Лингам

Статья по тематике Индуизм
История · Пантеон
Направления Вайшнавизм  · Шиваизм  · Шактизм  · Смартизм
Верования и практики Дхарма · Артха · Кама Мокша · Карма · Сансара Йога · Бхакти · Майя Пуджа · Мандир · Киртан
Священные писания Веды · Упанишады Рамаяна · Махабхарата Бхагавадгита · Пураны другие
Родственные темы Индуизм по странам · Календарь · Праздники · Креационизм · Монотеизм · Атеизм · Обращение в индуизм · Аюрведа · Джьотиша
Портал «Индуизм»

Ли́нгам, также часто — ли́нга, (санскр. लिङ्गं liṅgaṃ ^IAST — знак, метка, признак) — в древнеиндийской мифологии и некоторых течениях индуизма символ божественной производящей силы. Наибольшее распространение получил в шиваизме, как поклонение лингаму (символу Шивы) и женскому символу «йони» (символу шакти (женской стороны) Шивы в различных её проявлениях — Парвати, Кали и других). Хотя некоторые направления шиваизма — в основном, лингаяты — в своей практике используют лингам без йони.

В качестве ритуальной скульптуры представляет собою вертикально поставленный цилиндр с закруглённой или полусферической вершиной, обычно поднимающийся из йони — основания в виде круга, реже в виде квадрата. По сторонам цилиндра могут быть изображены скульптурные образы богов.

Считается, что образ «линга-йони-мурти» символизирует собою неделимое единство мужского (Шива) и женского (шакти Шивы) начал, от соединения которых исходит жизнь.

Лингам как фаллический символ

Научный взгляд

В настоящий момент большинство светских ученых сходятся во мнении, что Лингам представляет собой эрегированный пенис или фаллос. Между тем было бы ошибкой сводить шиваизм, как направление индуизма, в котором этот символ почитается, к исключительно фаллическим культам. В настоящий момент можно с большей или меньшей долей уверенности утверждать, что истоки почитания Лингама восходят к распространённому во многих ранних культах почитанию оплодотворяющей силы. И индуизм в данном случае не исключение — в нём активно почитаются с самых ранних времён как мужское, оплодотворяющее, начало, так и женское, порождающее. Возможно, культ почитания Лингама восходит к хараппской цивилизации, чьи отдельные ритуально-культурные элементы во многом были ассимилированы ведийскими ариями. Высказывалось мнение, согласно которому почитание Лингама имеет другие истоки. Некоторые авторы указывают на тот факт, что в Атхарва-веде есть гимны восхваления жертвенных столбов — стамбха, к которым привязывались животные, приготовленные для ритуального убийства. Эти столбы являлись одним из атрибутов яджни. Некоторые учёные (например, Элизабет Хардинг или Н. К. Сингх^{[уточнить]}) указывают на прямые связи жертвенного столба-стамбхи и Лингама. Подобное соотнесение никак не противеречит версии фаллического истока Лингама, поскольку историческое развитие религий мира многократно демострировало случаи символической ассоциации и смыслового объединения разнородных объектов почитания. Кроме того, само по себе наличие в Атхарва-веде подобных гимнов не имеет прямого соотнесения ни с Шивой, ни с понятием «лингам». Четкой исторической взаимосвязи между стамбхами и лингамом установить здесь невозможно. В противоречие с этой идеей входит и традиционная иконография Лингама, указывающая на явный фаллический контекст. Гипотеза, согласно которой лингамолатрия восходит к почитанию стамбх, может быть определенна как довольно поздняя lingamodicea, в её формулировании можно также проследить конфессиоцентричность и нормативность подхода авторов.

Факт фалличности Лингама был актуализирован в публичной сфере на Западе после того, как британским протестантским миссионером Уильямом Вардом (en: William Ward (missionary), в его книге «A View of the History, Literature, and Mythology of the Hindoos», вышедшей в 1815 году в Лондоне, был подвергнут жёсткой критике ритуал почитания Лингама — Вард назвал ритуал «…последней стадией деградации, до которой может опустится природа человеческая…» и заявил, что «…его символика слишком груба даже тогда, когда её пытаются облагородить для взгляда общественности». И хотя буквально через 10 лет, в 1825 году, Горас Вилсон в своей книге опроверг эту точку зрения, книга Варда ещё долгие годы пользовалась авторитетом в викторианской Британии. Взгляды на Индию и индуизм исследователей того периода были обусловлены колониальным сознанием.

