Список игроков ФК «Челси» (25—99 матчей)

Эта статья — об игроках, которые провели от 25 до 99 матчей за клуб. Об игроках «Челси», которые провели 100 и более матчей за клуб, см. Список игроков ФК «Челси» (100 и более матчей); об игроках «Челси», которые провели менее 25 матчей за клуб, см. Список игроков ФК «Челси» (менее 25 матчей); обо всех игроках, о которых имеются статьи в Википедии, см. Категория:Игроки ФК «Челси».

Данная статья представляет собой список игроков, сыгравших важную роль в истории футбольного клуба «Челси». В этом списке представлены игроки, которые сыграли от 25 до 99 матчей (включая выходы на замену).

«Челси» — английский футбольный клуб из Лондона. Клуб был основан в 1905 году. Свой первый трофей национального уровня «Челси» выиграл в 1955 году, став чемпионом Первого дивизиона. Впоследствии клуб ещё 4 раза становился чемпионом Англии, а также 7 раз выигрывал Кубок Англии и 5 раз — Кубок Футбольной лиги. Кроме того, «Челси» выигрывал Лигу чемпионов УЕФА, Лигу Европы УЕФА, Суперкубок УЕФА и дважды Кубок обладателей кубков УЕФА.

Чтобы посмотреть список всех игроков «Челси» (вне зависимости от количества выступлений за первую команду), статьи о которых есть в Википедии, обратитесь к соответствующей категории. Посмотреть текущий состав команды можно в основной статье о клубе.

Игроки в данном списке отсортированы по дате подписания первого профессионального контракта с клубом. Учтены только официальные встречи.

По состоянию на 15 мая 2016 года, 217 футболистов провели за «Челси» от 25 до 99 матчей. Из них 8 человек до сих пор выступают за клуб.

Список игроков

Заголовки таблицы

• Гражданство — Если игрок выступал за национальную сборную какой-либо страны, то указывается эта страна. В противном случае, указывается страна рождения игрока.
• Карьера в «Челси» — Годы первого и последнего выступления игрока в составе «Челси».
• Матчи в основе — Число матчей, в которых игрок выходил в стартовом составе.
• Выходы на замену — Число матчей, в которых игрок выходил на замену.
• Всего матчей — Общее число сыгранных матчей, включая выходы на замену.

Легенда

     Означает, что футболист выступал за национальную сборную указанной страны, являясь игроком «Челси»      Обладатель клубного рекорда

