Лейн, Артур Блисс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Лейн.
Артур Блисс Лейн
англ. Arthur Bliss Lane
американский дипломат
Дата рождения:

16 июня 1894(1894-06-16)

Место рождения:

Бруклин

Дата смерти:

12 августа 1956(1956-08-12) (62 года)

Артур Блисс Лейн (англ. Arthur Bliss Lane) (16 июня 1894 — 12 августа 1956) — американский дипломат (1917—1947), посол США в Польше (1945—1947).





Дипломатическая карьера

В 1917—1919 годах — секретарь посольства США в Риме, 1919 — секретарь американского представительства в Варшаве, руководимого Хью С. Гибсоном (англ. Hugh Simons Gibson), 1920 — в Лондоне, где работал как секретарь поочерёдно под руководством послов: Д. У. Дэвиса (англ. John William Davis), а в дальнейшем Д. Б. Харвея (англ. George Harvey). Из Лондона должен был быть переведён в Буэнос Айрес, но состояние здоровья его супруги стало причиной того, что его перевели в Берн в Швейцарию, где А. Блисс Лейн работал вместе с Джозефом К. Греем (англ. Joseph Clark Grew). Вместе с повышением по службе Грея на должность Государственного Секретаря в 1923 году, также и А. Блисс Лейн вернулся в Вашингтон.

Как Самнер Уэллес (англ. Benjamin Sumner Welles), с которым Блисс Лейн вёл оживлённую переписку, так и сам Франклин Делано Рузвельт называл молодого дипломата, каковым был тогда Блисс Лейн, попросту: «Артуром». Его дальнейший путь быстрого повышения по службе по ступенькам дипломатической карьеры включал представительства в Европе и в Южной Америке. В 1933 году А. Блисс Лейн был назначен американским послом в Никарагуа, где принял активное участие противодействуя замыслам свержения правительства Хуана Сакаса (англ. Juan Bautista Sacasa). Три года спустя, в 1936 году, в том же самом ранге был представителем США в балтийских странах: Литве, Латвии и Эстонии. Год спустя он очутился уже в Югославии. В 1941 году под его опеку перешло представительство в Коста-Рике, а в 1942 году А. Блисс Лейн был назначен послом США в Колумбии.

Посол США в Польше

Был назначен Рузвельтом послом США при польском правительстве в Лондоне 21 сентября 1944 года, однако ввиду вступления Красной Армии на территорию Польши, так никогда в этом качестве в Лондон и не поехал, в соответствии с предписанием начальства ожидая в Вашингтоне дальнейшего развития ситуации.

Посол без посольства старался получить как можно больше информации не только о Польше, но и о касающихся её американских планах. 7 июня 1944 года с американским президентом о польских делах беседовал Станислав Миколайчик. 20 ноября своих (буквально) 5 минут удостоился также и Блисс Лейн. Он так впоследствии вспоминал ход этих переговоров:

«Я сказал, что, по моему мнению, сейчас самым насущным было бы оказание нажима на советское правительство, с тем, чтобы поддержать независимость Польши, и добавил, что если мы не продемонстрируем нашу силу в минуту, когда имеем самые мощную армию, флот и военно-воздушные силы в мире, и как раз тогда когда президент получил очередной мандат от общества — не знаю, будем ли тогда когда-нибудь ещё сильнее. На что президент отозвался резко и с нотой сарказма — „Ты хочешь, чтобы я пошёл на войну с Россией?“ Я ответил, что не это имел в виду, а только то, чтобы мы должны занять жёсткую линию и не сходить с неё, и тогда, есть уверенность того, что мы достигнем наших целей. Я понял, что у президента было отличное от нашего видение свободной Польши. Президент сказал, что имеет полное доверие к словам Сталина и высказал уверенность, что тот от них не откажется».

13 февраля, то есть сразу после окончания Ялтинской конференции, госсекретарь Джозеф К. Грей сделал заявление, из которого следовало, что Артур Блисс Лейн останется в Вашингтоне, ожидая дальнейшего развития ситуации. 5 апреля 1945 Блисс Лейн направил Э. Стеттиниусу меморандум, где рекомендовал проинформировать американское общественное мнение об ухудшении американо-советских отношений, особенно в связи с Польшей. После смерти Рузвельта, его преемник подтвердил назначение Блисс Лейна на должность посла США в Польше. 4 июля Блисс Лейн, который настойчиво добивался встречи с новым госсекретарем — Джеймсом Ф. Бирнсом, был им принят. Блисс Лейн ушёл со встречи разочарованным, так как фактически не получил возможности обсудить «одну из наиболее щекотливых тем стоящих перед США» накануне Потсдамской конференции. Ещё более унизительной для Блисс Лейна получилась следующая встреча с Д.Бирнсом в Париже 6 июля 1945 года. Пойманный перед гостиницей послом, выведенный из терпения госсекретарь ответил ему, закрывая дверь автомобиля: «Слушай Артур, эти дела просто-напросто меня не интересуют. Я не хочу, чтобы ими забивали мне голову». В Варшаву американский дипломат прибыл лишь 1 августа 1945 года, по пути, по собственной инициативе, остановившись на ночь в Потсдаме, где продолжались заседания Большой тройки.

