Аль-Фатиха

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сура 1: Аль-Фа́тиха   

Арабский текст суры
Основная информация
Название

Аль-Фа́тиха

Оригинал

الفاتحة

Значение

Открывающая

Место

Мекка

Порядок

5

Расположение
Номер

1

Джуз / хизб

1 / 1

Следующая

Аль-Бакара

Статистика
Руку

1

Аятов

7

Слов / букв

29 / 139

Дополнительная информация
Переводы

[ru.holyquranacademy.org/quran/sura/1 Академия Корана]
[koran.islamnews.ru/?syra=1&ayts=1&aytp=&orig=on&original=og1&dictor=8&s= IslamNews.ru]


                                   
Аль-Фа́тиха (араб. الفاتحةОткрывающая) — первая сура Корана. Ниспослана в Мекке. Состоит из 7 аятов.

Это первая сура по порядку расположения в Коране и первая сура, ниспосланная полностью. В этой суре говорится о совокупности идей и общем значении Корана, который подтверждает единобожие, является благой вестью для верующих, предупреждает о наказании неверующих и грешников, указывает на необходимость поклонения Аллаху, на путь к счастью в настоящей и будущей жизни и рассказывает о тех, которые повиновались Аллаху и обрели блаженство, и о тех, которые не повиновались Ему и оказались в убытке, и поэтому эта сура называется «Мать Книги»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4547 дней].

Фатиха является наиболее распространённой мусульманской молитвой, и обязательно читается в каждом ракаате намаза.





Содержание

Текст

Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного.

Хвала Аллаху — Господу [обитателей] миров, милостивому, милосердному, властителю дня Суда! Тебе мы поклоняемся и к Тебе взываем о помощи: веди нас прямым путём, путём тех, которых Ты облагодетельствовал, не тех, что [подпали под Твой] гнев, и не [путём] заблудших.

Коран [koran.islamnews.ru/?syra=1&ayts=1&aytp=7&osm=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 1:1—7] (Османов)

Толкование

Бисмиля

Учёные разных направлений разошлись во мнениях относительно того, являются ли слова «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного» (бисмилля) частью сур Корана наряду с другими аятами. Большинство суннитских богословов полагают, что это так и есть, однако среди людей Сунны и согласия есть и учёные, которые не соглашаются с такой точкой зрения. К примеру, часть шафиитских толкователей рассматривает бисмилля как аят суры «Аль-Фатиха», однако не считают её частью всех иных сур, которые она также предваряет (кроме суры «Ат-Тауба», в которой эти слова отсутствуют). Другая группа шафиитских экзегетов вообще не считает басмалу аятом Корана.

Однако шиитские толкователи убеждены в том, что бисмилля является частью всех без исключения сур Корана, даже суры «Ат-Тауба». Доводом в пользу этого является соответствующий хадис от имама Джафара ас-Садика. Более того, шиитские богословы уверены в том, что в каждой суре бисмилля приобретает своё особое значение в зависимости от смыслового контекста самой суры.

В частности, в своём толковании суры «Аль-Фатиха» имам Хомейни отмечает:

В фикхе указано, что если мы захотим прочитать [вслух] более одной суры, декламации “Во Имя Аллаха” только один раз в самом начале будет недостаточно; эта фраза должна повторяться в начале каждой суры. Причиной этого является то, что точный смысл и функция выражения варьируется в зависимости от обстоятельств.[1]

Толкование слова «имя»

Арабское слово «исм» اسم означает знак, который указывает на известную нам вещь.

В своём мистическом ирфаническом комментарии к «Аль-Фатихе» имам Хомейни пишет:

Имя есть знак. Имена даны людям и приписаны вещам, дабы обеспечить их символом, с помощью которого они могут быть определены и различимы одно от другого. Имена Господа также являются символами Его Святой Сущности; и это лишь Его имена, которые служат знанием человеку. Сама Сущность — это то, что лежит совершенно за гранью досягаемости человека и даже, несмотря на Печать Пророчества, самые знающие и благородные люди не могут приобрести знание Сущности. Святая Сущность не известна никому, кроме её самой. Это имена Господа, которые доступны человеку. Однако есть разные уровни в понимании этих имён. Мы можем понимать их на определённых уровнях, но постижение на других уровнях предназначено аулийа, Самому Благородному Посланнику и тем, кого он наставлял.