По состоянию на 15 мая 2016 года

Имя	Гражданство	Позиция	Карьера в «Челси»	Осн	Зам	Всего	Голы	Прим.
				Матчи
Робертсон, ДжонДжон Робертсон	Шотландия	Защ	1905—1906	39	0	39	7
Фулк, УильямУильям Фулк	Англия	Вр	1905—1906	35	0	35	0
Макдермотт, ТомасТомас Макдермотт	Шотландия	ПЗ	1905—1906	32	0	32	13
Пирсон, ФрэнкФрэнк Пирсон	Англия	Нап	1905—1906	30	0	30	17
Робертсон, ДжиммиДжимми Робертсон	Шотландия	Нап	1905—1907	31	0	31	21
Коупленд, ДэвидДэвид Коупленд	Шотландия	Нап	1905—1907	26	0	26	9
Кируэн, ДжекДжек Кируэн	Ирландия	ПЗ	1905—1908	76	0	76	16
Моран, МартинМартин Моран	Шотландия	Защ	1905—1908	67	0	67	7
Маки, РобертРоберт Маки	Шотландия	Вр	1905—1908	48	0	48	1
Кей, ДжорджДжордж Кей	Шотландия	ПЗ	1905—1909	56	0	56	2
Уиттинг, БобБоб Уиттинг	Англия	Вр	1906—1908	54	0	54	0
Хендерсон, ДжорджДжордж Хендерсон	Шотландия	ПЗ	1906—1909	64	0	64	1
Уолтон, ДжозефДжозеф Уолтон	Англия	Защ	1906—1911	53	0	53	0
Старк, ДжеймсДжеймс Старк	Шотландия	ПЗ	1907—1908	33	0	32	2
Роуз, ФредФред Роуз	Англия	Нап	1907—1909	42	0	42	11
Браун, БиллиБилли Браун	Англия	Нап	1907—1911	99	0	99	11
Фэйргрей, НорриНорри Фэйргрей	Шотландия	ПЗ	1907—1914	84	0	84	5
Хемфрис, ПерсиПерси Хемфрис	Англия	ПЗ	1908—1909	46	0	46	13
Картрайт, БиллБилл Картрайт	Англия	Защ	1908—1913	46	0	46	0
Макэван, МаршаллМаршалл Макэван	Шотландия	Защ	1910—1912	35	0	35	3
Колдерхед, ДэвидДэвид Колдерхед	Шотландия	ПЗ	1910—1914	43	0	43	1
Додд, ДжорджДжордж Додд	Англия	Нап	1911—1913	31	0	31	9
Томпсон, РобертРоберт Томпсон	Англия	Нап	1911—1922	95	0	95	29
Шарп, ДжиммиДжимми Шарп	Шотландия	Защ	1912—1915	63	0	63	0
Хантер, ДжорджДжордж Хантер	Англия	ПЗ	1913—1914	33	0	32	2
Маршалл, ОуэнОуэн Маршалл	Англия	Защ	1913—1920	36	0	36	0
Миддельбё, НильсНильс Миддельбё	Дания	ПЗ	1913—1922	46	0	46	1
Абрамс, ЛоуренсЛоуренс Абрамс	Англия	ПЗ	1914—1920	49	0	49	7
Хэмптон, КолинКолин Хэмптон	Шотландия	Вр	1914—1925	82	0	82	0
Дикки, УильямУильям Дикки	Шотландия	ПЗ	1919—1921	40	0	40	0
Дейл, ДжорджДжордж Дейл	Англия	Защ	1919—1922	52	0	52	1
Шарп, БьюкененБьюкенен Шарп	Шотландия	Нап	1919—1923	72	0	72	23
Феррис, ДжеймсДжеймс Феррис	Северная Ирландия	ПЗ	1920—1922	39	0	39	9
Белл, ДжонДжон Белл	Англия	ПЗ	1920—1923	44	0	44	10
Линфут, ФредерикФредерик Линфут	Англия	Защ	1920—1924	41	0	41	1
Кэмерон, ДэвидДэвид Кэмерон	Шотландия	Защ	1920—1925	81	0	81	2
Баретт, ФредФред Баретт	Англия	Защ	1920—1926	70	0	70	6
Ходдинотт, ФрэнкФрэнк Ходдинотт	Уэльс	Нап	1921—1923	32	0	32	4
Говард-Бейкер, БенБен Говард-Бейкер	Англия	Вр	1921—1926	93	0	93	1
Армстронг, ДжиммиДжимми Армстронг	Англия	Нап	1922—1926	32	0	32	10
Фрю, ДжеймсДжеймс Фрю	Шотландия	Защ	1922—1927	43	0	43	0
Касл, СидСид Касл	Англия	ПЗ	1923—1925	33	0	33	2
