Квист, Адриан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Адриан Квист
Место рождения Мединди, Австралия
Место смерти Сидней, Австралия
Рабочая рука правая
Одиночный разряд
Турниры серии Большого шлема
Австралия победа (1936, 1940, 1948)
Франция 4-й круг (1935)
Уимблдон 1/4 финала (1936)
США 1/4 финала (1933)
Парный разряд
Турниры серии Большого шлема
Австралия победа (1936—40, 1946—50)
Франция победа (1935)
Уимблдон победа (1935, 1950)
США победа (1939)
Завершил выступления

Адриан Карл Квист (англ. Adrian Karl Quist; 23 января 1913[1] или 4 августа[2] 1913 года, Мединди, Южная Австралия — 17 ноября 1991 года, Сидней) — австралийский теннисист, член Международного зала теннисной славы (с 1984 года).





Игровая карьера

Адриан Квист, один из лучших мастеров парной игры в истории австралийского тенниса, достаточно успешно выступал также в одиночном разряде. За океаном он доходил до четверьфиналов чемпионата США в 1933 и Уимблдонского турнира в 1936 году. У себя дома, в Австралии, его успехи были ещё более внушительными: в 1936 году он выиграл чемпионат Австралии, в пяти сетах победив в финале знаменитого Джека Кроуфорда. Проиграв финал 1939 года молодому Джону Бромвичу, он выиграл последний предвоенный чемпионат, снова обыграв в финале Кроуфорда. Трижды — в 1936, 1938 и 1939 годах — Квист включался в список десяти сильнейших теннисистов мира, составляемый ежегодно газетой Daily Telegraph, в 1939 году поднявшись в нём до третьего места[3].

Однако ещё более успешно складывалась карьера Квиста в парном разряде. Уже в 1933 и 1934 годах он доходил до финалов турниров Большой четвёрки, вскоре получивших неофициальное название Большой шлем, в мужских парах, а с 1935 по 1940 год завоевал на них восемь титулов, в том числе пять подряд на чемпионате Австралии и по одному на Уимблдоне, чемпионате США и чемпионате Франции, в 1939 году завершив завоевание карьерного Большого шлема. Начиная с 1938 года его постоянным партнёром был Джон Бромвич. В 1939 году Квист, перед этим дважды проигрывавший со сборной Австралии финальные матчи Международного теннисного кубка вызова (в настоящее время известного как Кубок Дэвиса), впервые за 20 лет вернул с помощью Бромвича этот трофей в Австралию. Проигрывая 2:0 после первого дня финала в США, Квист и Бромвич проигрывали 1:0 по сетам и 3:1 во втором сете парной встречи, но сумели переломить ход игры и победить. В третий день матча Квист повёл 2:0 по сетам в игре с чемпионом Уимблдона Бобби Риггсом, затем отдал два сета, но всё же нашёл в себе силы победить и сравнять счёт в матче, после чего Бромвич довёл дело до общей победы[3].

Теннисную карьеру Квиста прервала на пике Вторая мировая война. Отслужив в рядах австралийских вооружённых сил, он вернулся в теннис после пятилетнего перерыва и выиграл с Бромвичем пять послевоенных чемпионатов Австралии. Десять побед Квиста в чемпионате Австралии в парном разряде остаются непобитым до настоящего времени рекордом этого турнира[4], так же, как и восемь побед в составе одной пары (с Бромвичем)[5]. В 1948 году вечные партнёры ещё раз встретились между собой в мужском одиночном финале чемпионата Австралии, и на этот раз победу праздновал Квист, ставший единственным теннисистом, побеждавшим в турнире Большого шлема в одиночном разряде как до, так и после Второй мировой[3].