Целый мир есть имя Господа, ибо имя есть символ, и все создания, существующие в мире — символы Святой Сущности Всемогущего Господа. Здесь некоторые люди могут достичь глубокого понимания того, что подразумевается под «символами», в то время как остальные способны охватить только основное значение — что ни одно творение не приходит в эту жизнь само по себе.[2]

Толкование атрибутов «ар-Рахман» и «ар-Рахим»

По мнению мусульманских богословов, эти атрибуты являются одними из главных, атрибутами сущности Аллаха. Они представляют собой квинтэссенцию всех иных сифатов Аллаха, и поэтому они дважды упоминаются во вступительной суре Корана.

Согласно историческим свидетельствам, мекканские язычники не знали и не признавали формулы «ар-Рахман, ар-Рахим». Поскольку их многобожие заключалось не в отрицании Аллаха, а в поклонении иным божествам, помимо Аллаха, свои договоры они часто предваряли словами «бисмике Аллахумма» («во имя твоё, о Аллах»). Во время заключения Худайбийского мира с мекканцами пророк Мухаммад был первым, кто использовал формулу «Бисми-Ллахи-р-Рахмани-р-Рахим» ("Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного). Этим он подчёркивал суть принесённой им религии, а именно: что она является религией милости и милосердия Творца по отношению к творению. Такая формулировка ещё долго вызывала неприятие со стороны арабов, вплоть до того, что первый омейядский халиф Муавия предпочитал языческую формулу «бисмике Аллахумма».

Рассматривая атрибуты «ар-Рахман» и «ар-Рахим» как синонимы, исламские теологи при этом всё же выявляют ряд смысловых нюансов и отличий между этими двумя сифатами. Так, атрибут «ар-Рахман» означает милость Аллаха по отношению ко всем людям, и праведным, и не праведным (поскольку они тоже пользуются дарами и благами этого мира, равно как и отсрочкой в наказании за грехи). Он обозначает милость Аллаха и в этой жизни (дуниа), и в будущей жизни (ахират). Однако сифат «ар-Рахим» означает только милость Аллаха к верующим и праведным мусульманам, и относится к жизни будущей (ахират).

Второй аят

Толкование понятия «хамд» («хвала»)

По мнению исламских богословов, употребление слова «хамд», а не его синонимов, в первом аяте суры «Аль-Фатиха» не случайно. Во-первых, именно это слово используется в арабском языке для прославления живого, а не умершего. Во-вторых, употребление слова «хамд» («хвала»), а не «шукр» («благодарность»), связано с мистическими и ирфаническими особенностями исламского вероучения. Ибо понятие «хамд» предполагает восхваление Аллаха за красоту творения и милость, а понятие «шукр» сопряжено с признательностью за ниспосланные блага.

Толкование понятия «Рабб» («Господь»)

Термин «Рабб» («Господь») сопряжён с понятием «ат-таухид ар-рубубиййа», то есть «единобожие в господстве». Повторение формулы «ар-Рахмани-р-Рахим» в следующем аяте призвано подчеркнуть, что господство Аллаха над мирами неразрывно связано с Его милостью и милосердием по отношению ко всему сотворённому. Кроме того, в понятие «Рабб» заложена и иная смысловая коннотация: это означает, что Аллах содержит свои творения, снабжая их всем необходимым для жизни, и это содержание также исполнено милости и милосердия.

Толкование понятия «аль-'аламин» («миров»)

Согласно суннитским и шиитским тафсирам, в данном случае имеются в виду как миры сотворённого — мир растений, мир животных, мир людей, мир джиннов, мир ангелов, так и невидимые глазу миры сокрытого. Кроме того, имеются в виду также миры разумов (укул), ибо, согласно хадисам, разум и ум (акл) — самое высокое и почитаемое творение Аллаха.

Третий аят

Повторение формулы «ар-Рахмани-р-Рахим».

Четвёртый аят

Толкование понятия «малик» («господин», «владыка»)

Поскольку в третьем аяте повторяется формула «ар-Рахмани-р-Рахим», это также влияет и на толкование четвёртого аята, в котором априори заложен такой смысл, что Владыка в Судный день — Милостив, Милосерден. Употребление слова «малик» (в форме причастия действительного залога) указывает на то, что Аллах превыше любых земных царей и правителей, которые перед Аллахом не обладают никакой реальной властью.

Толкование понятия «йауму-д-дин» («Судный день»)

Интерпретаторы Корана отмечают, что кораническое понятие «йаум» («день») не обязательно означает сутки длительностью в 24 часа. Часто оно употребляется для обозначения каких-либо более длительных временных этапов и трактуется, тем самым, аллегорически.