Уитон, УиллУилл Уитон	Англия	Нап	1923—1926	39	0	39	18
Плум, СетСет Плум	Англия	Защ	1924—1926	27	0	27	0
Броун, УильямУильям Броун	Англия	Нап	1924—1929	57	0	57	22
Стоун, ДжорджДжордж Стоун	Англия	Защ	1924—1929	25	0	25	2
Маккенна, ПитерПитер Маккенна	Англия	Вр	1924—1931	66	0	66	0
Тернбулл, БобБоб Тернбулл	Шотландия	Нап	1925—1928	87	0	87	58
Томпсон, ДжеймсДжеймс Томпсон	Англия	Нап	1927—1929	42	0	43	33
Элиот, СидниСидни Элиот	Англия	ПЗ	1928—1930	30	0	30	9
Бисуэлл, ДжорджДжордж Бисуэлл	Англия	Нап	1928—1930	25	0	25	9
Джексон, ВиллиВилли Джексон	Англия	ПЗ	1928—1931	26	0	26	6
Ирвинг, СэмСэм Ирвинг	Ирландия	ПЗ	1928—1932	97	0	97	5
Джексон, АлексАлекс Джексон	Шотландия	ПЗ	1930—1932	77	0	77	30
Ранкин, ДжонДжон Ранкин	Шотландия	ПЗ	1930—1934	66	0	66	9
Чейни, АлексАлекс Чейни	Шотландия	ПЗ	1930—1936	69	0	69	13
О'Дауд, ПитерПитер О'Дауд	Англия	Защ	1931—1935	86	0	86	0
Читти, ВилфВилф Читти	Англия	Нап	1931—1938	45	0	45	16
Гриффитс, БобБоб Гриффитс	Шотландия	Защ	1931—1941	45	0	45	0
Маколи, РобертРоберт Маколи	Шотландия	Защ	1932—1936	74	0	74	1
Пристли, ТоммиТомми Пристли	Северная Ирландия	Нап	1933—1934	27	0	27	2
Хортон, ДжонДжон Хортон	Англия	Нап	1933—1937	66	0	66	15
Грегг, БоббиБобби Грегг	Англия	ПЗ	1933—1938	50	0	50	6
Джексон, ДжонДжон Джексон	Шотландия	Вр	1933—1945	51	0	51	0
Барраклаф, УильямУильям Барраклаф	Англия	ПЗ	1934—1937	81	0	81	11
Бамбрик, ДжоДжо Бамбрик	Ирландия	Нап	1934—1938	66	0	66	38
Бьюкенен, ПитерПитер Бьюкенен	Англия	ПЗ	1936—1939	40	0	40	6
Фосс, ДиккиДикки Фосс	Англия	ПЗ	1936—1948	48	0	48	3
Баркас, НедНед Баркас	Англия	Защ	1937—1939	28	0	28	0
Смит, ДжекДжек Смит	Уэльс	Защ	1938—1945	49	0	49	0
Сэлмонд, РобертРоберт Сэлмонд	Шотландия	Защ	1938—1945	29	0	29	0
Пейн, ДжоДжо Пейн	Англия	Нап	1938—1946	47	0	47	22
Хансон, АльфАльф Хансон	Англия	ПЗ	1938—1946	43	0	43	9
Машен, АлексАлекс Машен	Англия	ПЗ	1944—1948	61	0	61	9
Боуи, ДжиммиДжимми Боуи	Шотландия	Нап	1944—1951	84	0	84	22
Лоутон, ТоммиТомми Лоутон	Англия	Нап	1945—1947	53	0	53	35
Робертсон, БиллБилл Робертсон	Англия	Вр	1945—1948	43	0	43	0
Долдинг, ЛенЛен Долдинг	Англия	ПЗ	1945—1948	27	0	27	2
Уильямс, РеджинальдРеджинальд Уильямс	Англия	ПЗ	1945—1951	74	0	74	17
Маколи, ДжиммиДжимми Маколи	Шотландия	Защ	1946—1951	94	0	94	5
Льюис, ФреддиФредди Льюис	Англия	Защ	1946—1953	26	0	26	0
Макиннс, ДжонДжон Макиннс	Шотландия	ПЗ	1947—1951	37	0	37	7
Дюке, ЧарльзЧарльз Дюке	Уэльс	Защ	1947—1951	25	0	25	2
Джонс, БенниБенни Джонс	Шотландия	ПЗ	1947—1953	62	0	62	14
Макнайт, ФилипФилип Макнайт	Шотландия	Защ	1947—1954	33	0	33	1
Биллингтон, ХьюХью Биллингтон	Англия	Нап	1948—1951	89	0	89	32
Пиккеринг, ПитерПитер Пиккеринг	Англия	Вр	1948—1951	35	0	35	0
