Эскадренные миноносцы типов E и F
Эскадренные миноносцы типов E и F — типы эскадренных миноносцев, состоявшие на вооружении Королевских ВМС Великобритании в 1930-е годы и в период Второй мировой войны. Пятая и шестая серии британских межвоенных серийных эсминцев (т. н. «стандартные» эсминцы). Два корабля — HMS Exmouth и HMS Faulknor были спроектированы и построены в качестве лидеров флотилий и отличались от серийных единиц усиленным артиллерийским вооружением и несколько большей скоростью. Корабли приняли активное участие в морских операциях Второй мировой войны, в ходе которой погибло 9 эсминцев обоих типов, в том числе один лидер флотилии. Ещё один эсминец (HMS Fury) не восстанавливался после тяжёлых повреждений в результате подрыва на мине. В ходе войны три корабля (HMS Express, HMS Fortune и HMS Foxhound) были переданы КВМФ Канады, один (HMS Echo) — ВМФ Греции и после войны ещё один (HMS Fame) — ВМФ Доминиканской Республики. Оставшиеся в строю КВМФ Великобритании единицы вскоре после окончания боевых действий были выведены из состава флота и проданы на слом.
Содержание
История создания и особенности конструкции
Эскадренные миноносцы типов E и F представляли собой немного видоизмененный вариант предыдущих типов C и D. В частности, была усовершенствована форма корпуса, а также увеличено число котельных отделений, которых стало 3 вместо двух на предыдущих типах[2]. Это положительно отразилось на живучести кораблей[3].
Строились по программе 1931 года. Начиная с данной программы эсминцы британского флота перестали разделяться на вооружённые преимущественно тральным либо противолодочным вооружением — эсминцы типа Е несли и то и другое[3].
Также их предполагалось оснастить оборудованием для постановки морских мин, но отсутствие опыта эксплуатации нового привода постановки мин заставило ограничиться оборудованием двух заградителей — HMS Express и HMS Esk. По причине того, что вооружение было расширено, возросло водоизмещение кораблей. Требования к скорости при этом не были снижены. Это и заставило конструкторов применить новые обводы корпуса.
|
«Вокруг установки в палубе имелся кольцевой колодец диаметром чуть более 2 м и глубиной примерно 35 см. При стрельбе по надводным целям он закрывался специальными металлическими щитами. При больших углах возвышения щиты снимались, что обеспечивало нормальный откат орудия с естественной балансировкой, устраняя риск удара зарядного лотка о палубу. Эта конструкция впоследствии вызвала ряд критических замечаний из-за своей непрактичности, однако использовалась на эсминцах трех типов, вплоть до типа G[3]»
Кроме того, в состав зенитного вооружения входили также два четырёхствольных 12,7-мм пулемёта, практически бесполезных в условиях существенно возросшей угрозы воздушных атак.
В качестве лидеров флотилий эсминцев типов E и F были спроектированы и построены корабли HMS Exmouth и HMS Faulknor соответственно. В отличие от эсминцев предыдущих серий, в рамках которых лидеры флотилий несущественно отличались от серийных кораблей и были максимально с ними унифицированы, лидеры типов E и F имели усиленное артиллерийское вооружение (пять 120-мм орудий против четырёх на серийных единицах) и могли развивать несколько большую скорость — 36,75 узлов против 36[4].
По-существу, Exmouth и Faulknor представляли собой улучшенный тип лидера HMS Codrington с увеличенным запасом топлива, большей на 0,5 узла скоростью и лучшей манёвренностью[3].
Энергетическая установка
Главная энергетическая установка
Главная энергетическая установка включала в себя три трёхколлекторных Адмиралтейских котла с пароперегревателями и два турбозубчатых агрегата Парсонса с одноступенчатыми редукторами. Три турбины (высокого, низкого давления и крейсерского хода) и редуктор составляли турбозубчатый агрегат. Размещение ГЭУ — линейное.
Рабочее давление пара — 300 фунтов на квадратный дюйм (21 кгс/см², 20,3 атм.), температура — 315 °C[5].
Дальность плавания и скорость хода
Проектная мощность составляла 36 000 л. с., что должно было обеспечить скорость хода (при полной нагрузке) в 31,5 узла, при неполной нагрузке — 35,5 узла[5].
Запас топлива хранился в топливных танках, вмещавших 470 («Esk» — 480 т)[5] тонн мазута, наличие турбин крейсерского хода обеспечивало дальность плавания 6840 миль 12-узловым ходом[6], 6350 миль 15-узловым ходом[5][6], 4290 (4390[6]) миль 20-узловым[5]. Дальность плавания на полном ходу составляла порядка 1285 миль[6].