Слово «йаум» в Священном Коране используется применительно к любому промежутку времени, от мгновения (55:29) до пятидесяти тысяч лет (70:4), и может поэтому соответствовать сколь угодно малому или сколь угодно большому периоду...йаум — это время, время как первой, так и второй половины суток, время абсолютное, не зависящее от того, о ночи или о дне идёт речь, о кратком промежутке или о долгом; означает это слово и период времени от восхода солнца до его заката.[3]

Понятие «дин» переводится как «закон», «власть», «подчинение». Это же слово используется для самоидентификации самой религии ислам. Понятие «дин» упоминается в данном аяте, чтобы сделать акцент на суде Аллаха над людьми по законам ислама, а также на абсолютной власти Аллаха, в частности, в Судный день.

Пятый аят

Толкование оборота «иййака»

Благодаря употреблению данной частицы подчёркивается, что мусульмане поклоняются именно и только Аллаху, и лишь на Аллаха уповают и возлагают надежды (о чём говорится в данном аяте впоследствии).

Толкование слова «на’буду»

Это форма глагола «'абада» множественного числа настоящего времени в первом лице. Множественное число со значением «мы» употреблено, ибо ислам позиционирует себя в качестве религии джамаата — общины мусульман, связанных друг с другом узами веры и братства. Согласно Корану, в Судный день людей будут судить сначала группами и партиями вместе с руководителем каждой из них, а затем уже в индивидуальном порядке. Это положение разъяснено в тафсире ко многим аятам других сур. Кроме того, в Шариате есть понятие «фард айн» (индивидуальная обязанность) и «фард кифаййа» (коллективная обязанность), и многие обязанности возложены не только на индивидуума, но и на общину — умму, и выполнимы только в коллективном порядке. Другим производным от корня «'абада» является слово «ибадат», которое в исламе означает поклонение Аллаху. В более узком смысле слова оно применяется к ритуальной части исламских предписаний (намаз, саум, хадж), в отличие от понятия «муамалат», при помощи которого обозначают нормы Шариата, касающиеся взаимодействия людей в социуме.

Толкование слова «наста’ин»

Это форма глагола «иста’ана» множественного числа настоящего времени в первом лице, означает «уповать на кого-либо», «просить о помощи». Множественное число и оборот «ийаке» использованы по той же причине, что и в случае с глаголом «на’буду». Слово употребляется после глагола «на’буду», ибо условием просьбы о помощи, обращённой к Аллаху, является поклонение (ибадат).

Шестой аят

Толкование оборота «ихдина»

Слово «ихди» является повелительным наклонением от глагола «хада» — «вести», «руководить».

С точки зрения ислама, мольба о руководстве является очень важной, поскольку у человека может быть искренний ният (намерение) при поклонении Аллаху, однако он объективно может совершать ошибки в этом поклонении.

Маулана Мухаммад Али отмечает:

Хидайат (водительство, руководство) означает не одно лишь указание дороги, но также ведение человека по истинному пути, пока не достигнет он цели своей.[4]

В шиитском исламе тема руководства прочно увязывается с доктриной имамата. Согласно шиизму, имам является гарантом исполнения предписаний Шариата и их сохранения, толкования, передачи в аутентичном и не искажённом виде. Более того, имам воспринимается как «Коран натик» — говорящий Коран. Поскольку руководство человечеством после пророка возложено на имамов, двенадцатый и последний из них, который, согласно шиитской доктрине, находится в сокрытии, носит титул «аль-Махди» (причастие глагола «хада» в пассивном залоге), то есть ведомый непосредственно Аллахом. Таким образом, имам, будучи назначен руководителем и вождём мусульман, при этом не придаётся Аллаху в сотоварищи и является точно таким же рабом Аллаха, как и другие люди, а потому по отношению к Аллаху является ведомым.

Толкование выражения «ас-сырат аль-мустаким»

Оборот «ас-сырат аль-мустаким» означает «Прямой путь».

В тафсире «Свет Священного Корана» разъясняется:

Читая аяты Корана, можно прийти к заключению о том, что под прямым путём в нем подразумевается доктрина единобожия, религия истины и веры в путеводную роль Аллаха, как гласит сура Ан‘ам (Скот): «Скажи: "Воистину, мой Господь вывел меня на прямой путь посредством истинной религии, веры Ибрахима (Авраама) – ханифа. А он не был многобожником"» (6:161). 1

Здесь «истинная религия» и «монотеистический путь Авраама как истинная вера», в которой он не молился никакому иному богу, кроме Аллаха, представляются как «прямой путь». Это тот аспект «прямого пути», который связан с понятием «веры».[5]

В шиизме понятие «Прямой путь» тесно связан с Ахль аль-Байт. На это также указывают и ряд суннитских учёных:

...Ахмад ибн Мухаммад ибн Ибрагим ас-Салаби, передает слова Абу Бурейды аль-Аслами, одного из сподвижников святого Пророка (ДБАР), который однажды сказал: «"Прямой путь" – это путь Мухаммада и его потомков.[6]

Седьмой аят

Толкование оборота «ан’амта 'алейхим»

Глагол «ан’амта» в форме второго лица единственного числа прошедшего времени («награждать», «оказывать благодеяние») является однокоренным по отношению к существительному «ни’мат» («благоденствие», «счастливая жизнь», «благосостояние», «богатство», «дар», «милость», «благодеяние»).