Саундерс, ДжекДжек Саундерс	Англия	Защ	1948—1954	60	0	60	0
Митчелл, ФрэнкФрэнк Митчелл	Австралия	ПЗ	1949—1952	85	0	85	1
Смит, БоббиБобби Смит	Англия	Нап	1950—1955	86	0	86	30
Д’Арси, ДжиммиДжимми Д’Арси	Северная Ирландия	Нап	1951—1952	31	0	31	13
Тикридж, СидСид Тикридж	Англия	Защ	1951—1955	73	0	73	0
Дикс, АланАлан Дикс	Англия	Защ	1951—1958	38	0	38	1
Гринвуд, РонРон Гринвуд	Англия	Защ	1952—1955	66	0	66	0
Томсон, ЧарлиЧарли Томсон	Шотландия	Вр	1952—1957	59	0	59	0
Льюис, ДжеймсДжеймс Льюис	Англия	Нап	1952—1958	95	0	95	40
Уиттакер, ДикДик Уиттакер	Ирландия	Защ	1952—1960	51	0	51	0
Уикс, СтэнлиСтэнли Уикс	Англия	Защ	1954—1957	81	0	81	1
Кези, ЛенЛен Кези	Англия	Защ	1954—1958	37	0	37	0
Беллетт, ВаллиВалли Беллетт	Англия	Защ	1954—1958	35	0	35	1
Аллен, ЛесЛес Аллен	Англия	Нап	1954—1959	49	0	49	11
Николас, БрайанБрайан Николас	Уэльс	Защ	1955—1958	29	0	29	1
Николас, ТониТони Николас	Англия	Нап	1955—1960	63	0	63	20
Гиббс, ДерекДерек Гиббс	Англия	ПЗ	1955—1960	25	0	25	6
Макфарлейн, ЙанЙан Макфарлейн	Шотландия	Защ	1956—1958	43	0	43	0
Харрисон, МайклМайкл Харрисон	Англия	ПЗ	1957—1962	64	0	64	9
Блок, МайклМайкл Блок	Англия	ПЗ	1957—1962	40	0	40	6
Бредбери, ТерриТерри Бредбери	Англия	Защ	1957—1962	29	0	29	1
Кроутер, СтенлиСтенли Кроутер	Англия	ПЗ	1958—1961	58	0	58	0
Брукс, ДжонниДжонни Брукс	Англия	Нап	1959—1961	52	0	52	7
Ливеси, ЧарлиЧарли Ливеси	Англия	Нап	1959—1961	42	0	42	18
Андертон, СилванСилван Андертон	Англия	Защ	1959—1962	82	0	82	2
Эванс, БоббиБобби Эванс	Шотландия	Вр	1960—1961	37	0	37	1
Малькольм, ЭндиЭнди Малькольм	Англия	Защ	1961—1962	28	0	28	1
Мур, ГрэмГрэм Мур	Уэльс	ПЗ	1961—1963	72	0	72	14
Аптон, ФрэнкФрэнк Аптон	Англия	Защ	1961—1965	86	0	86	3
Янг, АлланАллан Янг	Англия	Защ	1961—1969	26	0	26	1
Фасционе, ДжоДжо Фасционе	Шотландия	ПЗ	1962—1969	27	7	34	1
Томпсон, ДжимДжим Томпсон	Шотландия	Защ	1965—1968	40	7	47	1
Хейтли, ТониТони Хейтли	Англия	Нап	1966—1967	32	1	33	9
Киркап, ДжоДжо Киркап	Англия	Защ	1966—1968	62	7	69	2
Бирченолл, АлланАллан Бирченолл	Англия	ПЗ	1967—1970	95	1	96	28
Маллигэн, ПатрикПатрик Маллигэн	Ирландия	Защ	1969—1972	74	5	79	2
Уэллер, КитКит Уэллер	Англия	ПЗ	1970—1971	49	5	54	15
Финнистон, СтивенСтивен Финнистон	Англия	Нап	1971—1978	86	4	90	37
Мэйбанк, ТеддиТедди Мэйбанк	Англия	ПЗ	1974—1977	32	0	32	6
Льюингтон, РэйРэй Льюингтон	Англия	ПЗ	1974—1979	87	5	92	4
Эйлотт, ТреворТревор Эйлотт	Англия	Нап	1975—1979	29	3	32	2
Спарроу, ДжонДжон Спарроу	Англия	Защ	1975—1981	68	6	74	2
Страйдж, ДэвидДэвид Страйдж	Англия	Защ	1976—1979	37	0	37	0
Наттон, МиккиМикки Наттон	Англия	Защ	1977—1983	81	2	83	0
Баннон, ЭмоннЭмонн Баннон	Шотландия	ПЗ	1979	27	0	27	1
