Колумбия (Южная Каролина)
Город
Колумбия
Columbia
|
Колу́мбия[1][2] (англ. Columbia) — столица и крупнейший город американского штата Южная Каролина и административный центр округа Ричленд. 1 июля 2013 года население города составляло 133 358 человек(Бюро переписи населения США, июль 2014 год). В городе расположены Капитолий штата и Университет Южной Каролины.
Содержание
История
От основания города до Гражданской войны в США
Ещё до принятия Генеральной Ассамблеей Южной Каролины в 1786 году решения о строительстве нового города в качестве столицы, район Колумбии играл важную роль в колонизации и развитии внутренних районов штата. Конгарис, пограничный форт на западном берегу реки Конгари, был конечной точкой навигации в бассейне реки Санти. В 1754 году колониальным правительством был запущен паром, облегчивший сообщение форта с растущими поселениями на востоке.
Сенатор штата Джон Льюис Джервис внёс на рассмотрение Ассамблеи законопроект о строительстве новой столицы, который был одобрен 22 марта 1786 года. Предлагалось два варианта названия города — Вашингтон и Колумбия, но по итогам голосования за нынешнее названия высказались 11 сенаторов (включая Джервиса, который его и предложил), а за Вашингтон — 7.
Место закладки новой столицы было выбрано в 1786 году в центре штата. Ассамблея впервые собралась там в 1790 году. Пробыв под прямым управлением Ассамблеи первые два десятилетия своего существования, Колумбия получила местное самоуправление 1805 году, а затем, в 1854 году, и статус города. Колумбия получила большой стимул к развитию когда она была связана прямым водным путём с Чарлстоном через 35-километровый канал Санти. Работы по сооружению начались в 1786 году и завершились в 1800 году, что делает его одним из первых каналов в Соединённых Штатах. С увеличением пропускной способности железной дороги, канал прекратил работу в 1850 году.
Комиссия по строительству города разделила город (3 км² вдоль реки) на 400 кварталов. Кварталы были разделены на участки площадью 0,5 акра и проданы спекулянтам и будущим жителям. Покупатели должны были построить дом по крайней мере 30 футов (9,1 м) в длину и 18 футов (5,5 м) в ширину в течение трёх лет под угрозой ежегодного 5 % штрафа. Улицы по периметру города и две сквозных улицы были сделаны 150 футов (46 м) в ширину. Остальные улицы — 100 футов (30 м) в ширину. Столь значительная (особенно по тем временам) ширина улиц была определена верой в то, что опасные и надоедливые комары не могут летать более чем на 60 футов (18 м) без того, чтобы умереть от голода по дороге. Теория не подтвердилась, но зато горожане по-прежнему пользуются великолепной сетью широких улиц.
Будучи одним из первых планово организованных городов в США, Колумбия быстро росла, и к началу 19-го века население приблизилось к 1000 человек.
Город продолжал расти быстрыми темпами, и на протяжении 1850-х годах Колумбия стала крупнейшим внутренним городом в Южной Каролине. Железнодорожный транспорт послужил одной из основных причин роста населения города в течение этого времени. Железнодорожные линии, достигшие города в 1840 году, в основном перевозили тюки хлопка, а не пассажиров. Хлопок был источником жизненной силы Колумбии, в предвоенный период практически вся экономическая деятельность города была связана с хлопком. Важную роль играл труд рабов, в 1860 году в Колумбии их насчитывалось около 3 300.
Гражданская война и оккупация
Тем временем отношения между Севером и Югом накалялись, и 17 декабря 1860 года в здании Первой баптистской церкви состоялся съезд делегатов из всех городов Южной Каролины для обсуждения сецессии. Все 159 делегатов высказались за выход из состава Союза. Расположение Колумбии сделало его идеальным местом для других совещаний и встреч в рамках Конфедерации. Во время гражданской войны банкиры, руководители железных дорог, преподаватели и богословы часто встречались в городе, чтобы обсудить важные вопросы.
3 февраля 1865 года, в последние месяцы гражданской войны, войска северян (свыше 5 000 человек) под командованием генерала Шермана разбили оставшиеся без боеприпасов остатки отряда южан под командованием Лафайета Маклоуза (около 1 000 человек) в Битве у речного моста. Лишившись армейского прикрытия, руководители Колумбии приняли решение сдать город наступавшим солдатам Шермана, надеясь избежать ужасов, выпавших на долю жителей Джорджии во время шерманновского «Марша к морю». Впрочем, их надеждам не суждено было сбыться. Сам Шерман впоследствии говорил, что он приказал сжечь «только» склады хлопка, железнодорожные депо, арсенал, телеграф и магазины в целях наказания горожан за их поддержку Конфедерации. На самом деле его солдаты, разграбив предварительно винные магазины, вместе с присоединившимися к ним рабами насиловали женщин, грабили и сжигали дома и даже спиливали деревья. Город был разрушен практически полностью.
Во время оккупации Колумбия оказалась в центре пристального внимания общественности. Репортеры, журналисты, путешественники и туристы стекались в столицу Южной Каролины, чтобы увидеть законодательное собрание южного штата, в которое входят бывшие рабы. Город также постепенно отстраивался после разрушительного пожара 1865 года, восстановление зданий и железной дороги давало рабочие места жителям, большинство из которых осталось без средств к существованию в результате войны.