Религиозный взгляд

В Пуранах («Линга-пурана», «Шива-пурана» и др.), Тантрах, Агамах Лингам является проявленным образом Вечного Непроявленного Пара-Шивы, — Безличностного Брахмана — пребывающим вне времени, пространства, качеств, формы и т. д. Согласно шиваитским Пуранам, именно Лингам является причиной существования материальной Вселенной. Наиболее интересным представляется миф из первой части «Линга-пураны».

Согласно ему, в самом начале творения Брахма и Вишну заспорили, кто из них главный. Этот спор продолжался довольно долго и закончился тем, что перед спорщиками появился бесконечный огненный столб. Не поняв, что это перед ними, они атаковали столб своим оружием. Когда Брахма и Вишну поняли, что не могут нанести никакого вреда этому столбу, они решили найти начало и конец этого столба, и Брахма отправился искать верхний его конец, на поиски вершины, а Вишну (в образе Варахи) — нижний. Не найдя начала и конца, они снова встретились и в этот момент из столба-Лингама к ним вышел Шива, который и объяснил Брахме и Вишну их реальное положение в этой Вселенной. А за то, что они атаковали столб, Шива обязал Брахму и Вишну в течение длительного времени совершать почитание Линга-мурти.

И лишь в одной из редакций Деви-бхагавата-пураны есть легенда, связывающая начало почитания Линги и жертвоприношение Дакши. Согласно ей, после того как Шива в образе Вирабхадры оторвал голову Дакше и разрушил жертвоприношение, боги в ужасе начали молить Шиву об умиротворении. Однако их мольбы не помогали, и они обратились с молитвами к Деви. Богиня услышала их мольбы и посоветовала им почитать жертвенный столб — юпа-стамбха (yupa-stambha) — как самого Шиву, обещая в результате такого почитания милость Шивы, его снисхождение. Боги прислушались к совету Деви и через некоторое время Шива смилостивился и успокоился.

Символика Линги

Как и в случае многих религиозных символов, смысловое оформление Лингама осуществляется как на первичном уровне конкретного образа (слияние мужского и женского начал — Линги и Йони), так и на более глубоком, рефлексивном. Линга-мурти оказывается суммой философских и метафизических представлений. Согласно текстам шиваитских упанишад, пуран (как маха-пуран, так и упа-пуран) и тантр Линга-мурти, с одной стороны, символизирует слияние мужского и женского начал; с другой — тройственную структуру этого мира, Трилоку; с третьей — это Тримурти (основание — Брахма, питха — Вишну, линга — Шива). В своей книге «Господь Шива и Его почитание» Свами Шивананда описывая Шиву, фактически всего двумя предложениями описал основную символику Линга-йони-мурти:

Господь Шива есть чистое, неизменное, лишенное атрибутов, всепроникающее трансцендентное сознание. Он — недействующий (нишкрия) Пуруша. Пракрити танцует на Его груди и осуществляет процессы творения, сохранения и разрушения.

Именно на этой аксиоме и строится в тантрических шиваизме и шактизме следующее восприятие Линга-йони-мурти:

• Лингам: Шива, Парабрахман, Пуруша, непроявленное, мужчина, статическое;
• Йони: Деви, Махашакти, Пракрити, проявленное, женщина, динамическое.

Хотя справедливо утверждение, согласно которому не следует путать описываемый символ с китайским символом Инь-Ян, поскольку это два различных символа, рождённых в отличных друг от друга религиозных и философских традициях. И тем не менее можно легко определить сущностное сходство концептов Йони-лингама и Инь-Ян, как впрочем и многих других образов, рождённых религиозными традициями мира и воплощающих по сути дела те же религиозно-философские интуиции.

Этимология

Санскритский термин санскр. लिङ्गं liṅgaṃ ^IAST имеет множество значений, которые часто зависят от контекста самого произведения, в котором употребляется этот термин. Вот лишь некоторые из них: знак; эмблема; символ, метка; симптом; пол (мужской); фаллос; пятно; образ; доказательство; эффект, результат.

История

Точное время, когда на территории Индии начали почитать Лингам как образ Шивы, установить практически невозможно. Однако Клаус Клостермайер, основываясь на данных раскопок в деревне Гудималам (см. en:Gudimallam), в штате Андхра-Прадеш, проводимых в первой половине 70-х годов прошлого века, высказывает мнение, что почитание Лингама было распространено уже в первой половине I-го тысячелетия до н. э.. Эта датировка вполне соотносится и с упоминаниями в ранних текстах самого шиваизма — так, в «Панчартха-бхашье» (комментарий к «Пашупати-сутрам» Лакулиши) говорится о необходимости почитания Лингама и даются рекомендации.

