Розово-лиловое яйцо с тремя миниатюрами
| «Розово-лиловое яйцо с тремя миниатюрами» Яйца Фаберже | |
 Сюрприз яйца | |
| Год изготовления |
1897 |
|---|---|
| Заказчик | |
| Первый владелец | |
| Текущий владелец | |
| Владелец |
Неизвестен |
| Год получения |
Неизвестен |
| Дизайн и материалы | |
| Материалы | |
| Высота |
Неизвестна |
| Сюрприз | |
|
Внутри яйца находится рамка с тремя миниатюрами членов семьи Николая II. | |
Розово-лиловое яйцо с тремя миниатюрами — это ювелирное яйцо, одно из пятидесяти двух императорских пасхальных яиц, изготовленных фирмой Карла Фаберже для русской императорской семьи. Оно было создано в 1897 году по заказу императора Николая II, который подарил его на Пасху своей матери, императрице Марии Фёдоровне. Оно является одним из пропавших ювелирных яиц Фаберже и в настоящий момент его местонахождение неизвестно. Однако в коллекции Виктора Вексельбега находится его сюрприз — рамка с 3 миниатюрами в виде сердца.[1]
Содержание
Дизайн
Точный дизайн яйца остаётся неизвестен. На основнании информации из счёта Фаберже за данное ювелирное яйцо оно представляет из себя «розово-лиловое эмалевое яйцо с 3 миниатюрами».[2]
Сюрприз
Рамка-сюрприз выполнена в популярном в то время неоклассическом стиле. Она имеет форму сердца, окаймленного бриллиантами, покрытого землянично-красной эмалью по гильошированному фону, с выложенной бриллиантами датой «1897». Рамка располагается на шестигранной ножке, выполненной в стиле Людовика XVI, покрытой белой эмалью с росписью в виде извивающейся по спирали виноградной лозы. Ножка установлена на куполообразном уступчатом основании, покрытом землянично-красной эмалью и украшенном золотыми венками из лавровых листьев, алмазами, гравированным золотым листьями аканта, нарисованными веточками лавра, а также четырьмя крупными жемчужинами.[2]
При нажатии на ножку сердце раскрывается, превращаясь в трилистник клевера, покрытый изумрудно-зелёной эмалью по гильошированному фону, с узором в виде расходящихся солнечных лучей. В каждом лепестке располагается миниатюрный портрет в алмазном обрамлении: в одном — император Николай II, во втором — его супруга императрица Александра Фёдоровна, в третьем — великая княжна Ольга Николаевна в младенчестве. Лепестки клевера закрываются нажатием на одну из жемчужин, укрепленных на основании.
В 1902 году Фаберже повторил комбинацию пасхального яйца с похожей ювелирной рамкой яйце «Рокайль», изготовленном для Варвары Кельх.[2]
История
18 апреля 1897 года Николай II преподнёс яйцо своей матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне, на Пасху. На основании квитанции фирмы Фаберже его стоимость составляла 3250 рублей.[2] В описях конфискованного императорского имущества 1917 и 1922 годов яйцо не числится. Предположительно, оно было взято Марией Фёдоровной до 1917 года.[1] Представители Совнаркома и конторы «Антиквариат», которые отвечали за распределение предметов, хранившихся ранее в императорских дворцах, часто вынимали из пасхальных яиц Фаберже сюрпризы, чтобы получить большую прибыль.[2] Сюрприз данного яйца имеет маркированную дату — 1897 год. Это объясняет то, что многие ранние ювелирные яйца Фаберже не имели непосредственной маркировки, а даты изготовления проставлялись на сюрпризах.
В 1978 году сюрприз яйца был продан аукционом Кристис в коллекцию журнала Forbes, расположенную в городе Нью-Йорк. В 2004 году он, совместно с другими ювелирными изделиями, находившимися в собственности семьи Форбс, был продан фонду Виктора Вексельберга «Связь времён».
Напишите отзыв о статье "Розово-лиловое яйцо с тремя миниатюрами"
Примечания
|
Это заготовка статьи по искусству. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Розово-лиловое яйцо с тремя миниатюрами
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
