Второй Ватиканский собор
Второй Ватиканский собор | |
---|---|
Дата | 1962—1965 |
Признаётся | Католицизм |
Предыдущий Собор | Первый Ватиканский собор |
Следующий Собор | нет |
Созван | Иоанном XXIII |
Под председательством | Иоанна XXIII, Павла VI |
Число собравшихся | до 2540 |
Обсуждавшиеся темы | обновление Церкви, литургическая реформа, Церковь в современном мире |
Документы и заявления | 4 конституции: Dei Verbum, Lumen Gentium, Gaudium et Spes, Sacrosanctum Concilium 9 декретов: Ad Gentes, Apostolicam Actuositatem, Christus Dominus, Inter Mirifica, Optatam Totius, Orientalium Ecclesiarum, Perfectae Caritatis, Presbyterorum Ordinis, Unitatis Redintegratio 3 декларации: Dignitatis Humanae, Gravissimum Educationis, Nostra Ætate |
Хронологический список Вселенских соборов |
Второй Ватиканский собор — XXI Вселенский Собор Католической церкви, открытый по инициативе папы Иоанна XXIII в 1962 и продолжавшийся до 1965 года, собор закрылся уже при папе Павле VI. На соборе был принят ряд важных документов, относящихся к церковной жизни — 4 конституции, 9 декретов и 3 декларации.
Содержание
Цель собора
Открывая собор 11 октября 1962, Иоанн XXIII заявил, что целью Собора является обновление Церкви и её разумная реорганизация, чтобы Церковь могла продемонстрировать своё понимание развития мира и подключилась к этому процессу. Папа высказал пожелание, чтобы результатом этого Собора стала открытая миру Церковь. Задачей Собора было не отвергать и осуждать реалии современного мира, а провести давно назревшие реформы. Принятые на соборе преобразования вызвали отторжение наиболее консервативной части католического сообщества, часть которого оказалась в фактическом расколе с Церковью (Священническое братство святого Пия Х), часть поддерживает движение за сохранение дореформенного обряда в рамках Церкви (Una Voce).
Подготовка
25 января 1959 года, через 3 месяца после своего избрания на папский престол, папа Иоанн XXIII объявил о намерении собрать Вселенский собор. 17 мая того же года была образована предподготовительная комиссия, председателем которой стал госсекретарь Ватикана кардинал Доменико Тардини[1]. Папа призвал епископов, монашеские ордена, университеты и прочие структуры Католической церкви к широкому обсуждению повестки будущего собора и проблем, требующих соборного обсуждения.
29 июня 1959 года папа Иоанн XXIII выпустил энциклику «Ad Petri Cathedram», в которой кратко обозначил цели грядущего собора: «развитие католической веры, обновление (aggiornamento) христианской жизни, приспособление церковной дисциплины к нуждам и обычаям нашего времени»[2].
К 30 мая 1960 года в комиссию поступило более 3 тысяч ответов и предложений. 5 июня 1960 года в motu proprio «Superno Dei nutu» предподготовительная комиссия была преобразована в Центральную подготовительную комиссию. Возглавлял её работу сам понтифик или его легат — декан Коллегии кардиналов Эжен Тиссеран. В булле «Humanae Salutis» (25 декабря 1961) папа обосновал необходимость созыва собора и объявил 1962 год годом начала его работы. Motu proprio «Concilium» (2 февраля 1962 года) установило дату открытия — 11 октября 1962 года.
20 июня 1962 года завершилась работа Центральной комиссии, подготовившей 73 проекта документов[2]. Однако большинство их ещё не были до конца проработаны и оставлены для доработки самим собором.
6 августа 1962 года в motu proprio «Appropinquante Concilio» был опубликован Устав собора, определяющий правила проведения собраний, порядок голосования, степень участия наблюдателей и т. д. Представители 28 христианских Церквей и деноминаций были приглашены для участия в качестве наблюдателей.
Сессии
11 октября 1962 года состоялось торжественное открытие Второго Ватиканского собора, на котором присутствовало 2540 участников. Присутствовали наблюдатели от других христианских церквей: православные, англикане, старокатолики и др. Около 300 приглашённых экспертов не участвовали в общих дебатах отцов Собора, но принимали участие в качестве консультантов и редакторов документов[1]. Работа первой сессии продолжалась до 8 декабря. Были обсуждены проекты документов о Церкви, об источниках Откровения, о средствах массовой коммуникации и ряд других. Ни один документ не был принят, сформулировано большое количество поправок и предложений, направленных в соборные комиссии, которые должны были продолжить работу в период между сессиями.