Однако можно с уверенностью говорить о том, что сам культ почитания Линги в той или иной его форме существовал уже во времена Риг-веды (о чём свидетельствует 5-ый стих 21-го гимна 7-й мандалы) или даже гораздо раньше и был хорошо известен её авторам:

na yātava indra jūjuvurno na vandanā shaviṣṭha vedyAbhiḥ . sa shardhadaryo viṣuṅasya jantormā shishnadevāpi gurṛtaṃ naḥ .. Риг-веда (РВ VII.21.5)

Нас не преследует ни нечистая сила, о Индра, ни ванданы с их обманами, о сильнейший. Он пусть торжествует над врагом из изменчивого рода! Пусть членопоклонники не просочатся в наш обряд!

В примечании к стиху Т. Я. Елизаренкова выделяет слово «членопоклонники» (санскр.: शिश्नदेव — shishnadeva ^IAST) — как представителей неарийских племен, поклонявшихся фаллосу. Однако, по мнению воронежского исследователя Риг-веды А. Семененко, есть вероятность, что и среди самих древних ариев существовали иные, не «ведийские культы», и что были среди них и почитатели shishna-линги как оберега — как это было в приапических культах в Древней Греции и Риме или как это существует в современных странах Дальнего Востока (Япония, Китай, Таиланд, Вьетнам и Камбоджа) или в Бутане. Кроме того необходимо отметить, что в современном шиваизме слово shishnadeva ^IAST является устойчивым эпитетом Шивы и неоднократно встречается в ритуальной литературе шиваизма — как в небольших гимнах, так и в сахасранамах.

Фаллический культ осуждается в Риг-веде и был отождествлен с ведийским Рудрой гораздо позже.

В современном индуизме, в школах шиваизма, шактизма, каумариков, ганапатьев почитание Лингама очень широко распространено. Лингам также почитают в части направлений шраута-индуизма и в некоторых вайшнавских сампрадаях.

Типы и внешний вид

Существует два основных типа лингамов:

• цилиндрический;
• овальный.

Они отличаются только внешней формой, и в ритуальном применении внешняя форма не имеет никакого значения. Цилиндрический Лингам может иметь внешне различные формы — он может быть: гладким; восьмигранным по большей части своей длины; четырёхгранным в основании, восьмигранным в середине, гладким в верхней части. Есть Панчамукха-лингам (пятиликий Лингам) — в верхней части изображены четыре лика Шивы-Панчамукхи (Садьйоджата, Вамадева, Татпуруша, Агхора). Пятый лик — Ишана — согласно традиции, не отображается, так как связан с безличностным аспектом Шивы.

Кроме ликов Шивы-Панчамукхи, на Лингах часто изображают сюжет из Пуран, связанный с явлением Шивы Брахме и Вишну из огненного Лингама. Так же на подавляющем большинстве Лингамов изображается трипундра и бинду (символ шакти). Трипундра может быть изображена в виде:

а) трёх коротких горизонтальных линий;

б) растянутой по ширине восьмёркой;

в) тремя кругами, опоясывающими всё тело Лингама;

г) тремя перевёрнутыми полумесяцами.

Лингам в храмах Тамилнаду и Юго-восточной Азии чаще всего представляет собой цилиндр из тщательно отполированного камня с закругленными к верху углами, переходящего в середине в восьмигранную часть и к низу — в квадратную. Верхняя, цилиндрическая представляет Шиву, восьмигранная — влагалище или Вишну и квадратная — Брахму. Лингам внизу имеет проставку из цилиндрического камня, который защищает его от основания. Только цилиндрическая часть возвышается над основанием, которое имеет круговое или квадратное углубление, которое в свою очередь переходит в канавку-желобок-ручей, символизирующую женскую вагину.

Сваямбху-Лингам

См. также: Бана-лингам

В отличие от цилиндрических, которые всегда производятся вручную, овальные бывают как произведённые человеком, так и саморождённые — Сваямбху-Лингам или Бана-Лингам. Внешне простые камни, которые обтачиваются водами рек или морским прибоем. Находка Сваямбху-Лингама считается большой удачей. В Индии Сваямбху-Лингамы находят в основном в реке Нармада. Однако в настоящий момент их количество, и так не очень большое, резко сократилось. Это связывают со строительством в нижнем течении реки гидроэлектростанции. Сваямбху-Лингамы обычно просто устанавливают в специально сделанную для него основу (подставку). В отличие от сделанных вручную Лингамов, на Сваямбху-Лингамы крайне редко наносят какие-либо изображения, за исключением трипундры и бинду: их наносят или краской или гравируют на самом камне.

