Абхазские негры

Абха́зские не́гры или кавка́зские не́гры — небольшая расово-этническая негроидная группа абхазского народа, проживающая, в основном, в абхазском селении Адзюбжа в устье реки Кодор и окрестных сёлах Абхазии (Члоу, Поквеш, Агдарра, Меркула и др.).

Происхождение

Гипотезы

Об этническом происхождении абхазских негров и о том, как эти африканцы попали в Абхазию, у специалистов единого мнения нет. Ряд историков утверждает, что заселение неграми ряда деревень в окрестностях Адзюбжи в Абхазии произошло в XIX веке (согласно Вианору Пачулиа — во второй половине XIX века; другие авторы датируют его XVII веком.

По одной из версий, несколько сотен чернокожих рабов было закуплено и ввезено князьями Шервашидзе (Чачба) для работ на плантациях цитрусовых. Этот случай стал единственным — и, по-видимому, не вполне удачным — опытом относительно массового импорта африканцев, произошедшим на территории Черноморского побережья Кавказа. По другой версии, негры-абхазы — потомки колхов. Однако вопрос о вероятности хоть какой-то преемственности между античными колхами и нынешними абхазскими неграми открыт: достоверных свидетельств о существовании негроидного населения в исторической Колхиде не имеется. Также они могут происходить от египетских коптов (копты не являются неграми) или от фалаша, эфиопских иудеев. Абхазский писатель Дмитрий Гулиа в книге «История Абхазии» развил теорию о переселении предков абхазов наряду с предками колхов из Египта и Абиссинии. Гулиа сравнил данные по топонимике Абхазии и соответствующей местности Эфиопии и утверждал, что некоторые из географических названий «совершенно одинаковы»: Багада — Багада, Гумма — Гумма, Табакур — Дабакур и т. д.

В 1927 году заинтересовавшийся проблемой Максим Горький вместе с абхазским писателем, председателем ЦИК ССР Абхазии Самсоном Чанба посетил село Адзюбжу, где встречался со старожилами-неграми. По итогам своей поездки и сравнения полученных сведений с доступной ему литературой он счёл эфиопскую версию происхождения абхазских негров похожей на достоверную.

Легенды

Существует и ряд «народных» опоэтизированных легенд. По одной из них, упоминавшейся в докладной записке Ивана Исакова Никите Хрущёву, вблизи абхазских берегов во время шторма потерпел крушение османский корабль с невольниками, которых везли на продажу. И нынешние негры-абхазы — потомки спасшихся с того корабля и основавших колонию в Абхазии. Эта легенда, правда, не объясняет, как такой корабль могло занести в воды этой части Чёрного моря настолько далеко от основных морских путей негритянской мировой работорговли.

Другая легенда повествует о сношениях нартов и неких «чернолицых людей». По ней легендарные нарты вернулись на Кавказ из дальнего африканского похода с сотней провожатых-негров. Последние остались жить в Абхазии в селе Адзюбжа.

По третьей легенде к появлению негров-абхазов причастен Пётр Великий: он-де ввозил в Россию много арапов — и тех из них, которые не смогли акклиматизироваться в северной столице России, Санкт-Петербурге, щедро дарил абхазским князьям. По свидетельству кандидата исторических наук Игоря Бурцева, таких «подарков Петра» в Абхазии действительно могло оказаться несколько десятков.

Возможно, в определённой степени верными являются сразу несколько научных гипотез и легенд одновременно: многие из них де-факто не исключают, а дополняют друг друга.

История

По-грузински негры-абхазы назывались შავი კაცი (шави каци; «чёрный человек») или შავი ხალხი (шави халхи; «чёрный народ»). В упомянутой докладной записке Ивана Исакова Хрущёву об абхазских неграх, в числе прочего, рассказывается, что наместник Кавказа Илларион Воронцов-Дашков, подражая Петру Великому, имел в своём личном конвое негров из Адзюбжи, которые сопровождали его в черкесках. Принц Александр Ольденбургский, основатель Гагры, держал при своём дворе по нескольку представителей от каждого из народов Черноморского побережья Кавказа, в том числе местных негров. По рассказу А. М. Чочуа, в 1880-х годах в Адзюбже жила большая семья негров: мать Халлыла, её сыновья Амбер, Ква-Ква и Черин и дочери; сыновья женились на абхазских девушках.

Известно, что уже в XIX веке все абхазские негры говорили только по-абхазски и считали себя представителями абхазского народа. Остальные абхазы воспринимают это без возражений, как должное. Их совокупное количество оценивается разными наблюдателями в диапазоне от «нескольких семей» до «нескольких деревень». Относительно преимущественного вероисповедания среди источников тоже нет единства — по-видимому (см. ниже) в Абхазии существуют или существовали в недавнем прошлом и негры-христиане, и негры-мусульмане, и негры-иудеи.

Современность

О. В. Маан (2006) указывает, что они живут в сёлах Адзюбжа, Кындыг, Тамыш, Тхина, Река, Елыр. В. Пачулиа (1964) добавляет также селения Паквеш, Меркула, Ачандара, а также город Сухум.

Абхазские негры занимаются выращиванием цитрусовых, винограда, кукурузы, работают на угольных шахтах Ткуарчала, на предприятиях Сухума — трикотажной фабрике, в порту и др. Как и многие абхазы, абхазские негры сегодня говорят и по-русски. Большая их часть ассимилирована и сильно метисирована, многие покинули Кодор, осев в других частях Абхазии, соседних Грузии и России, а также и за их пределами.