3 июня 1963 года скончался папа Иоанн XXIII, 21 июня был избран новый папа Павел VI. Вторую сессию Ватиканского собора (29 сентября — 4 декабря 1963 года) открывал уже он. Наиболее горячие дискуссии на второй сессии вызвали проекты документов о Церкви, об экуменизме (взаимодействии с некатолическими церквями) и религиозной свободе. Документы по этим темам приняты на сессии не были. Первыми документами, одобренными собором стали конституция о литургии Sacrosanctum Concilium и декрет об отношениях со СМИ Inter Mirifica[1]. Третья сессия проходила с 14 сентября по 21 ноября 1964 года. 19 ноября третья сессия приняла 2151 голосом «за» при 5 «против» один из самых важных и обсуждаемых документов — догматическую конституцию о Церкви, которая получила в финальном варианте название Lumen gentium, текст которой стал итогом многочисленных компромиссов между интегристами и прогрессистами[2]. Кроме конституции третья сессия приняла два декрета — Unitatis redintegratio (о католическом экуменизме) и Orientalium Ecclesiarum (о Восточных церквях).
Четвёртая и заключительная сессия собора прошла с 14 сентября по 8 декабря 1965 года. На ней были приняты все прочие документы собора. Наибольшие разногласия вызвала декларация Dignitatis humanae о религиозной свободе, которая резко критиковалась интегристами за либеральное понимание принципа свободы совести и за расплывчатость понятия «свобода исповедания религии»; а также конституция о Церкви в современном мире Gaudium et spes[2]. Несмотря на то, что по предложению комиссии по переработке документа «О Церкви в современном мире», она была оформлена в виде пастырской, а не догматической конституции, что означало её декларативный, а не вероучительный характер, работа собора продемонстрировала его стабильное неприятие традиционалистским меньшинством. Интегристы критиковали теологическую часть Gaudium et spes, указывали на антропоцентризм документа и чрезмерную концентрацию на социальной сущности человека. «Конституция Gaudium et spes» были принята только на последнем заседании 7 декабря 2307 голосом против 75 после открытого требования папы принять документ[2]. Ещё одним важным документом принятым на заключительной сессии стала конституция о Божественном откровении Dei Verbum (принята 18 ноября 2344 голосом против 6).
8 декабря 1965 года на площади перед базиликой святого Петра состоялась церемония закрытия Второго Ватиканского собора.
Итоговые документы
На Втором Ватиканском соборе было принято 16 документов (4 конституции, 9 декретов и 3 декларации):
Конституции:
- «Sacrosanctum Concilium» — конституция о священной литургии
- «Lumen gentium» — догматическая конституция о Церкви
- «Gaudium et Spes» — пастырская конституция о Церкви в современном мире
- «Dei Verbum» — догматическая конституция о божественном откровении
Декреты:
- «Ad gentes» — декрет о миссионерской деятельности Церкви
- «Orientalium Ecclesiarum» — декрет о Восточных католических церквах
- «Christus Dominus» — декрет о пастырском служении епископов в Церкви
- «Presbyterorum ordinis» — декрет о служении и жизни пресвитеров
- «Unitatis redintegratio» — декрет об экуменизме
- «Perfectae caritatis» — декрет об обновлении монашеской жизни применительно к современным условиям
- «Optatam totius» — декрет о подготовке к священству
- «Inter mirifica» — декрет о средствах массовой коммуникации
- «Apostolicam actuositatem» — декрет об апостольстве мирян
Декларации:
- «Dignitatis humanae» — декларация о религиозной свободе
- «Gravissimum educationis» — декларация о христианском воспитании
- «Nostra ætate» — декларация об отношении церкви к нехристианским религиям
Богословие
В ходе подготовки и работы Второго Ватиканского собора выявились расхождения между рядом консервативных участников, стремившихся к максимальному сохранению традиционных элементов богословия и литургии (т. н. «интегристы» от лат. integrum — целостный) и сторонниками серьёзных обновлений в духе объявленного папой Иоанном XXIII «аджорнаменто» (т. н. «прогрессисты»). Прогрессисты составляли большинство среди участников собора, но текст ряда итоговых документов представлял собой консенсус двух партий[1]. Несмотря на ряд революционных изменений в области литургии, отношения к служению Церкви в современном мире и отношения к другим конфессиям и религиям собор избежал новых догматических вероопределений, подтвердил как все общехристианские догматы, так и специфичные для католичества (безошибочное учительство папы ex cathedra, непорочное зачатие Девы Марии, взятие Девы Марии в Небесную Славу душой и телом).