Хейлс, КевинКевин Хейлс	Англия	ПЗ	1979—1983	25	2	27	2
Рофе, ДеннисДеннис Рофе	Англия	Защ	1980—1982	61	2	63	0
Мэйес, АланАлан Мэйес	Англия	Нап	1980—1983	71	5	76	23
Драйвер, ФилФил Драйвер	Англия	ПЗ	1980—1983	25	21	46	4
Фрэнсис, СтивСтив Фрэнсис	Англия	Вр	1980—1987	88	0	88	0
Джонс, ДжоиДжои Джонс	Уэльс	Защ	1982—1985	89	2	91	2
Даблин, КейтКейт Даблин	Англия	Защ	1982—1987	66	2	68	0
Джонс, КейтКейт Джонс	Англия	ПЗ	1983—1987	57	12	69	10
Томас, МиккиМикки Томас	Уэльс	ПЗ	1984—1985	53	1	54	11
Мерфи, ДжерриДжерри Мерфи	Ирландия	ПЗ	1985—1988	39	0	39	3
Годден, ТониТони Годден	Англия	Вр	1986—1987	38	0	38	0
Вегерле, РойРой Вегерле	США	ПЗ	1986—1988	18	10	28	4
Фристоун, РоджерРоджер Фристоун	Уэльс	Вр	1987—1991	53	0	53	0
Робертс, ГрэмГрэм Робертс	Англия	Защ	1988—1990	83	0	83	22
Николас, ПитерПитер Николас	Уэльс	ПЗ	1988—1991	92	1	93	2
Кэнди, ДжейсонДжейсон Кэнди	Англия	Защ	1988—1992	56	1	57	2
Диккенс, АланАлан Диккенс	Англия	ПЗ	1989—1993	46	9	55	4
Мэттью, ДамианДамиан Мэттью	Англия	ПЗ	1989—1994	19	8	27	0
Барнард, ДарренДаррен Барнард	Англия	Защ	1990—1995	20	13	33	2
Джонс, ВинниВинни Джонс	Уэльс	ПЗ	1991—1992	52	0	52	7
Бойд, ТомТом Бойд	Шотландия	Защ	1991—1992	31	1	32	0
Эллиотт, ПолПол Эллиотт	Англия	Защ	1991—1994	54	0	54	3
Харфорд, МикМик Харфорд	Англия	Нап	1992—1993	33	1	34	11
Донахи, МэлМэл Донахи	Северная Ирландия	Защ	1992—1994	72	6	78	3
Каскарино, ТониТони Каскарино	Ирландия	Нап	1992—1994	39	6	45	8
Шипперли, НилНил Шипперли	Англия	Нап	1992—1995	35	13	48	9
Флек, РобертРоберт Флек	Шотландия	Нап	1992—1995	43	5	48	4
Хопкин, ДэвидДэвид Хопкин	Шотландия	ПЗ	1992—1995	24	22	46	1
Ходдл, ГленнГленн Ходдл	Англия	ПЗ	1993—1995	22	17	39	1
Кьельдберг, ЯкобЯкоб Кьельдберг	Дания	Защ	1993—1997	65	1	66	2
Стеин, МаркМарк Стеин	ЮАР	Нап	1993—1998	57	6	63	25
Фарлонг, ПолПол Фарлонг	Англия	Нап	1994—1996	59	26	85	17
Минто, СкоттСкотт Минто	Англия	Защ	1994—1997	70	2	72	5
Рокастл, ДэвидДэвид Рокастл	Англия	ПЗ	1994—1998	37	3	40	2
Гуллит, РуудРууд Гуллит	Нидерланды	ПЗ	1995—1998	50	14	64	7
Николлс, МаркМарк Николлс	Англия	Нап	1995—2001	16	36	52	3
Гродос, ФродеФроде Гродос	Норвегия	Вр	1996—1998	26	1	27	0
Виалли, ДжанлукаДжанлука Виалли	Италия	Нап	1996—2000	69	19	88	40
Харли, ЙонЙон Харли	Англия	Защ	1996—2001	30	12	42	2
Гренвилл, ДэнниДэнни Гренвилл	Англия	Защ	1997—1998	19	7	26	1
Ламбурде, БернарБернар Ламбурде	Франция	Защ	1997—2001	43	17	60	3
Голльбек, БьярнеБьярне Голльбек	Дания	ПЗ	1998—2000	21	19	40	5
Далла Бона, СэмСэм Далла Бона	Италия	ПЗ	1998—2002	51	22	73	6
Форсселль, МикаэльМикаэль Форсселль	Финляндия	Нап	1998—2005	12	41	53	12
Дешам, ДидьеДидье Дешам	Франция	ПЗ	1999—2000	44	3	47	1
Саттон, КрисКрис Саттон	Англия	Нап	1999—2000	27	12	39	3