Вооружение
Артиллерия главного калибра
Артиллерия главного калибра состояла из четырёх 120-мм орудий Mark IX с длиной ствола 45 калибров на установках CP XVII. Максимальный угол возвышения 40°, снижения 10°. Масса снаряда 22,7 кг, начальная скорость 807 м/с, максимальная дальность 15 520 м. Орудия обладали скорострельностью 10 — 12[7] выстрелов в минуту. Боезапас включал в себя 200 выстрелов на ствол[8].
Зенитное вооружение
Зенитное вооружение первоначально составляли пара счетверённых 12,7-мм пулемёта. Боезапас включал в себя 10 000 патронов на установку[8].
Торпедное вооружение
Торпедное вооружение включало в себя два 533-мм четырёхтрубных торпедных аппарата.
Противолодочное вооружение
Противолодочное вооружение состояло из гидролокатора, бомбосбрасывателя, двух бомбомётов, двадцати глубинных бомб.
Служба и модернизации
Все эсминцы типов E и F приняли участие в боевых действиях Второй мировой войны. С течением времени корабли проходили модернизацию, направленную поначалу в основном на усиление зенитного вооружения. Так, на всех эсминцах, кроме HMS Escort, один четырёхтрубный торпедный аппарат был заменён на 76-мм орудие. Кроме того, устанавливались 20-мм зенитные автоматы, их число варьировало от 1 до 4 на разных единицах. К концу войны уцелевшие корабли выполняли функции эскортных миноносцев с вооружением, состоящим из 3 120-мм орудий, 6 20-мм автоматов, 1 четырёхтрубного 533-мм торпедного аппарата, бомбомёта «Сквид» и 60 глубинных бомб. HMS Express и HMS Esk были переоборудованы в минные заградители и несли по два 120-мм орудия, от 60 до 72 морских мин и не имели торпедного вооружения. Faulknor, в отличие от своего собрата-лидера, доживший до конца войны, нёс 3 120-мм орудия, 1 76-мм зенитное орудие, 1 четырёхствольный «пом-пом», 6 20-мм автоматов, 8 533-мм торпедных аппаратов и 38 глубинных бомб. Экипаж возрос до 201 человека[4].
В ходе боевых действий погибло 9 эсминцев обоих типов, в том числе лидер флотилии — Exmouth. Ещё один эсминец (HMS Fury) не восстанавливался после тяжёлых повреждений в результате подрыва на мине. Три корабля (HMS Express, HMS Fortune и HMS Foxhound) в 1943 — 1944 были переданы КВМФ Канады и переименованы соответственно в HMCS Gatineau, HMCS Saskatchewan и HMCS Qu’Appelle. HMS Echo в 1944 году передан ВМФ Греции и переименован в «Navarinon». Уже после окончания войны, в 1949 году ещё один эсминец (HMS Fame), был передан ВМФ Доминиканской Республики. Оставшиеся в строю КВМФ Великобритании эсминцы и лидеры типов E и F вскоре после окончания боевых действий были выведены из состава флота и проданы на слом[3].
Список эсминцев типа E[3][9]
Лидер флотилии
| Номер вымпела | Название | Верфь-строитель | Дата закладки | Дата спуска на воду | Дата вступления в состав флота |
Дата вывода из состава флота/гибели |
Судьба |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| H02 | HMS Exmouth | HM Dockyard, Портсмут | 15 мая 1933 | 30 января 1934 | октябрь 1934 | 21 января 1940 | Потоплен германской подводной лодкой U-22 в заливе Мори-Ферт, Северная Шотландия. |
Серийные корабли
| Номер вымпела | Название | Верфь-строитель | Дата закладки | Дата спуска на воду | Дата вступления в состав флота |
Дата вывода из состава флота/гибели |
Судьба |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| H23 | HMS Echo | William Denny and Brothers, Дамбартон | 20 марта 1933 | 16 февраля 1934 | октябрь 1934 | 1956 | В 1944 передан КВМФ Греции (переименован в «Navarinon»), в 1956 возвращён Великобритании, разобран на металл. |
| H08 | HMS Eclipse | William Denny and Brothers, Дамбартон | 22 марта 1933 | 12 апреля 1934 | декабрь 1934 | 23 октября 1943 | Погиб в результате подрыва на мине восточнее острова Калимнос, Греция |
| H27 | HMS Electra | Hawthorn Leslie and Company, [en.wikipedia.org/wiki/Hebburn Хебберн] | 15 марта 1933 | 15 февраля 1934 | сентябрь 1934 | 27 февраля 1942 | Потоплен артогнём японского эсминца «Asagumo» в Яванском море |