Экклезиологическое богословие собора выразилось в конституции Lumen Gentium. Конституция определяет, что Церковь Христова может быть только одна и что она пребывает в Католической церкви, хотя и замечается, что «вне её (Церкви) состава обретаются многие начала освящения и истины, которые, будучи дарами, свойственными Церкви Христовой, побуждают к кафолическому единству»[3]. Большое внимание уделено в документах собора роли мирян в Церкви и понятию «апостольство мирян», этому посвящена 4 глава конституции Lumen Gentium и целиком — декрет Apostolicam Actuositatem.
Многие дискуссии собора касались мариологии. В первоначальной программе Собора стояло обсуждение вопросов об учении о посредничестве Девы Марии в деле искупления и об Успении. Многие даже ждали от Собора нового мариологического догмата. Однако в итоге тема посредничества вообще была снята с повестки дня, а в теме Успения Собор ограничился подтверждением недавно провозглашённого догмата о взятии Богородицы в небесную славу душой и телом. В итоге участники собора отказались от намерения создать отдельный документ о Марии и ограничились изложением католического учения о ней в заключительной главе Lumen Gentium[2]. Одним из самых дискуссионных богословских вопросов Собора был вопрос о религиозной свободе, после долгих дискуссий сформулированный в декларации Dignitatis Humanae. Документ признаёт право личности на религиозную свободу, «право на религиозную свободу коренится не в субъективном расположении личности, но в самой её природе»[4]. Утверждая закон свободы совести, свободы человека следовать своей совести, чтобы достичь Бога, Собор в то же время признал за религиозными общинами «право беспрепятственно учить своей вере и исповедовать её открыто, устно и письменно»[5].
Социальное учение было раскрыто Собором в пастырской конституции о Церкви в современном мире Gaudium et spes, декларации о религиозной свободе Dignitatis humanae, декрете об апостольстве мирян Apostolicam actuositatem и декрете о средствах массовой коммуникации Inter Mirifica. Самыми важными социальными вопросами, которым было уделено большое место в итоговых документах, стали вопросы семьи, культуры, экономики, политики и международных отношений.
Отношение Церкви к Священному Писанию и Священному Преданию отражено в догматической конституции Dei Verbum. Собор говорит об исключительной роли Библии в церковной жизни, особо подчёркивается необходимость изучения Писания для клириков. Многие богословские положения этой конституции стали ответом на новейшие исследования библеистов.
Отношение Католической церкви к экуменизму было изложено в декрете Unitatis Redintegratio. Согласно ему, католический экуменизм не предполагает упразднения межконфессиональных различий благодаря приведению догматов всех церквей к единому компромиссному варианту. Такая трактовка экуменизма неприемлема, так как католическая догматика предполагает, что вся полнота истины пребывает в Католической церкви. Католический экуменизм, согласно отцам собора, состоит в уважении ко всему тому в других конфессиях, что не противоречит католической вере. Разрешается и поощряется братский диалог и совместные молитвы с представителями других христианских церквей.
Литургическая реформа
Литургическая реформа Второго Ватиканского собора выражена в конституции Sacrosanctum Concilium. Революционным для римского обряда стало положение о допустимости национальных языков в литургии, хотя и было указано, что основным языком римского обряда должна оставаться латынь. Среди главных принципов пересмотра литургического действа называются необходимость больше внимания уделять чтению Священного Писания, активнее привлекать к ходу богослужения присутствующий на нём народ и адаптировать литургические богослужения применительно к характеру и традициям различных народов.
