Курочка Кельха
«Курочка Кельха» Яйца Фаберже | |
Пасхальное яйцо «Курочка Кельха», которое повторяет иконографию первого императорского «Куриного» яйца | |
Год изготовления |
1898 |
---|---|
Заказчик |
Александр Фердинандович Кельх |
Первый владелец |
Варвара Кельх-Базанова |
Текущий владелец | |
Владелец |
Россия, Виктор Вексельберг (фонд «Связь времён») |
Год получения |
2004 |
Дизайн и материалы | |
Мастер | |
Материалы |
яйцо: бриллианты, прозрачная клубнично-красная эмаль; шкатулка: жёлтое золото; сюрприз: матовая, белая, оранжевая, жёлтая, красная, коричневая эмаль, алмазы, горный хрусталь, замша |
Сюрприз | |
«Желток», внутри которого сидит золотая курочка; внутри курочки — миниатюрный мольберт и рама, в которой портрет царевича Алексея Николаевича под стеклом из горного хрусталя | |
«Курочка Кельха» — пасхальное яйцо, ювелирное изделие фирмы Карла Фаберже, изготовленное в 1898 году по заказу российского промышленника Александра Фердинандовича Кельха. Яйцо предназначалось как пасхальный подарок для его жены Варвары Петровны Кельх[1]. Было первым в серии из семи пасхальных яиц, которые изготавливались фирмой Фаберже для семьи Кельх ежегодно с 1898 по 1905 год. Повторяет иконографию первого императорского «Куриного» яйца[2]. В настоящий момент яйцо находится на территории России в частной коллекции Виктора Вексельберга.
Содержание
Дизайн
Яйцо покрыто прозрачной клубнично-красной эмалью по гильошированному фону. На одном конце закреплён большой плоский бриллиант, под которым потом была размещена миниатюра императора Николая II. Створки яйца открываются кнопкой, выполненной из плоского бриллианта, под которой есть дата — «1898»[1].
Сохранилась оригинальная шкатулка от яйца. Внутри шкатулки на подкладке крышки стоит золотой штамп фирмы Фаберже — двуглавый орел с надписью на русском языке — «К. Фаберже / Санкт-Петербург / Москва».
Сюрприз
Внутри яйца находится «желток», покрытый матовой эмалью, срез белка покрыт белой эмалью; в «желтке» на замшевой подкладке сидит золотая курочка, покрытая прозрачными эмалями оранжевого, желтого, красного и коричневого оттенков, перья крыльев частично окрашенные белой эмалью, глаза выполнены из алмазов.
Курочка открывается с помощью шарнира в хвосте. Внутри хранятся миниатюрный мольберт и рама. Наверху мольберт увенчанный алмазом в форме сердца с рубином, изображающий пламя. В раме, окантованной алмазами, под стеклом из горного хрусталя — миниатюрный портрет царевича Алексея Николаевича[1] (портрет установили позже; царевич, к слову, родился только 6 лет спустя даты изготовления яйца). Изначально, очевидно, здесь находился портрет самой заказчицы.
История
«Курочка Кельха» была изготовлена ювелиром Михаилом Перхиным. «Курочка Кельха» напоминает императорскую «Курочку», первое яйцо Фаберже, но оформленное уже гораздо более роскошно, и превышает императорскую «Курочку» по размерам. Таким же подражанием царской семье выглядит и сам факт подношения жене драгоценного яйца на Пасху.
«Курочка Кельха» было впервые идентифицировано как яйцо, заказанное Кельхом, в начале 1920-х годов, когда оно было приобретено Леоном Гринбергом, представителем фирмы «A La Vieille Russie», у ювелира Моргана в Париже вместе с пятью другими пасхальными яйцами того же происхождения. Эта информация вместе с фотографиями, документирующими произведение Фаберже, была опубликована в 1979 году[2].
Напишите отзыв о статье "Курочка Кельха"
Примечания
Ссылки
- [www.flickr.com/photos/carlos_octavio/5856981588/in/photostream/ Фото яйца «Курочка Кельха» с выставки, 2011]
- [www.liveinternet.ru/users/lviza_neo/post213507338/ LiveInternet]
Это заготовка статьи по искусству. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Курочка Кельха
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.