Фуэнлеаль, Себастьян де

Себастьян Рамирес де Фуэнлеаль (исп. Sebastián Ramírez de Fuenleal; около 1490, Вильяэскуса-де-Аро, Куэнка, Испания — 22 января 1547, Вальядолид, Испания) — испанский священнослужитель, монах доминиканского ордена, епископ Санто-Доминго в 1528—1530 годах. С 10 января 1531 по 16 апреля 1535 года исполнял обязанности председателя Второй Аудиенсии, то есть был фактическим правителем Новой Испании. Входил в состав Совета по делам Индий (с 1540 года).

Биография

Происходил из семьи идальго. В 16-летнем возрасте поступил в университет Вальядолида, специализируясь по каноническому праву. В 1520 году назначен инквизитором Севильи, позднее занимал пост королевского канцлера в Гранаде.

На посту епископа Санто-Доминго вынужден был реформировать местное казначейство, и защищал индейцев от жестокости испанских колонистов. Начал строительство школ и уделял особое внимание горным промыслам. В период его служения произошло восстание в Баоруко (Bahoruco). Не выступая против торговли африканскими неграми, необходимыми для работ на плантациях, боролся с монополистами-работорговцами, которые взвинчивали цены на живой товар.

Правитель Мексики

12 января 1530 года указом короля Карла V был назначен главой Королевской Аудиенсии в Мексике — коллегиального органа для налаживания администрации в этой стране. Помимо Фуэнлеаля в состав Аудиенсии входили: Васко де Кирога, Хуан де Сальмерон, Алонсо де Мальдонадо, Франсиско Сейнос в звании oidores (судий). Назначение произошло по протекции архиепископа Бадахоса, который занимал видное положение при дворе. Все члены Аудиенсии находились в разных частях Испании, один только Фуэнлеаль был знаком с Новым Светом.

Приблизительно в это же время в Мексику из Испании вернулся Кортес, считавший себя самовластным правителем. Он был пожалован званием генерал-капитана колонии и титулом Маркиза Оахаки, с правом держать 23 тысячи вассалов. По пути в Веракрус, Кортес специально посетил Санто-Доминго, чтобы познакомиться с Фуэнлеалем. Фуэнлеаль и Васко де Кирога прибыли в Мехико вместе в начале октября, не спеша вступать в свои полномочия, стремясь поначалу ознакомиться со страной и её жителями. Аудиенсия стала исполнять свои обязанности 10 января 1531 года.

Епископ Фуэнлеаль начал свою деятельность с вынесения порицания епископу Мехико — Хуану де Сумаррага за многочисленные злоупотребления в ходе христианизации индейцев, а затем возглавил трибунал, перед которым предстали члены первой Аудиенсии, в том числе конкистадор Нуньо де Гусман, а также епископ Сумаррага и сам Кортес.

На посту правителя Фуэнлеаль улучшил дорогу, ведущую из Мехико в Веракрус, а также основал город Пуэбла-де-лос-Анхелес (16 апреля 1531 года). При нём в Мексике началось разведение крупного рогатого скота и лошадей. Фуэнлеаль приобрёл для основанного Сумаррагой колледжа Санта-Крус де Тлателолько печатный станок.

Епископ Фуэнлеаль живо интересовался историей и обычаями индейцев, и всячески поощрял миссионеров собирать местные рукописи и литературные памятники. Предложил отменить натуральные налоги и боролся с энкомьендой. Кроме того, он построил в Мехико водопровод. Эти действия подготовили почву для успешного администрирования первого вице-короля Новой Испании — дона Антонио де Мендоса.

Самым бурным в карьере Фуэнлеаля был 1532 год. Долго тянулось судебное разбирательство: Сумаррага и Кортес были оправданы, много шума наделал запрет обращать индейцев в рабство. 25 апреля 1532 года Оахака получила королевским указом статус города.

Епископ Сумаррага в 1532 году был отправлен в Испанию для дальнейшего разбирательства, и вернулся в Мексику в 1534 году. Кортес в этот период организовывал экспедиции для завоевания Калифорнии.

Возвращение в Испанию

К 1535 году здоровье Фуэнлеаля сильно пошатнулось, и он перестал отправлять свои обязанности. В 1537 году он вернулся в Испанию, где последовательно был епископом Леона и Куэнки (с 1542 года). В 1540 году он занял пост главы Канцелярии Вальядолида и стал членом Совета по делам Индий. В 1542 году участвовал в работе комиссий по выработке законов для индейских народов Нового Света. Скончался в Вальядолиде, занимая пост епископа Куэнки. Был похоронен в доминиканском монастыре Санта-Крус в Вильяэскусе, где некогда появился на свет.

Ссылки и источники

• "D. Sebastián Ramírez de Fuenleal, " Mundicra No. 8, Christmas 1998.
• García Puron, Manuel, México y sus gobernantes, v. 1. Mexico City: Joaquín Porrua, 1984.
• Orozco Linares, Fernando, Gobernantes de México. Mexico City: Panorama Editorial, 1985, ISBN 968-38-0260-5.
• [es.encarta.msn.com/encyclopedia_761586411/Sebasti%C3%A1n_Ram%C3%ADrez_de_Fuenleal.html Short biography] on MSN Encarta

Отрывок, характеризующий Фуэнлеаль, Себастьян де

– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.