В 1950 году, через 15 лет после победы на Уимблдонском турнире в паре с Джеком Кроуфордом, Квист вторично выиграл этот турнир — теперь с Бромвичем, став также единственным в мире теннисистом, завоевавшим титул на Уимблдоне до и после Второй мировой войны[3]. На следующий год состоялась символическая «передача эстафеты» в австралийском парном теннисе, когда в финале чемпионата Австралии Квист, которому вот-вот исполнялось 38 лет, и Бромвич проиграли Фрэнку Седжмену и Кену Макгрегору. Седжмен и Макгрегор вскоре после этого стали лучшей парой мирового тенниса и единственными в истории обладателями классического Большого шлема в мужском парном разряде.

Среди достижений Квиста помимо турниров Большого шлема — победа в чемпионате Австралии на крытых кортах в 1947 году. Он победил на этом турнире и в парном разряде, не с Бромвичем, а с Биллом Сидуэллом, и с ним же выиграл международный чемпионат Германии 1950 года. Квист — семикратный победитель чемпионата штата Виктория и шестикратный победитель чемпионата Нового Южного Уэльса в парах[3]. После войны он ещё дважды представлял Австралию в финалах Кубка Дэвиса, но оба раза его команда не смогла на равных противостоять американцам, уступая с сухим счётом.

В 1984 году имя Адриана Квиста одновременно с именем Джона Бромвича было включено в списки Международного зала теннисной славы, а в 1987 году он стал членом Зала спортивной славы Австралии. Он скончался в ноябре 1999 года, пережив Бромвича меньше чем на месяц.

Участие в финалах турниров Большого шлема за карьеру (23)

Одиночный разряд (3+1)

Результат Год Турнир Соперник в финале Счёт в финале
Победа 1936 Чемпионат Австралии Джек Кроуфорд 6-2, 6-3, 4-6, 3-6, 9-7
Поражение 1939 Чемпионат Австралии Джон Бромвич 4-6, 1-6, 3-6
Победа 1940 Чемпионат Австралии (2) Джек Кроуфорд 6-3, 6-1, 6-2
Победа 1940 Чемпионат Австралии (3) Джон Бромвич 6-4, 3-6, 6-3, 2-6, 6-3

Мужской парный разряд (14+4)

Результат Год Турнир Партнёр Соперники в финале Счёт в финале
Поражение 1933 Чемпионат Франции Вивиан Макграт Фред Перри
Пат Хьюз
2-6, 4-6, 6-2, 5-7
Поражение 1934 Чемпионат Австралии Дон Тёрнбулл Фред Перри
Пат Хьюз
8-6, 3-6, 4-6, 6-3, 3-6
Победа 1935 Чемпионат Франции Джек Кроуфорд Вивиан Макграт
Дон Тёрнбулл
6-1, 6-4, 6-2
Победа 1935 Уимблдонский турнир Джек Кроуфорд Джон ван Рин
Уилмер Эллисон
6-3, 5-7, 6-2, 5-7, 7-5
Победа 1936 Чемпионат Австралии Дон Тёрнбулл Джек Кроуфорд
Вивиан Макграт
6-8, 8-2, 6-1, 3-6, 6-2
Победа 1937 Чемпионат Австралии (2) Дон Тёрнбулл Джон Бромвич
Джек Харпер
6-2, 9-7, 1-6, 6-8, 6-4
Победа 1938 Чемпионат Австралии (3) Джон Бромвич Готфрид фон Крамм
Хеннер Хенкель
7-5, 6-4, 6-0
Поражение 1938 Чемпионат США Джон Бромвич Дон Бадж
Джин Мако
3-6, 2-6, 1-6
Победа 1939 Чемпионат Австралии (4) Джон Бромвич Колин Лонг
Дон Тёрнбулл
6-4, 7-5, 6-2
Победа 1939 Чемпионат США Джон Бромвич Джек Кроуфорд
Гарри Хопман
8-6, 6-1, 6-4
Победа 1940 Чемпионат Австралии (5) Джон Бромвич Джек Кроуфорд
Вивиан Макграт
6-3, 7-5, 6-1
Победа 1946 Чемпионат Австралии (6) Джон Бромвич Макс Ньюкомб
Лен Шварц
6-3, 6-1, 9-7
Победа 1947 Чемпионат Австралии (7) Джон Бромвич Фрэнк Седжмен
Джордж Уортингтон
6-1, 6-3, 6-1
Победа 1948 Чемпионат Австралии (8) Джон Бромвич Колин Лонг
Фрэнк Седжмен
1-6, 6-8, 9-7, 6-3, 8-6
Победа 1949 Чемпионат Австралии (9) Джон Бромвич Джефф Браун
Билл Сидуэлл
1-6, 7-5, 6-2, 6-3
Победа 1950 Чемпионат Австралии (10) Джон Бромвич Ярослав Дробный
Эрик Стёрджесс
6-3, 5-7, 4-6, 6-3, 8-6
Победа 1950 Уимблдонский турнир (2) Джон Бромвич Джефф Браун
Билл Сидуэлл
7-5, 3-6, 6-3, 3-6, 6-2
Поражение 1951 Чемпионат Австралии (2) Джон Бромвич Кен Макгрегор
Фрэнк Седжмен
9-11, 6-2, 3-6, 6-4, 3-6

