Авианосцы типа «Имплакабл»
Тип «Импла́кабл» (англ. Implacable class; произносится [ɪmˈplækəbl][1]) — серия британских тяжёлых авианосцев периода Второй мировой войны. В некоторых русскоязычных источниках упоминаются под ошибочной транскрипцией «Имплекейбл». Были созданы на основе авианосцев типа «Илластриес», отличаясь от них увеличенными размерами и более мощным авиационным оборудованием для обслуживания более тяжёлых новых самолётов. Два авианосца этого типа были заложены в 1939 году, накануне войны, но их строительство завершилось только к середине 1944 года. По этой причине их участие в войне было ограниченным, но всё же оба корабля успели принять участие в боях, а «Индефатигабл» — и получить повреждения в битве за Окинаву. После войны они были сочтены непригодными для использования с новыми реактивными самолётами из-за низких ангаров, и уже в 1950—1952 годах были переоборудованы в учебные авианосцы, прежде чем быть окончательно снятыми с вооружения в 1954 году.
Содержание
Представители
| Название | Номер | Судоверфь | Закладка | Спуск на воду | Вступление в строй | Судьба |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Имплакабл Implacable |
R86 | Fairfield | 21 февраля 1939 | 10 декабря 1942 | 28 августа 1944 | снят с вооружения 1 сентября 1954, пущен на слом в 1955 |
| Индефатигабл Indefatigable |
R10 | John Brown | 3 ноября 1939 | 8 декабря 1942 | 3 мая 1944 | снят с вооружения в сентябре 1954, пущен на слом в 1956 |
Напишите отзыв о статье "Авианосцы типа «Имплакабл»"
Примечания
- ↑ [dictionary.cambridge.org/dictionary/british/implacable implacable] (англ.). Cambridge Dictionary Online. Проверено 2 июня 2010. [www.webcitation.org/66THznHev Архивировано из первоисточника 27 марта 2012].
См. также
Литература
- All the World's Fighting Ships 1922—1946 / R. Gardiner. — Лондон: Conway Maritime Press / US Naval Institute Press, 1980. — 456 с. — ISBN 0-87021-913-8.
|
Это заготовка статьи о классах и типах судов и кораблей. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Это заготовка статьи о Великобритании. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Авианосцы типа «Имплакабл»
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