Артур Блисс Лейн находился в Польше с 1 августа 1945 года до 24 февраля 1947 года, в течение всего этого времени руководя делами посольства, размещённого в комнатах варшавской гостиницы «Полония». Из вопросов поднимаемых послом, которые составляли суть американо-польских двухсторонних отношений, самыми существенными были: парламентские выборы, которые в соответствии с решениями Ялты и Потсдама должны были быть «свободным и беспрепятственным» голосованием, проблема предоставления Временному Правительству Национального Единства кредитов в размере 90 миллионов долларов, компенсация за национализированное американское имущество, освобождение из тюрем лиц, заявивших о своём американском гражданстве, а также свобода освещения событий в Польше американскими журналистами.

19 января 1947 года, вместе с британским послом — Виктором Кавендиш-Бентинским (англ. Victor Cavendish-Bentinck) — Блисс Лейн организовал 16 групп, наблюдавших за ходом голосования на территории Польши. В результате этой акции в Вашингтон и Лондон поступили обстоятельные доклады, в которых однозначно утверждалось, что выборы в Польше были нарушением решений Ялты и Потсдама, и которые были охарактеризованы как «насилие и обман».

В отставке (1947—1956)

По возвращении в США (он сам попросил об отставке) Блисс Лейн ушёл из дипломатической службы и занялся публицистикой, поднимая главным образом вопросы, касающиеся судьбы Польши. В 1947 году Блисс Лейн написал книгу, в которой обстоятельно описал то, что он расценивал как предательство Польши западными союзниками, отсюда и название книги: «Я видел преданную Польшу». Он считал ошибкой США и Британии неспособность сдержать своё обещание, данное Польше в том, что она после войны будет иметь свободные выборы. В 1949 году возглавил Американский комитет за расследование катынской бойни (англ. The American Committee for Investigation of the Katyn Massacre) [1]. Принял активное участие в энергичной кампании по привлечению внимания американской общественности к катынской теме, выступая с речами и публикуя свои статьи. Как писал «Time» в ноябре 1951 года, отмечая его роль в создании комиссии Конгресса США по Катыни [2] :

Во время послевоенного периода советско-западной солидарности, русская версия была принята за истину. Трагедия катынского леса была почти забыта всеми — за исключением поляков. Но многие американские конгрессмены, побуждаемые своими избирателями польского происхождения и комитет, возглавляемый бывшим послом США в Польше, Артуром Блисс Лейном, упорно настаивали на новом расследовании Катыни. Этой осенью, комитет по процедурным вопросам создал специальную следственную комиссию во главе с демократом Раймондом Мадденом из Индианы, и убедил палату представителей разрешить выделить 20 000$ на расходы.

Помимо этого Артур Блисс Лейн был членом, а нередко почётным председателем таких организаций антикоммунистического характера как, например:

  • Common Cause Inc.,
  • National Commitee for a Free Europe,
  • Paderewski Testimonial Fund,
  • J. McGrew National Committee for Free Europe (с 1949 Committee to Stop World Communism),
  • National Committee of Operation Democracy,
  • Institute of Fiscal and Political Education,
  • Tolstoy Foundation (с 1954),
  • DACOR Diplomatic and Consular Officers Retired.

Принимал также участие в работе Групп иностранных языков Республиканского национального комитета. (англ. Republican National Committee’s Foreign Language Groups). Был одним со спонсоров журнала англ. The Polish Review. В архиве дипломата находится большое число газетных статей свидетельствующих о его неуменьшающейся заинтересованности Польшей до самой смерти в 1956 году. Его архив был передан на хранение в англ. Yale University's Sterling Memorial Library.

Библиография

Архив

  • Arthur Bliss Lane Papers, Sterling Memorial Library, Yale University, New Heaven CT.

Воспоминания

  • Arthur Bliss Lane, I Saw Poland Betrayed: An American Ambassador Reports to the American People. The Bobbs-Merrill Company, Indianapolis, 1948. ISBN 1-125-47550-1.
  • A.Bliss Lane, Widziałem Polskę zdradzoną, Warszawa 1984.

Литература

  • V.Petrov, A Study in Diplomacy. The Story of Arthur Bliss Lane, Chicago 1971;
  • John A. Sylvester, Arthur Bliss Lane. A Career Diplomat, Universtiy of Wisconsin 1967 ;
  • John L.Armstrong, More than a Diplomatic Mission; The American Embassy and the Ambassador Arthur Bliss Lane in Polish Politics, July 1945-February 1947, University of Wisconsin-Madison 1990.

Напишите отзыв о статье "Лейн, Артур Блисс"

Ссылки

  1. ↑ [www.pacwashmetrodiv.org/projects/katyn.zawodny.htm «The Katyn Forest Massacre: Morals in American Foreign Policy» Prof. Janusz K. Zawodny, PhD]
  2. ↑ [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,821863,00.html Time — «The Katyn Forest Massacre» (26 ноября 1951 г.)]

Отрывок, характеризующий Лейн, Артур Блисс


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Лейн,_Артур_Блисс&oldid=78740964»