Политическая жизнь, как и по всему Югу, носила бурный характер и быстро приняла форму борьбы белых и негров. Несмотря на поддержку последних федеральными властями, они были чуть больше чем за десятилетие вытеснены из органов власти, после чего вплоть до конца 1960-х в городе утвердилась практика сегрегации.
ХХ век и наши дни
В первые годы 20-го века Колумбия превратилась в региональный центр текстильной промышленности. В 1907 году в городе было шесть текстильных заводов. Вместе они давали рабочие места более чем 3 400 работников с годовым фондом заработной платы в размере 819 000 долларов, производя товаров более чем на 4,8 миллиона долларов ежегодно. Колумбия не имела мощёных улиц до 1908 года, когда 17 кварталов вдоль Мэйн-стрит были вымощены камнем. В связи с дороговизной камня, остальные улицы были покрыты досками, но это решение оказалось неудачным. Доски и булыжники были заменены на асфальт в 1925 году.
Военная база Форт-Джексон (во время гражданской войны бывшая лагерем военнопленных) во время Второй мировой войны стала местом подготовки группы Джима Дулиттла перед его знаменитым рейдом на Токио.
1940-х годов было положено начало тенденции к сокращению применения законов Джима Кроу и расовой сегрегации в Колумбии. В 1945 году федеральный судья постановил, что черные учителя города имеют право на равную оплату труда с их белыми коллегами. Однако, в последующие годы, правительство штата, реагируя на запросы белых избирателей, пыталось затруднить афроамериканцам обучение в одних заведениях с белыми. Тем не менее, под давлением федерального правительства практика сегрегации постепенно уходила из повседневной жизни. Колумбия дважды, в 1951 и в 1964 годах отмечалась журналом Newsweek как город, который «освободил себя от чумы апартеида». Необходимо отметить, что, помимо положительной моральной стороны процесса десегрегации, он так же принёс с собой резкий рост преступности и антисанитарии, запустение городского центра и превращение его в чёрное гетто, массовый исход белых жителей в пригороды.
В 1990-х и начале 2000-х годов начались работы по восстановлению центра города. Конгари-Виста, территория вдоль Джервис-стрит, когда-то известная как район складов, стала процветающим районом художественных галерей, магазинов и ресторанов. Было восстановлено множество заброшенных зданий в центре города, открыты театры, концертные залы и престижные рестораны, оборудованы места для массового отдыха.
География и климат
Географические сведения
Как и многие города Виргинии, Северной и Южной Каролин и Джорджии, основанные в 18-м веке, Колумбия находится стыке плато Пидмонт и Приатлантической низменности. Этот район известен как «линия падения», поскольку там находится множество водопадов на ручьях и реках, стекающих с плато. В те годы основным видом транспорта был речной, и «линия падения» была верхней точкой навигации по рекам (так, Колумбия находится в верхней точке навигации по реке Санти).
Официально площадь города весьма велика (свыше 340 км²), но 2/3 из них приходится на территорию военной базы Форт-Джексон. Реально городские земли составляют около 130 км².
Климат
Колумбия находится в зоне субтропического океанического климата, с мягкой зимой (снег выпадает раз в несколько лет), тёплыми весной и осенью, длинным, влажным и жарким летом.
Климат Колумбии | |||||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Показатель | Янв. | Фев. | Март | Апр. | Май | Июнь | Июль | Авг. | Сен. | Окт. | Нояб. | Дек. | Год |
Абсолютный максимум, °C | 28,9 | 28,9 | 33,9 | 35,6 | 38,9 | 41,7 | 41,7 | 41,7 | 41,1 | 38,3 | 32,2 | 28,3 | 41,7 |
Средний максимум, °C | 13,3 | 15,7 | 20,1 | 24,6 | 28,8 | 32,2 | 33,7 | 32,6 | 29,6 | 24,5 | 19,6 | 14,6 | 24,1 |
Средняя температура, °C | 7,1 | 9,2 | 13,1 | 17,4 | 22,1 | 26,2 | 27,9 | 27,1 | 23,7 | 17,8 | 12,7 | 8,2 | 17,7 |
Средний минимум, °C | 0,9 | 2,7 | 6,1 | 10,2 | 15,3 | 20,1 | 22,0 | 21,7 | 17,9 | 11,2 | 5,7 | 1,8 | 11,3 |
Абсолютный минимум, °C | −18,3 | −18,9 | −15,6 | −3,3 | 1,1 | 6,7 | 12,2 | 11,7 | 4,4 | −5 | −11,1 | −15,6 | −18,9 |
Норма осадков, мм | 91 | 92 | 95 | 67 | 75 | 119 | 139 | 134 | 90 | 81 | 70 | 82 | 1135 |
Источник: [www.pogoda.ru.net/usclimate/KCAE.htm Погода и климат] |
Население
На 2011 год в городе проживало 130 591 человек, имелось 52 471 домохозяйство и 22 638 семей.