Конституция провозгласила: «обряды, существо которых должно строго сохраняться, следует упростить: опустить то, что с течением времени стало повторяться или было добавлено без особой пользы. Напротив, кое-что из того, что со временем незаслуженно исчезло, надлежит восстановить по исконным правилам Святых Отцов, если это покажется уместным или необходимым»[6].
Среди изменений порядка служения и чина мессы, предписанных конституцией — увеличение количества чтений из Священного Писания, расширение прав на сослужение священников, восстановление в чине мессы молитвы верных, обязательность проповеди на воскресных и праздничных мессах, разрешение на причащение мирян под двумя видами. Ряд изменений в порядке служения мессы, таких как служение священника лицом к народу не были упомянуты в конституции, но были введены в чин Novus Ordo после Собора.
Было допущено общение в таинствах с христианами-некатоликами. Декрет о Восточных церквях Orientalium Ecclesiarum предписал: «можно преподавать таинства Покаяния, Евхаристии и Елеосвящения больных восточным христианам, отделенным от Католической Церкви… если они сами об этом попросят… Более того: католикам также разрешается просить о тех же таинствах у служителей-некатоликов, в Церкви которых наличествуют действительные таинства, всякий раз, когда того потребует нужда или подлинная духовная польза, а доступ к католическому священнику окажется физически или нравственно невозможен»[7]. Было предписано изменить в сторону упрощения богослужебные одеяния и предметы.
Реформы затронули и внелитургическую церковную жизнь: был сильно изменён бревиарий, установлена обязательность катехумената для взрослых, пересмотрен чин совершения некоторых других таинств и обрядов. Подвергся изменениям и литургический календарь, изменения коснулись подчёркивания воскресенья, как главного праздничного дня, и придания центральной роли Господским и Богородичным праздникам[1].
Напишите отзыв о статье "Второй Ватиканский собор"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 «Ватиканский собор II» //Католическая энциклопедия. Т.1. М.:Изд. францисканцев, 2002
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Калиниченко Е. В., Пономарёв В. П., Пучкин Д. Э., Тюшагин В. В. [www.pravenc.ru/text/149919.html Второй Ватиканский Собор] // Православная энциклопедия. Том VII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2004. — С. 268—303. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-010-2
- ↑ [krotov.info/acts/20/2vatican/dcmnt063.html Lumen Gentium. Глава 1, &8]
- ↑ [krotov.info/acts/20/2vatican/dcmnt283.html Dignitatis Humanae. Глава 1, &2]
- ↑ [krotov.info/acts/20/2vatican/dcmnt283.html Dignitatis Humanae. Глава 1, &4]
- ↑ [krotov.info/acts/20/2vatican/dcmnt01.html Sacrosanctum concilium. Глава 4, &50]
- ↑ [krotov.info/acts/20/2vatican/dcmnt131.html Orientalium Ecclesiarum. &27]
Литература
- «Ватиканский собор II» //Католическая энциклопедия. Т.1. М.:Изд. францисканцев, 2002
- Калиниченко Е. В., Пономарёв В. П., Пучкин Д. Э., Тюшагин В. В. [www.pravenc.ru/text/149919.html Второй Ватиканский Собор] // Православная энциклопедия. Том VII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2004. — С. 268—303. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-010-2
- Документы II Ватиканского собора, Москва, 2004.
- Второй Ватиканский собор: замыслы и итоги, М., 1968.
- История II Ватиканского собора, под общей редакцией Джузеппе Альбериго, в 5-х томах, Москва, 2003—2010.
- Фолиева Т. А. [religious-life.ru/2013/12/folieva-vatikanskiy-sobor-i-sotsialnaya-doktrina-katolicheskoy-tserkvi-v-otsenke-sovetskih-religiovedov/ II Ватиканский собор и социальная доктрина католической церкви в оценке советских религиоведов] // Вестник ПСТГУ сер. 1. Богословие. Философия. — М.: ПСТГУ, 2013. — Вып. 4 (48). — С. 89–100.
Ссылки
- [www.krotov.info/acts/20/2vatican/dcmnt01.html Документы Второго Ватиканского Собора]
- [www.religio.ru/lecsicon/03/120.html Второй Ватиканский собор на сайте «Мир религий».]
|
Отрывок, характеризующий Второй Ватиканский собор
Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».
«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».
Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.