Эллисон, Уилмер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Уилмер Эллисон
Гражданство США США
Дата рождения 8 декабря 1904(1904-12-08)
Дата смерти 20 апреля 1977(1977-04-20) (72 года)
Место рождения Сан-Антонио, США
Место смерти Остин, США
Завершение карьеры 1937
Одиночный разряд
Наивысшая позиция 4 (1932, 1935)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1/2 финала (1933)
Уимблдон финал (1930)
США победа (1935)
Парный разряд
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1/2 финала (1933)
Уимблдон победа (1929-30)
США победа (1931, 1935)
Завершил выступления

Уи́лмер Лосон Э́ллисон (англ. Wilmer Lawson Allison; 8 декабря 1904, Сан-Антонио — 20 апреля 1977, Остин) — американский теннисист-любитель и теннисный тренер, 4-я ракетка мира в 1932 и 1935 годах, член Национального зала теннисной славы США (ныне Международный зал теннисной славы) с 1963 года.





Биография

Уилмер Лосон Эллисон, выходец из богатой техасской семьи, в детстве увлекался бейсболом, выступая за сборную Центральной средней школы Форт-Уэрта. По окончании учёбы ему было предложено выступать за команду Бомонта в Техасской лиге, но его отец не одобрял занятий «неджентльменским спортом»[1], и вместо продолжения бейсбольной карьеры Уилмер поступил в Техасский университет в Остине, где занялся теннисом под руководством тренера Дэниэла Пеника. В 1927 году, на втором курсе, Эллисон уже выиграл студенческий чемпионат США в одиночном разряде[2] и на следующий год был впервые приглашён в сборную США на игру Кубка Дэвиса с командой Мексики.

С 1929 года участие Эллисона в сборной стало регулярным, в первую очередь в паре с выпускником Принстона Джоном ван Рином, с которым они, по выражению историка тенниса Бада Коллинза, подходили друг другу, «как арахисовое масло и варенье»[1]. В последующие четыре года Эллисон и ван Рин принесли американской сборной 11 очков из 12 возможных в парных встречах, в том числе два — в проигранных финалах 1929 и 1932 годов против команды Франции. За французов в эти годы играли знаменитые «мушкетёры» — Рене Лакост, Анри Коше, Жан Боротра и Жак Брюньон, и их команда оставалась бессменным обладателем Кубка Дэвиса на протяжении нескольких лет. Победы Эллисона и ван Рина над французскими парами не могли определить исход финалов, решавшийся в одиночных играх. Самым тяжёлым ударом для американцев стало поражение в 1932 году. После того, как в первый день финального матча Эллсуорт Вайнз и Эллисон проиграли свои одиночные встречи соответственно Боротра и Коше, во второй день Эллисон и ван Рин сумели сократить разрыв в счёте, выиграв парную встречу. В первой игре третьего дня Эллисон встречался с Боротра, после чего должна была пройти игра Коше и Вайнза. Эллисон выиграл первые два сета, но «гарцующий баск» сумел сравнять счёт, переведя игру в пятый решающий сет. Там американец снова заиграл сильней и при счёте 5:4 по геймам на подаче Боротра получил матч-бол. Первая подача Боротра ушла в сетку. Второй мяч, поданный мягко и неуверенно, приземлился за кортом, и Эллисон небрежно отмахнул его в сторону, тут же направившись к сетке для завершающего рукопожатия, считая, что игра окончена. Но французский судья на линии не признал, что подача Боротра не попала в корт, и очко было присуждено его соотечественнику. Шокированный Эллисон потерял нить игры и без борьбы отдал три гейма, а с ними всю встречу и матч — победа Вайнза в пятом поединке уже ничего не меняла[1]. Эллисон продолжал выступать за сборную ещё несколько лет, в общей сложности выиграв 32 своих встречи из 44, в том числе в парах — 14 из 16, все с ван Рином (этот результат оставался уникальным для пар, выступающих за сборную США на протяжении многих лет, пока его не повторили Джон Макинрой и Питер Флеминг[1]; позже он был превзойдён Бобом и Майком Брайанами). В 1935 году Эллисон в четвёртый раз за карьеру дошёл до финала Кубка Дэвиса, но там американцы снова проиграли — теперь сборной Великобритании, ведомой Фредом Перри. Эллисон проиграл в финале все три своих игры, потерпев второе и последнее поражение в парах в рамках Кубка Дэвиса от Пата Хьюза и Реймонда Таки.

Как отмечал коллега Эллисона по сборной США Сидни Вуд, в это время Ассоциация лаун-тенниса Соединённых Штатов придавала большее значение успехам в Кубке Дэвиса, чем в индивидуальных турнирах даже самого высокого уровня. Это приводило к таким ситуациям, как в 1931 году, когда американцу Фрэнку Шилдсу было приказано отказаться от финального матча на Уимблдоне против Вуда, чтобы поберечь силы для матча Кубка Дэвиса с британцами[1]. Тем не менее, успехи Эллисона в индивидуальных турнирах не уступают по значимости его четырём финалам Кубка Дэвиса. В 1929 и 1930 годах он дважды выигрывал Уимблдон в мужском парном разряде, оба раза с ван Рином, а в 1930 году дошёл там до финала в одиночном разряде, победив в четвертьфинале первую ракетку мира Анри Коше прежде, чем уступить американскому ветерану Биллу Тилдену. На чемпионатах США Эллисон и ван Рин с 1930 по 1936 год только один раз не добрались до финала, одержав в шести финальных матчах две победы. Эллисон также выиграл чемпионат США 1930 года в миксте с Эдит Кросс. В 1934 году он проиграл финал чемпионата США в одиночном разряде Фреду Перри, а на следующий год победил Перри в полуфинале и стал чемпионом США, обыграв в финале Сидни Вуда. Дважды, в 1932 и 1935 годах, он завершал сезон на четвёртом месте в списке сильнейших теннисистов мира, публикуемом обозревателями газеты Daily Telegraph, а в рейтинге теннисистов США занимал первое место в 1934 и 1935 годах[2].