В тафсире «Свет Священного Корана» этот аят проясняется следующим образом:

Описание таких людей мы встречаем в суре Ан-Ниса (Женщины): "А те, кто повинуется Аллаху и посланнику, пребывают в числе тех, кого облагодетельствовал Аллах: с пророками, праведниками, [мучениками], погибшими в битве за веру, благочестивыми мужами. Прекрасные это соратники" (4:69).

Как мы видим, в этом аяте приводится описание тех, кто был осыпан благами и Милостью Аллаха. Это четыре категории людей: пророки, праведники, мученики и благочестивые.[6]

Толкование оборота «гойри-ль-магдуби 'алейхим ва ля-д-дооллиин»«Аль-магдубу 'алейхим» — это «находящиеся под гневом», а «ад-даллин» — заблудшие.

Комментаторы Корана несколько расходятся в толковании этого аята:

  1. Некоторые считают, что:
Из того, как употребляются слова /магдуби ‘алайхим/ "навлекшие на себя гнев" в различных сурах Корана, мы можем сделать вывод о том, что их положение хуже, чем у /даллин/ "заблудших". Другими словами, "заблудшие" – это просто выбравшие неверный путь, а "навлекшие на себя [Его] гнев" - это те, кто избрал неверный путь и упорствует в своем заблуждении. Сказанное выше объясняет тот факт, что Коран неоднократно призывает Гнев и Проклятье Аллаха на головы последних.[6]
  1. Другие комментаторы полагают, что и в ту, и в другую группу входят иудеи и христиане по мере их упорствования в своём неприятии ислама (те, кто не принимают и не выказывают агрессии, являются заблудшими, а те, кто агрессивно противится — находящимися под гневом).
  1. Третьи считают, что под находящимися под гневом подразумеваются иудеи, а под заблудшими — христиане.
  1. Находящиеся под гневом — совершающие акты неповиновения Аллаху в своих действиях (например, если женщина не носит хиджаб), а заблудшие — сбившиеся с пути в мыслях и представлениях (например, если она отрицает обязательность его ношения в исламе).

Использованная литература

  • Имам Хомейни. Толкование суры «Открывающая», Научная книга, — М., 2012.
  • Коран. Перевод академика И. Ю. Крачковского, — М., 1963.
  • Священный Коран, двуязычное издание (переработанное), автор перевода с арабского языка на английский, вступительной статьи и комментариев — Маулана Мухаммад Али, перевод на русский доктора Александра Садецкого, Ахмадийа Андуман Ишаат Ислам, Лахор инк. США, 1997.
  • Свет Священного Корана, «Исток», — М., 2011.
  • Х. К. Баранов. Арабско-русский словарь, под редакцией В. А. Костина, издание третье. Москва, издатель Валерий Костин, 2007.

Напишите отзыв о статье "Аль-Фатиха"

Примечания

  1. Имам Хомейни. Толкование суры «Открывающая», Научная книга, Москва, 2012, стр. 105.
  2. Там же, стр. 92.
  3. Священный Коран, двуязычное издание (переработанное), автор перевода с арабского языка на английский, вступительной статьи и комментариев — Маулана Мухаммад Али, перевод на русский доктора Александра Садецкого, Ахмадийа Андуман Ишаат Ислам, Лахор инк. США, 1997, стр. 5.
  4. Там же, стр. 6.
  5. Свет Священного Корана, том 1, "Исток", 2011, толкование к суре "Аль-Фатиха".
  6. 1 2 3 Там же.

Ссылки

  • Сура 1. Аль-Фатиха // Йусуф Али «The Holy Qur’an» (Священный Коран: Текст, перевод и комментарии), 1938 г.
  • [askimam.ru/books/tolkovanie-korana/ Толкование сур Корана (тафсир Таки Усмани, Ибрагима Десаи)] на Askimam.ru
  • [suralar.com/001.htm Толкование первой суры Корана (тафсир Кулиева)] на suralar.com
Предыдущая сура: нет Сура 1Арабский текст Следующая сура: Аль-Бакара

Отрывок, характеризующий Аль-Фатиха

– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…