Йоканович, СлавишаСлавиша Йоканович	Сербия	ПЗ	2000—2002	28	25	53	0
Станич, МариоМарио Станич	Хорватия	ПЗ	2000—2004	54	26	80	10
Пети, ЭмманюэльЭмманюэль Пети	Франция	ПЗ	2001—2004	71	5	76	3
Зенден, БудевейнБудевейн Зенден	Нидерланды	ПЗ	2001—2004	30	29	59	4
Коул, КарлтонКарлтон Коул	Англия	Нап	2001—2006	6	26	32	8
Де Лукас, ЭнрикеЭнрике Де Лукас	Испания	ПЗ	2002—2003	21	10	31	1
Хут, РобертРоберт Хут	Германия	Защ	2002—2006	32	30	62	2
Муту, АдрианАдриан Муту	Румыния	Нап	2003—2005	30	8	38	10
Креспо, ЭрнанЭрнан Креспо	Аргентина	Нап	2003—2006	47	26	73	25
Смертин, АлексейАлексей Смертин	Россия	ПЗ	2003—2006	19	6	25	1
Джонсон, ГленГлен Джонсон	Англия	Защ	2003—2007	61	11	72	4
Тьягу, Тьягу	Португалия	ПЗ	2004—2005	31	21	52	4
Кежман, МатеяМатея Кежман	Сербия	Нап	2004—2005	14	27	41	7
Паркер, СкоттСкотт Паркер	Англия	ПЗ	2004—2005	19	9	28	1
Дель Орно, АсьерАсьер Дель Орно	Испания	Защ	2005—2006	32	2	34	1
Диарра, ЛассанаЛассана Диарра	Франция	ПЗ	2005—2007	21	10	31	0
Илариу, ЭнрикеЭнрике Илариу	Португалия	Вр	2006—2014	35	4	39	0
Шевченко, АндрейАндрей Шевченко	Украина	Нап	2006—2009	53	24	77	22
Сидуэлл, СтивСтив Сидуэлл	Англия	ПЗ	2007—2008	13	12	25	1
Писарро, КлаудиоКлаудио Писарро	Перу	Нап	2007—2009	10	22	32	2
Беллетти, ЖулианоЖулиано Беллетти	Бразилия	Защ	2007—2010	54	40	94	5
Деку, Деку	Португалия	ПЗ	2008—2010	42	16	58	6
Жирков, ЮрийЮрий Жирков	Россия	ПЗ	2009—2011	32	17	49	1
Старридж, ДэниелДэниел Старридж	Англия	ПЗ	2009—2013	49	47	96	24
Бертранд, РайанРайан Бертранд	Англия	Защ	2011—2015	42	15	57	2
Ромеу, ОриольОриоль Ромеу	Испания	ПЗ	2011—2015	24	9	33	1
Мейрелиш, РаулРаул Мейрелиш	Португалия	ПЗ	2011—2012	38	10	48	6
Мозес, ВикторВиктор Мозес	Нигерия	ПЗ	2012—	27	17	44	10
Ба, ДембаДемба Ба	Сенегал	Нап	2013—2014	23	28	51	14
Это’о, СамюэльСамюэль Это’о	Камерун	Нап	2013—2014	26	9	35	12
Шюррле, АндреАндре Шюррле	Германия	Нап	2013—2015	35	30	65	14
Фабрегас, СескСеск Фабрегас	Испания	ПЗ	2014—	89	6	95	10
Коста, ДиегоДиего Коста	Испания	Нап	2014—	71	7	78	37
Куртуа, ТибоТибо Куртуа	Бельгия	Вр	2014—	68	0	68	0
Зума, КуртКурт Зума	Франция	Защ	2014—	45	13	58	4
Филипе Луис, Филипе Луис	Бразилия	Защ	2014—2015	20	6	26	1
Реми, ЛоикЛоик Реми	Франция	Нап	2014—	16	31	47	12
Педро, Педро	Испания	ПЗ	2015—	29	10	39	8
Бегович, АсмирАсмир Бегович	Босния и Герцеговина	Вр	2015—	23	2	25	0

Ссылки

• [chelsea2.chelseafc.com/database/database.htm Статистика игроков] на сайте Chelseafc.com  (англ.)
• [www.bounder.friardale.co.uk/Scorers.htm Статистика игроков] на сайте Bounder.friardale.co.uk  (англ.)

Отрывок, характеризующий Список игроков ФК «Челси» (25—99 матчей)

– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».