Игровая карьера Эллисона оборвалась в 1937 году в результате серьёзной травмы мышц живота. До Второй мировой войны он продолжал работать со сборной Техасского университета как помощник главного тренера. Войну он провёл в Военно-воздушных силах армии США, дослужившись до полковничьих погон, а после неё вернулся в Техасский университет, где до 1957 года оставался помощником главного тренера. В 1957 году он стал главным тренером университетской теннисной сборной и сохранял этот пост до самого выхода на пенсию в 1972 году. За это время команда университета под его руководством четырежды выигрывала студенческий чемпионат в Юго-Западной конференции[2].

В 1957 году имя Уилмера Эллисона было внесено в списки Зала спортивной славы Техаса, а в 1963 году — в списки Национального зала теннисной славы (ныне Международный зал теннисной славы). Он умер от сердечного приступа в апреле 1977 года[2].

Участие в финала турниров Большого шлема за карьеру

Одиночный разряд (1+2)

Результат Год Турнир Соперник в финале Счёт в финале
Поражение 1930 Уимблдонский турнир Билл Тилден 3-6 7-9 4-6
Поражение 1934 Чемпионат США Фред Перри 4-6 3-6 6-3 6-1 6-8
Победа 1935 Чемпионат США Сидни Вуд 6-2 6-2 6-3

Мужской парный разряд (4+5)

Результат Год Турнир Партнёр Соперники в финале Счёт в финале
Победа 1929 Уимблдонский турнир Джон ван Рин Коллин Грегори
Иан Коллинз
6-4 5-7 6-3 10-12 6-4
Победа 1930 Уимблдонский турнир (2) Джон ван Рин Джон Дуг
Джордж Лотт
6-3 6-3 6-2
Поражение 1930 Чемпионат США Джон ван Рин Джон Дуг
Джордж Лотт
6-8 3-6 6-3 15-13 4-6
Победа 1931 Чемпионат США Джон ван Рин Беркли Белл
Грегори Манджин
6-4 6-3 6-2
Поражение 1932 Чемпионат США (2) Джон ван Рин Эллсуорт Вайнз
Кит Гледхилл
4-6 3-6 2-6
Поражение 1934 Чемпионат США (3) Джон ван Рин Джордж Лотт
Лестер Стёфен
4-6 7-9 6-3 4-6
Поражение 1935 Уимблдонский турнир Джон ван Рин Адриан Квист
Джек Кроуфорд
3-6 7-5 2-6 7-5 5-7
Победа 1935 Чемпионат США (2) Джон ван Рин Дон Бадж
Джин Мако
6-2 6-3 2-6 3-6 6-1
Поражение 1936 Чемпионат США (4) Джон ван Рин Дон Бадж
Джин Мако
4-6 2-6 4-6

Смешанный парный разряд (1+1)

Результат Год Турнир Партнёрша Соперники в финале Счёт в финале
Победа 1930 Чемпионат США Эдит Кросс Марджори Моррилл
Фрэнк Шилдс
6-4 6-4
Поражение 1931 Чемпионат США Анна Харпер Бетти Натхолл
Джордж Лотт
3-6 3-6

Участие в финалах Кубка Дэвиса (0+4)

Поражения (4)
Год Место проведения Команда Соперники в финале Счёт
1929 Париж, Франция США: Дж. ван Рин, Дж. Лотт, Б. Тилден, У. Эллисон Франция: Ж. Боротра, А. Коше 2:3
1930 Париж США: Дж. ван Рин, Дж. Лотт, Б. Тилден, У. Эллисон Франция: Ж. Боротра, Ж. Брюньон, А. Коше 1:4
1932 Париж США: Э. Вайнз, Дж. ван Рин, У. Эллисон Франция: Ж. Боротра, Ж. Брюньон, А. Коше 2:3
1935 Уимблдон, Великобритания США: Д. Бадж, Дж. ван Рин, У. Эллисон Великобритания: Г. Остин, Ф. Перри, Р. Таки, П. Хьюз 0:5

Напишите отзыв о статье "Эллисон, Уилмер"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 John Maher. [www.statesman.com/news/sports/pro-sports/before-davis-cup-ironman-roddick-the-us-had-wilm-1/nRcMw/ Before Davis Cup ironman Roddick, the U.S. had Wilmer Allison]. Austin American-Statesman (July 4, 2011). Проверено 27 февраля 2014.
  2. 1 2 3 4 Jack Lala. [www.tshaonline.org/handbook/online/articles/fal80 Allison, Jack Lawson]. Texas State Historical Association (June 9, 2010). Проверено 26 февраля 2014.

Ссылки

  • [www.tennisarchives.com/player.php?playerid=110 Результаты в одиночном разряде] в базе данных Tennis Archives  (англ.)
  • [sites.google.com/site/worldwidetennisdatabase/Home/men-final-database История участия в финалах турниров]  (англ.) в базе данных Worldwide Tennis Database (поиск по имени и фамилии)


Отрывок, характеризующий Эллисон, Уилмер

– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.