Смешанный парный разряд (0+1)

Результат Год Турнир Партнёр Соперники в финале Счёт в финале
Поражение 1934 Чемпионат Франции Элизабет Райан Колетт Розамбер
Жан Боротра
2-6, 4-6

Участие в финалах Кубка Дэвиса за карьеру (1+4)

Результат Год Место проведения Команда Соперник в финале Счёт
Поражение 1936 Уимблдон, Великобритания А. Квист, Дж. Кроуфорд Великобритания: Б. Остин, Ф. Перри, Р. Такер, П. Хьюз 2:3
Поражение 1938 Филадельфия, США Дж. Бромвич, А. Квист США: Д. Бадж, Дж. Мако, Б. Риггс 2:3
Победа 1939 Хаверфорд, Пенсильвания, США Дж. Бромвич, А. Квист США: Дж. Креймер, Ф. Паркер, Б. Риггс, Дж. Хант 3:2
Поражение 1946 Мельбурн, Австралия Дж. Бромвич, А. Квист, Д. Пэйлз США: Дж. Креймер, Г. Маллой, Т. Шрёдер 0:5
Поражение 1948 Нью-Йорк, США А. Квист, К. Лонг, Б. Сидуэлл США: Г. Маллой, Ф. Паркер, Б. Талберт, Т. Шрёдер 0:5

Напишите отзыв о статье "Квист, Адриан"

Примечания

  1. [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)
  2. [www.tennisfame.com/hall-of-famers/adrian-quist Адриан Квист] на сайте Международного зала теннисной славы  (англ.)
  3. 1 2 3 4 5 [www.sahof.org.au/hall-of-fame/member-profile/?memberID=430&memberType=athlete Адриан Квист] на сайте Австралийского зала спортивной славы  (англ.)
  4. [www.ausopen.com/en_AU/scores/records/champs_corner.html Champs Corner]. Australian Open. Проверено 7 декабря 2013.
  5. Collins& Hollander, 1997, p. 489.

Литература

  • Adrian Quist // Bud Collins' Tennis Encyclopedia / Bud Collins, Zander Hollander (Eds.). — Detroit, MI: Visible Ink Press, 1997. — P. 489—490. — ISBN 1-57859-000-0.

Ссылки

  • [www.sahof.org.au/hall-of-fame/member-profile/?memberID=430&memberType=athlete Адриан Квист] на сайте Австралийского зала спортивной славы  (англ.)
  • [www.tennisfame.com/hall-of-famers/adrian-quist Адриан Квист] на сайте Международного зала теннисной славы  (англ.)
  • [www.grandslamhistory.com/index.php?menu=players&act=GetPlayerByIDU&id=34 Все финалы турниров Большого шлема] в онлайн-справочнике Grand Slam History  (англ.)
  • [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)
  • [www.tennisarchives.com/player.php?playerid=899 Результаты в одиночном разряде] в базе данных Tennis Archives  (англ.)


Отрывок, характеризующий Квист, Адриан

– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.