Свидетельства

Среди весьма противоречивых свидетельств, касающихся или предположительно касающихся предков абхазских негров или их самих, исследователи обычно отмечают следующие:

Колхи, по-видимому, египтяне: я это понял сам еще прежде, чем услышал от других. Заинтересовавшись этим, я стал расспрашивать [об этом родстве] как в Колхиде, так и в Египте. Колхи сохранили более ясные воспоминания о египтянах, чем египтяне о колхах… Они темнокожие, с курчавыми волосами. Впрочем, это ещё ничего не доказывает. Ведь есть и другие народы такого же вида. Гораздо более зато основательны следующие доводы. Только три народа на земле искони подвергают себя обрезанию: колхи, египтяне и эфиопы.

— Геродот, [ancientrome.ru/antlitr/herodot/herodot2.htm История. В девяти книгах. Книга II. Евтерпа] / Пер. Г. А. Стратановского. — М.: АСТ, «Ладомир», 2001.

Святой Иоанн Златоуст, пребывавший в ссылке в Питиунте (ныне Пицунда), упоминает^{[уточнить]} об «эфиопах» как о части коренного населения.

Я был поражён чисто тропическим ландшафтом. На яркой зелени густых девственных зарослей вырисовывались хижины… крытые тростником, копошились курчавые негритята, везде были… чёрные люди в белых одеждах. Негры ничем не отличаются от абхазцев, говорят только по-абхазски, исповедуют ту же веру… Мне думается, что негры в этих местах являются случайным элементом.

— этнограф Е. Марков, [old.russ.ru/ist_sovr/20021015.html публикация в газете «Кавказ»], 1913 год.

В 1884 году я проехал часть Абхазии и встретил там несколько негров. Тип лица у них, как мне помнится, был абиссинский, но у них самих каких-либо определенных сведений о своем происхождении не было. По религии они были мусульмане, но, кажется, они что-то знали и о католичестве. В 1887 году я взял одного молодого, лет 20, негра в прислуги. Это был самый преданный человек. Он нигде не соглашался спать, кроме, как у дверей моей комнаты. Он был католик.

— В. Тьебо, [viperson.ru/wind.php?ID=601637&soch=1 публикация в газете «Кавказ»]

До сих пор в горах Абхазии осталось негритянское население. …Мусульманские чёрные деревни Абхазии жили немногим лучше, чем их предки в Африке: почти полная неграмотность, бедность. Местное население не смешивается с неграми, их оттеснили в бесплодную горную местность… Молодёжь, знающая по-русски… рассказывала, что все хотят учиться, что женщины неграмотны, что, вообще, — раса вымирает.

— дочь Иосифа Сталина Светлана Аллилуева, [old.russ.ru/ist_sovr/20021015.html Только один год] — Нью-Йорк: Harper & Row, — 1969. ISBN 0-06-010102-4

Впервые я увидел их не в Израиле, а в далёком Сухуми. И встретились мы в… сухумской синагоге. На втором этаже служка продал мне пакет мацы, испечённой на «американской машине». Вдруг в комнату вошли несколько совершенно чёрных курчавых мужчин — по виду настоящие негры — и на абхазском языке что-то спросили служку. Он им ответил… Когда они ушли, я спросил: «Эти негры — евреи? И как они здесь очутились?»

— Н. Орлов, [old.russ.ru/ist_sovr/20021015.html Абхазские потомки Пушкина] — журнал «Алеф» (Израиль)

— Ну а как живется неграм в Советском Союзе?
— Каким неграм? — заинтересовался хозяин.
— Как каким? — удивился принц, оглядывая местных негров, сидевших за этим же столом. — Вам!
— А мы не негры, — сказал хозяин, улыбаясь своей характерной улыбкой и кивая на остальных негров, — мы — абхазцы.

— писатель Фазиль Искандер, [lib.ru/FISKANDER/sandro2.txt Сандро из Чегема, книга 2.] — М.: «Московский рабочий», — 1989.

В других частях Кавказа

Небольшое число негров в XIX — начале XX века проживало также в аджарском городе Батуми.

В Библиотеке Конгресса США в составе коллекции фотографа Джорджа Кеннана хранится фотография карабахского негра-арабо-горца (1870—1886 годы).

Английский писатель и историк Джейсон Гудвин (англ.) в своей книге «Величие и крах Османской империи» приводил примеры и других африканцев, живших в европейской части империи: чернокожих черногорцев, потомков вывезенных из Африки в XVI в. рабов, живших в городке Улцинь по крайней мере до 70-х годов XX века, и негров-язычников, обитавших в пещерах и развалинах под афинским Акрополем.

См. также

• Араб Высочайшего двора
• Дети фестиваля
• История Абхазии
• Негры и мулаты в России
• Эфиопские евреи

Литература

• Кторова, А. [old.russ.ru/ist_sovr/20021015.html Загадка национальных корней Пушкина] — «Русский журнал», 15 сентября 2002 года.
• Рихтер, З. [skitalets.ru/books/abhazia_rihter/index.htm В солнечной Абхазии и Хевсуретии] // Из серии «Библиотека пролетарского туриста» — М.-Л.: «Физкультура и туризм», — 1930.
• Blakely, A. [www.amazon.com/Russia-Negro-Russian-History-Thought/dp/0882581759 Russia and the Negro: Blacks in Russian History and Thought] — Howard University Press. — 1989. — P. 201. — ISBN 978-0-88258-175-0 (англ.)

Ссылки

• Voronov, Y. [www.circassianworld.com/Abkhazians.html Abkhazians — Who are they?] на сайте circassianworld.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Абхазские негры

– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.