Конгресс американской Полонии
Конгресс американской Полонии (Конгресс польских американцев) (англ. Polish American Congress (PAC), польск. Kongres Polonii Amerykańskiej) — зонтичная организация[1] созданная в июне 1944 года по инициативе деятелей польской эмиграции в США для «содействия и спасения Польши от угрозы со стороны СССР ввиду марша Красной Армии через территорию Польши».[2] Устав заявлял целью PAC борьбу с коммунизмом на родине и принятие мер для восстановления полного суверенитета Польши. В этом вопросе Конгресс добивался поддержки правительства США, а на родине поддерживал оппозицию. [3] [4]
История
Во время учредительного конгресса в Буффало было решено, что во главе PAC будет стоять президент самой большой и самой богатой (речь шла о финансировании деятельности) организации польских эмигрантов, каковым был Национальный Союз Польши (польск. Związek Narodowy Polski ,англ. Polish National Alliance (PNA) ) таким образом первым президентом PAC стал председатель PNA Кароль Розмарек. Вторым был Алоиз Мазевский, а третьим (до 22 марта 2005 года) Эдвард Москаль. В состав PAC вошло свыше 100 организаций польских эмигрантов в США, а также много физических лиц. PAC делится на Отделения в штатах США, из которых самым многочисленным является Отделение в штате Иллинойс (президент Христофер Курчаба). Достижениями PAC за время его деятельности считаются: способствование признанию катынского преступления советским преступлением и геноцидом в Конгрессе США, значительный вклад в приём Польши в НАТО, а также многочисленные акции поддержки со времён Солидарности и до сегодняшнего дня.
1948: PAC успешно лоббирует принятие Конгрессом США специального закона подписанного президентом Гарри Трумэном который позволил 140 000 польским беженцам, жертвам войны и ветеранам польских вооруженных сил в Западной Европе переехать на постоянное место жительство в США.
1949: РАС поддерживает создание радиостанции Свободная Европа «как голоса правды для народов Восточной Европы порабощенных коммунизмом» [5]
1952: Специальная комиссия Конгресса США, решительно поддержанная PAC, расследует убийство более чем 14 000 офицеров польской армии в начале Второй мировой войны в Советском Союзе.
СССР резко осуждает эту акцию, заявляя, что в убийстве виновна нацистская Германия. «После исчерпывающего рассмотрения, Комиссия нашла, что Советский режим и его секретная полиция несет ответственность за это зверство»[5]. Главным следователем специальной комиссии конгресса США был Роман Пучински (англ. Roman Conrad Pucinski), польский американец, который, затем, в 1958 году был избран в палату представителей конгресса США. Позднее он был выбран вице-президентом РАС.
PAC поддерживает платформу республиканцев, которая призывает к освобождению Восточной Европы от советского господства. Хотя многие польские американцы, традиционно голосующие за демократическую партию, перешли на поддержку Дуайта Эйзенхауэра, кандидата в президенты от республиканцев, Эйзенхауэр после победы отказался от идеи освобождения в пользу «сдерживания коммунизма». PAC был против позиции США и их союзников, следующих политике сдерживания, и не предпринявших военных действий в поддержку венгерского восстания 1956 года.
1957: После краха «про-сталинского режима в Польше в 1956 году и замены его на, как казалось, ориентированный на реформы коммунистический режим Владислава Гомулки, PAC поддержал инициативу правительства США по предоставлению ему помощи, направленной на то чтобы попытаться оторвать Гомулку от Москвы. До конца 60-х годов на это было затрачено несколько сотен миллионов долларов хотя цели и не были достигнуты»[5]. В то же время возобновилась польская эмиграция в США, позволившая воссоединиться тысячам семей. Нормализация отношений после 1957 года также предоставила новые возможности для польских американцев посетить свою родину и восстановить личные контакты с родственниками. «Эти обновленные контакты усилили как жизнестойкость американской Полонии, так и жажду польским народом свободы своей стране»[5].
Председатели Конгресса Американской Полонии
- Кароль Розмарек (англ. Karol Rozmarek)(с 1944 г.)
- Алоиз Мазевский (англ. Alojzy Mazewski)(с 1968 г.)
- Эдвард Москаль (англ. Edward Moskal)(с 1988 г.)
- Виргиня Сикора (англ. Virginia Sikora)
- Францишек Спуля (англ. Franciszek Spula)
Напишите отзыв о статье "Конгресс американской Полонии"
Ссылки
- ↑ umbrella organization — зонтичная организация [структура]. Учреждение, которое поддерживает несколько других организаций, работающих в определенной области; такое учреждение является представителем объединения (союза) этих организаций и имеет собственное название. ([web.archive.org/web/20070806141259/ecsocman.edu.ru/db/dict/4682/dict.html?wd=19589 Англо-русский толковый словарь «Менеджмент и экономика труда»])
- ↑ [www.itvp.pl/info/news.html?channel=-1&news=550218 iTVP — Serwis informacyjny — Archiwum wiadomości]
- ↑ [www.pilsudski.org/Polish/Zbiory/Archiwum/Archiwum-017.html Instytut Józefa Pilsudskiego w Ameryce — Archiwum — Kongres Polonii Amerykańskiej]
- ↑ [www.wprost.pl/ar/?O=82573&C=71 Wprost 24 — Spula prezesem Kongresu Polonii Amerykańskiej]
- ↑ 1 2 3 4 [www.pac1944.org/history/history1.htm Polish American Congress]
Официальный сайт
- [www.pac1944.org Polish American Congress] (Официальный сайт организации «Конгресс американской Полонии»)
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Конгресс американской Полонии
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
