Сморавинский, Мечислав
| Мечислав Сморави́нский | |
 | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти |
апрель или май 1940 |
| Место смерти | |
| Годы службы |
1914-1939 |
| Звание |
бригадный генерал |
| Сражения/войны |
Первая мировая война |
Мечислав Сморави́нский (пол. Mieczysław Smorawiński; 25 декабря 1893, Калиш — апрель или май 1940, Катынский лес, Смоленская область, Катынский расстрел) — польский военачальник, бригадный генерал Войска Польского.
Содержание
Учёба и политическая деятельность
Окончил торговую школу в Калише. В 1911 году за деятельность в организации «Зажевье», направленную на отделение Польши от России, был осуждён на шесть месяцев заключения, а затем выслан в Екатеринослав. После окончания срока высылки переехал во Львов, где успешно получил аттестат о среднем образовании и поступил на химический факультет Львовского политехнического института, где учился в 1912—1914 годах. С февраля 1912 по сентябрь 1914 года состоял в военизированной организации «Стрелковые дружины», созданной Юзефом Пилсудским, где закончил офицерский курс.
Офицер Легионов
С началом Первой мировой войны прибыл в Краков, где 16 сентября 1914 года вступил во 2-й пехотный полк 2-й бригады Польских легионов, занимал должности командира взвода, роты и батальона. В 1914—1917 годах постоянно находился на фронте.
Офицер и генерал Войска Польского
1 ноября 1918 года вступил в Войско Польское и стал командиром 2-го батальона 8-го пехотного полка Легионов (до 13 июля 1919 года). 17 февраля — 5 мая 1919 года временно командовал 8-м полком. В июле — сентябре 1919 года создал и возглавил 9-й полк пехоты Легионов, затем вновь командир 8-го полка. В 1920 году командовал 4-й пехотной бригадой Легионов, участвовал в боях в районе Лиды (Западная Беларусь).
После окончания войны — командир пехоты 2-й пехотной дивизии Легионов (с 1921 до 20 марта 1927 года). Во время «Майского переворота» 1926 года поддержал Юзефа Пилсудского. С 1927 года — командир 6-й пехотной дивизии в Кракове. С 1 января 1928 года — бригадный генерал, самый молодой генерал в Войске Польском. С 1932 года — заместитель командующего Третьим военным округом (Гродно), в 1934—1939 годах — командующий Вторым военным округом (Люблин).Третий этап борьбы с Православной Церковью начался в 1936 году, когда 11 декабря в Люблине был образован Координационный комитет под руководством генерала Мечислава Сморавиньского, целью которого являлось католическое религиозное наступление на Холмщине и Волыни, а также ликвидация церквей на Побужье. План полонизационной операции был рассчитан на несколько десятков лет. Были выработаны инструкции для администрации, военных, учителей, духовенства, общественных организаций.
В апреле и мае 1938 года были организованы собрания католической общественности, на которых были одобрены резолюции об уничтожении закрытых церквей. Одновременно были опечатаны некоторые действующие церкви.
Само разрушение церквей прошло быстро (потребовалось около двух месяцев), в июне и июле 1938 года. Было уничтожено 127 храмов - эту цифру профессор Папежыньска-Турек считает наиболее правдоподобной.
Деятельность в 1939 году
С начала Второй мировой войны до 14 сентября 1939 года занимался мобилизационными мероприятиями, затем прибыл во Владимир-Волынский. 18 сентября, после того, как Красная Армия вторглась в Польшу, издал приказ, запрещающий какие-либо военные действия в отношении советских войск (во исполнение соответствующего приказа главнокомандующего польской армией маршала Эдварда Рыдз-Смиглы). Кроме того, отдал приказ о демобилизации всех офицеров и рядовых и их перемещении в Румынию и Венгрию для последующего продолжения войны против немцев.
После вступления Красной Армии во Владимир-Волынский встретился с её представителями и договорился о дальнейших действиях. 20 сентября 1939 года, в соответствии с достигнутым с командованием Красной Армии соглашением, он вместе с несколькими частями направился в сторону Буга. Однако колонна сразу же была остановлена, а генерал и другие польские военнослужащие были объявлены военнопленными.
Гибель в Катыни
Находился в нескольких лагерях военнопленных, с конца 1939 года — в Козельском лагере. Расстрелян в Катыни 1941 году а. Сморавинский стал одним из двух генералов (вместе с Брониславом Богатыревичем), тела которых были идентифицированы немцами во время эксгумации в 1943 году.
Напишите отзыв о статье "Сморавинский, Мечислав"
Отрывок, характеризующий Сморавинский, Мечислав
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