Расовый состав населения:
- белые — 51,3 %
- негры — 42,2 %
- латиноамериканцы (всех рас) — 4,3 %
- азиаты — 2,2 %
Среднегодовой доход на душу населения — 18 853 доллара США. Средний возраст горожан — 29 лет (один из самых «молодых» городов среди столиц штатов). Уровень преступности выше среднеамериканского, как и в большинстве городов Чёрного пояса, но большая часть преступлений совершается в гетто.
Колумбия находится в т. н. Библейском поясе США, население которого отличается религиозностью. Большая часть верующих (3/4) является протестантами (преимущественно Южной баптистской конвенции), остальные — католиками. В городе также имеются пять мечетей, три синагоги, одна православная церковь и один индуистский храм.
Экономика
Колумбия, являясь не только политическим, но и экономическим центром Южной Каролины, имеет современную диверсифицированную экономику, с основными работодателями в секторе государственного управления, системах здравоохранения и образования. Штаб-квартира энергетической компании SCANA, входящей в список Fortune 1000, расположена в пригороде Колумбии Кейси. Ещё одним крупным работодателем является военная база Форт-Джексон — крупнейший в США центр подготовки новобранцев для сухопутных войск.
В городе развита электронная промышленность, производство лекарств, разработка программного обеспечения. В окрестностях Колумбии работают крупные заводы компаний Michelin, Westinghouse и Honeywell. Множество банков и страховых компаний, в том числе штаб-квартира Первого гражданского банка Южной Каролины (First Citizens Bank of South Carolina), крупнейшего в штате. Имеется несколько крупных юридических фирм, в том числе широко известная на общенациональном уровне Nelson Mullins Riley & Scarborough.
Транспорт
Аэропорт Колумбии (Columbia Metropolitan Airport (IATA:CAE; ICAO:KCAE)) находится в 8 километрах к юго-западу от центра города и обслуживает около 1 миллиона пассажиров в год. Выполняются рейсы в Нью-Йорк, Атланту, Вашингтон, Чикаго, Даллас, Хьюстон, Шарлотт, Филадельфию и Детройт. В аэропорту также расположен крупный сортировочный центр службы доставки UPS, обслуживающий юго-восток США. В городе имеется железнодорожная станция компании Amtrak, на которой ежедневно останавливается поезд Серебряная звезда (Silver Star), следующий по маршруту Нью-Йорк — Майами через Ричмонд, Вашингтон, Балтимор, Филадельфию, Роли, Саванну, Джексонвилл, Орландо и Тампу.
Через Колумбию проходят три межштатных шоссе: I-20, I-26 и I-77, а также скоростные дороги US 1, US 21, US 76, US 176, US 321 и US 378. Автобусная компания Greyhound предлагает десятки междугородных маршрутов.
Общественный транспорт города и окрестностей находится под управлением организации Central Midlands Regional Transit Authority, существует 30 автобусных маршрутов (часть из которых выполняется только в определённые дни недели).
Напишите отзыв о статье "Колумбия (Южная Каролина)"
Примечания
- ↑ Соединенные Штаты Америки // Атлас мира / сост. и подгот. к изд. ПКО «Картография» в 2009 г. ; гл. ред. Г. В. Поздняк. — М. : ПКО «Картография» : Оникс, 2010. — С. 168—169. — ISBN 978-5-85120-295-7 (Картография). — ISBN 978-5-488-02609-4 (Оникс).</span>
- ↑ Словарь географических названий зарубежных стран / отв. ред. А. М. Комков. — 3-е изд., перераб. и доп. — М. : Недра, 1986. — С. 169.</span>
</ol>
Ссылки
- [www.columbiasc.net/ страница города Колумбия (англ.)]
Отрывок, характеризующий Колумбия (Южная Каролина)– В армию.– Да вы хотели остаться еще два дня? – А теперь я еду сейчас. И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату. – Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете? И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица. Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил. – Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.] – Нисколько, – сказал князь Андрей. – Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске. – Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский. – Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией. И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима. – Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию». – Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин. В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами. В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи. «Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других». Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные. На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина. Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала: – Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли… – В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею. – Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша. – Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру. Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!… – Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей. – А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу. Это выражение, видимо, понравилось офицеру. – Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади. Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку: – Из воль те про пус тить! Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь. – Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете. Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий. Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени. Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе. – Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он. Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого. – Где главнокомандующий? – спросил Болконский. – Здесь, в том доме, – отвечал адъютант. – Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий. – Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас. – А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь. – Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант. – Где ж главная квартира? – В Цнайме ночуем. – А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке. – Ничего, – отвечал князь Андрей. Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером. – Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он. – Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий. – Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий. Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой. – Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский… – Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского. Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое. Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами. – Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону. – А капитуляция? – Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению. Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге. Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его. – Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому. – Сию секунду, ваше высокопревосходительство. Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим. – Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт. – А, из Вены? Хорошо. После, после! Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо. – Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг. Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею. – Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому. – Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона. – Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны. Они сели в коляску и молча проехали несколько минут. – Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой. Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский. – От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он. Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах. Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон. Кутузов избрал этот последний выход. Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма. В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму. |