на вершине главного храма в Теночтитлане. Тело жертвы возвращалось хозяину, который, совершал обряд ритуального каннибализма. Детей часто приносили в жертву богам плодородия. Например, культ богини маиса Чикомекохуатль предполагал убийство тринадцатилетней девочки-рабыни.

Большую роль в традиции жертвоприношений ацтеков играли военные и спортивные ритуальные игры, проводимые с целью развития физических характеристик мужского населения, уровня военной подготовки, а также как способ демонстрации силы другим городам и племенам. Наряду с этим игры проводились для отбора жертв. Известные военные игры, называемые «цветочными войнами», проводились в священных местах между городами ацтеков. Введение этих игр приписывается Тлакаелелю (при Монтесуме I Старшем). По правилам игры, команда, которая показала худшие результаты по итогам соревнований, целиком приносилась в жертву.

Другие виды жертвоприношений

Ритуальные жертвоприношения у ацтеков не ограничивались исключительно убиением жертвы, выбранной из пленных, рабов или даже из собственного племени. Частой формой жертвоприношений было самоистязание, которое доказывало способность каждого человека (прежде всего мужчины) переносить боль. Жрецы и простые люди обсидиановыми ножами наносили себе порезы на различных частях тела: ушах, языке, половом члене. Кровь, стекающая с ран, собиралась в ритуальный сосуд в качестве дара богам.

Жертвоприношение животных часто относят к культу Кетцалькоатля, который согласно легенде (см. Легенда о Кетцалькоатле-Кукулькане), не терпел человеческих жертвоприношений. В его честь убивали бабочек и колибри. Среди животных, приносимых в жертву, выделяют птиц (в частности перепелов), собак и прочих. В качестве специфичной формы жертвоприношений выделяют уничтожение материальных предметов.

Статистика жертв

Нельзя судить однозначно о том, сколько именно человек погибло жертвами ритуальных убийств. По некоторым данным, за всю историю ацтеков было убито около 136 тысяч человек, но эта цифра часто оспаривается. Историки соглашаются в одном: размах жертвоприношений у ацтеков не знает себе равных во всей Америке.

Во время строительства главного храма в Теночтитлане, по данным ацтекских источников, в течение четырёх дней было умерщвлено более 84 тысяч человек пленных, причём жертвоприношение проводилось лично Ауицотлем. Современные учёные оспаривают эту цифру, ссылаясь на то, что это невозможно физически, а такое колоссальное количество пленных в истории доколумбовой Мексики просто нереально, учитывая, что эта цифра равносильна населению одного крупного ацтекского города.

Крупные жертвоприношения совершались в честь бога войны, которому был посвящён один из восемнадцати праздников ацтеков. Согласно мифологии, Уицилопочтли постоянно нуждался в человеческой крови, чтобы поддерживать жизнь солнца. Количество жертв по приблизительным подсчётам составляло около 500 человек, однако американский антрополог Марвин Харрис увеличивает эту цифру, считая, что жертвоприношения устраивались не в одном месте, посвящённом самому Уицилопочтли, а во всех частях города.

См. также

• Ацтеки
• Жертвоприношения майя

Литература

• Анонимные авторы. [books.google.ru/books?printsec=frontcover&id=8Q0DFMQYchUC#v=onepage&q&f=false Кодекс Мальябекки] / Ред. и пер. В.Н. Талаха, С.А. Куприенко. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 202 с. — ISBN 978-617-7085-04-0.
• Анонимный автор. [kuprienko.info/codice-mendoza/ Кодекс Мендоса] / Ред. и пер. С. А. Куприенко, В. Н. Талах.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 308 с. — ISBN 978-617-7085-05-7.
• Пресвитер Хуан; Антонио Перес; фрай Педро де лос Риос (глоссы). [kuprienko.info/codice-mexicano-385-telleriano-remensis-con-codice-rios-codex-azteca/ Мексиканская рукопись 385 «Кодекс Теллериано-Ременсис» (с дополнениями из Кодекса Риос)] / Ред. и пер. С. А. Куприенко, В. Н. Талах.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 317 с. — ISBN 978-617-7085-06-4.
• [kuprienko.info/skazaniya-o-solntsah-mify-i-istoricheskie-legendy-naua/ Сказания о Солнцах. Мифы и исторические легенды науа] / Ред. и пер. С. А. Куприенко, В. Н. Талах.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2014. — 377 с. — ISBN 978-617-7085-11-8.
• Талах В.Н., Куприенко С.А. [kuprienko.info/talah-v-n-kuprienko-s-a-amerika-pervonachal-naya-istochniki-po-istorii-majya-naua-astekov-i-inkov/ Америка первоначальная. Источники по истории майя, науа (астеков) и инков] / Ред. В. Н. Талах, С. А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 370 с. — ISBN 978-617-7085-00-2.
• Нерсесов Я. Н. Тайны Нового Света: От древних цивилизаций до Колумба. — М.: Вече, 2006. — 320 с. — ISBN 5-9533-1458-2.

Ссылки

• Жак Сустель. [www.indiansworld.org/aztsous1.html АЦТЕКИ. Воинственные подданные Монтесумы]. Проверено 8 июля 2011. [www.webcitation.org/67ez8fKwl Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
• [www.orgdosug.ru/pub.php?pid=2391&cid=191 Ацтеки. Жертвоприношения кровожадным богам]. Проверено 8 июля 2011. [www.webcitation.org/67ez9Vdmc Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
• [www.indiansworld.org/aztemp2.html Ацтеки: империя крови и величия]. Проверено 8 июля 2011. [www.webcitation.org/67ezB2S6D Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
• Баглай В. Е. [www.indiansworld.org/aztecchap.html АЦТЕКИ. История, экономика, социально-политический строй]. Проверено 8 июля 2011. [www.webcitation.org/67ezCvWxU Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Жертвоприношения ацтеков

– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…