«Сиддханта Шикхара» (Siddhanta-Shikhara) Шрипати (Sripati) утверждает, что Сваямбху-Лингамам, которые были взяты из реки Нармада, уже поклонялись те или иные боги (в основном, Локапалы), и эти Линги содержит отпечаток этого поклонения. Существуют различные виды Сваямбху-Лингамов с различными знаками, характерными для этих богов:

1. знак Скорлупа или Раковина — Вишну;
2. знак Лотоса (Падма) — Брахма;
3. знак Зонтик — Индра;
4. знак Две Головы — Агни;
5. знак Три шага — Яма;
6. знак Булава — Ишана;
7. знак Кувшин с водой (Калаша) — Варуна;
8. знак Флаг — Ваю.

Материалы

Основными материалами для изготовления Лингама всегда были:

• камни — как обычные природные горные породы, так и драгоценные;
• металлы — цветные (медь, бронза) и драгоценные (золото и серебро);
• дерево — в основном, твёрдых пород.
• стекло и кристаллы;
• парад — сплав ртути и серебра.

Кроме того, в текстах Пуран, Тантр и в других различных религиозных текстах шиваизма существует довольно значительный список веществ, из которых может быть сделан Лингам. Такие Линги обычно именуются либо по названию материала (или материалов), из которых они изготовлены, либо по особенностям или дарам, которые получает почитающий. Многие из них делаются только на один раз (например, Пхала-линга — делается из фруктов) и по окончании ритуала либо съедаются как прасад либо уничтожаются определённым ритуальным способом.

Ритуал

Ритуал Линга-пуджи — Линга-абхишека — имеется во всех шиваитских сампрадаях — они могут отличаться конкретными текстами, читаемыми во время самой пуджи, но все они сводятся к одному — Лингам есть Шива. Так же обязательным действием во всех сампрадаях во время пуджи является двукратное омовение Лингама водой (в начале и в конце пуджи), предложением ему огня (светильник с топлёным маслом — гхи), воды, цветов (хотя бы одного цветка или нескольких цветочных лепестков), благовоний, найведьи (фрукты). Также могут быть предложены молочные продукты, свежевыжатые соки, камфора (зажжённый светильник с камфорным маслом или зажжённые кристаллы) и многое другое — полный суммарный список наименований может включать в себя более 60-ти пунктов. Во время подношения элементов пуджи читаются или специализированные мантры (часто — свои для каждого отдельного элемента) или определённые ритуальные тексты — так, допускается читать Шива-сахасранаму (если проводящий пуджу не владеет правильным чтением санскрита, разрешается читать на родном языке). Перед проведением ритуала и по его завершению желательно прочитать один круг (108 раз) Панчакшара-мантры или Махамритьюмджая-мантры.

Хотя считается, что Линга-пуджу может проводить любой человек, если у него есть желание, было бы желательно предварительно получить посвящение (упа-пуджа-дикша) или хотя бы благословение на ритуал от члена сампрадайи.

Шива-пурана (Видьешвара самхита, глава 21) напрямую указывает на необходимость почитания Линга-мурти в Кали-югу

В век Кали почитание Лингама — наипревосходнейшее среди всех (прочих форм поклонения), что мы видим в мире, и ни что-либо иное. Таково общее заключение всех священных текстов и религиозных авторитетов. В четырёх Ведах ни что иное не упоминается настолько святым, как почитание Лингама. Таково заключение всех священных установлений. Все же прочие обряды вообще могут быть оставленны (если почитается Шивалингам). Действительно знающий человек должен служить лишь Лингаму с огромной преданностю. Если почитается Лингам, то и вся Вселенная, состоящая из подвижного и неподвижного, тоже почитается. Нет других (более легких) способов спасения людей, вверженных в пучину океана мирского существования. Люди в мире ослеплены неведением. Их умы поражены мирскими желаниями. Кроме почитания Лингама нет иного способа (переплыть (сансару)). Хари (Вишну), Брахма и другие дэвы, риши, якши, ракшасы, гандхарвы, чарраны, сиддхи, дайтьи, данавы, Шеша и другие наги, Гаруда и прочие птицы, все Ману, Праджапати (Создатель, Праотец), киннары, люди и другие существа, если почитают Лингам, с великой преданностью, то обретают все блага и исполнение всех желаний, какие только коренятся в их сердцах.

Линга и Алтарь

Многие современные авторы книг по джйотишу пишут о том, что расположение Лингама и алтаря обязательно должно соотносится с личным гороскопом почитающего. Однако это не совсем правильно — подобное расположение верно лишь в том случае, когда почитающий стремится добиться в первую очередь материальных благ. Если же садхака стремится именно к мокше, то, согласно текстам некоторых из шайва-агам, алтарь и, соответственно, Линга, должен находится на северном или северо-восточном направлениях — таким образом, садхака должен находится на юге или юго-западе. Лингам всегда располагается по центру алтаря выступающей частью йони — питхикой (санскр. पीठिका pīṭhikā ^IAST) — к садхаку. Иногда допускается ориентирование питхики на запад или восток.

Одной из причин такого расположения Лингама указывают крайнюю древность ритуала почитания — что во времена Риг-веды почитание Рудры-Шивы всегда проводилось отдельно от остальных богов и в северной стороне.

Трилинга

Трилинга (त्रिलिङ्गं triliṅga) или Трайолинга — Три линги. Согласно тантрическим трактатам шиваизма и шактизма (Шат-чакра-нирупана, Шива Самхита и другие), в теле человека находятся три линги (снизу вверх):

1. Свайамбху-лингам пребывает в Муладхара-чакре и обвит Кундалини;
2. Бана-лингам пребывает в Анахата-чакре;
3. Итара-лингам пребывает в Аджна-чакре.

Линга-мудра

Линга-мудра — одна из мудр йогической и ритуальной практик (в ритуале часто применяется во время выполнения Шива-манаса-пуджи). Существует две формы этой мудры:

1. Ладони соединены, пальцы переплетены. Большой палец (обычно) правой руки выпрямлен; указательный и большой пальцы левой руки охватывают большой палец правой.
2. Правая ладонь собрана в кулак с отставленным вверх большим пальцем. Основание кулака покоится на раскрытой левой ладони.

Так же есть Линга-йони-мудра. Существует несколько её форм, которые зависят от той или иной тантрической школы.

См. также

• Джьотирлингам
• Йони
• Ось мира
• Шалаграма-шила

Литература

• Линга, лингам // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Шива-линга // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Мифы народов мира / под ред. Токарева С. А.. — М: Большая Российская энциклопедия. Олимп, 1998. — Т. 2. — 720 с. — ISBN 5-85270-108-4.
• Eshwar Gopal. Shiva Panchayathana Poodja. Pradosham temple, Chennai, India. 2007
• Harding, Elizabeth U. (1998). «God, the Father». Kali: The Black Goddess of Dakshineswar. Motilal Banarsidass
• Jansen, Eva Rudy (2003) [1993]. The book of Hindu imagery: gods, manifestations and their meaning. Binkey Kok Publications. pp. 46, 119. ISBN 90-74597-07-6.
• Sabhāpati Mudaliyār, Sadāṣiva Mudaliyār A Catechism of the Shaiva Religion. Printed by Gantz BROTHERS, Adelphi Press, 175, Mount road, Madras, India. 1863
• Sivaya Subramuniyaswami. Dancing with Siva ISBN 0-945497-97-0; Living with Siva ISBN 0-945497-98-9; Merging with Siva ISBN 0-945497-95-4
• Swami Sivananda Lord Siva and His Worship. Published by Yoga-Vedanta forest academy, Divine life society, 1962.
• The Puranas. A compact the Major 18 Purana. Compiled by the Dharmic Scriptures Team, 2002
• Vetan Mani Puranic Encyclopaedia. New Delhi: Motilal Banarsidass, 1975
• Каула-тантра-санграха. Антология текстов индуистской тантры. / Пер. с санскрита С. С. Фёдорова, С. В. Лобанова. Москва, издательство «Старлайт», 2009 ISBN 5-901875-41-9
• Краткое почитание Ватука-Бхайравы (по материалам «Рудраямала Тантры»). Составители: Арйадева (О. Н. Ерченков), Ветала.
• [www.shayvam.org/files/Upanishady_vedanty_shivaizma_shaktizma.pdf Упанишады веданты, шиваизма и шактизма]. Антология избранных упанишад. Перевод с санскрита, предисловие и комментарии С. В. Лобанова и С.Фёдорова. — М.:"Старлайт", 2009 ISBN 978-5-9633-0033-6

Ссылки

• [jyotirlinga.narod.ru/ Джйотирлинга] — подборка материалов о Лингаме на русском языке.
• На Викискладе есть медиафайлы по теме Лингам

Отрывок, характеризующий Лингам

Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.