| H10 | HMS Encounter | Hawthorn Leslie and Company, [en.wikipedia.org/wiki/Hebburn Хебберн] | 15 марта 1933 | 29 марта 1934 | ноябрь 1934 | 1 марта 1942 | Затоплен экипажем после тяжёлых повреждений, нанесённых артогнём японских тяжёлых крейсеров «Ashigara» и «Myoko» в Яванском море |
| H17 | HMS Escapade | Scotts Shipbuilding and Engineering Company, Гринок | 30 марта 1933 | 30 января 1934 | сентябрь 1934 | 1946 | Выведен из состава флота, разобран на металл. |
| H66 | HMS Escort | Scotts Shipbuilding and Engineering Company, Гринок | 30 марта 1933 | 29 марта 1934 | ноябрь 1934 | 11 июля 1940 | Затонул при буксировке после повреждений, полученных в результате торпедирования итальянской подводной лодкой «Marconi» севернее Алжира |
| H15 | HMS Esk | Swan Hunter, [en.wikipedia.org/wiki/Wallsend Уоллсенд] | 23 марта 1933 | 19 марта 1934 | октябрь 1934 | 1 сентября 1940 | Затонул на следующий день после подрыва на мине у побережья Голландии |
| H61 | HMS Express | Swan Hunter, [en.wikipedia.org/wiki/Wallsend Уоллсенд] | 23 марта 1933 | 29 мая 1934 | ноябрь 1934 | 1946 | В 1943 передан КВМФ Канады, переименован в HMCS Gatineau, выведен из состава флота, разобран на металл. |
Список эсминцев типа F[3][9]
Лидер флотилии
| Номер вымпела | Название | Верфь-строитель | Дата закладки | Дата спуска на воду | Дата вступления в состав флота |
Дата вывода из состава флота/гибели |
Судьба |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| H62 | HMS Faulknor | Yarrow Shipbuilders, [en.wikipedia.org/wiki/Scotstoun Скотстаун] | 31 июля 1933 | 12 июня 1934 | май 1935 | 1946 | Выведен из состава флота, разобран на металл. |
Серийные корабли
| Номер вымпела | Название | Верфь-строитель | Дата закладки | Дата спуска на воду | Дата вступления в состав флота |
Дата вывода из состава флота/гибели |
Судьба |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| H78 | HMS Fame | Parsons Marine Steam Turbine Company, [en.wikipedia.org/wiki/Wallsend Уоллсенд] | 5 июля 1933 | 28 июня 1934 | апрель 1935 | 1949 | Передан Доминиканской Республике, переименован в «Generalisimo» |
| H67 | HMS Fearless | Cammell Laird, Биркенхед | 17 июля 1933 | 12 мая 1934 | декабрь 1935 | 23 июля 1941 | Тяжело поврежден итальянской авиаторпедой, оставлен экипажем, добит эсминцем HMS Forester в 50 милях северо-западнее мыса Бон |
| H79 | HMS Firedrake | Parsons Marine Steam Turbine Company, [en.wikipedia.org/wiki/Wallsend Уоллсенд] | 5 июля 1933 | 28 июня 1934 | май 1935 | 16 декабря 1942 | Потоплен германской подводной лодкой U-211 в Северной Атлантике в 600 милях южнее Исландии |
| H68 | HMS Foresight | Cammell Laird, Биркенхед | 21 июля 1933 | 29 июня 1934 | май 1935 | 13 августа 1942 | Тяжело поврежден итальянской авиаторпедой, оставлен экипажем, добит эсминцем HMS Tartar севернее Бизерты |
| H74 | HMS Forester | J. Samuel White, Каус | 15 мая 1933 | 28 июня 1934 | март 1935 | 1946 | Исключен из списков флота |
| H70 | HMS Fortune | John Brown & Company, [en.wikipedia.org/wiki/Clydebank Клайдбанк] | 25 июля 1933 | 29 августа 1934 | апрель 1935 | 1946 | 31 мая 1943 передан КВМФ Канады, переименован в HMCS Saskatchewan, в 1946 исключен из списков флота |
| H69 | HMS Foxhound | John Brown & Company, [en.wikipedia.org/wiki/Clydebank Клайдбэнк] | 21 августа 1933 | 12 октября 1934 | июнь 1935 | 1948 | 8 февраля 1944 передан КВМФ Канады, переименован в HMCS Qu’Appelle, в 1948 исключен из списков флота |
| H76 | HMS Fury | J. Samuel White, Каус | 19 мая 1933 | 10 сентября 1934 | май 1935 | 1944 | 21 июня 1944 тяжело поврежден при подрыве на мине у побережья Нормандии, не восстанавливался |
Напишите отзыв о статье "Эскадренные миноносцы типов E и F"
Примечания
- ↑ Данные по вооружению на момент ввода в строй
- ↑ Conway’s. p. 39
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 А. В. Дашьян «Корабли Второй мировой войны. ВМС Великобритании». Часть 2. Эсминцы
- ↑ 1 2 Conway’s, p. 39
- ↑ 1 2 3 4 5 Грановский, 1997, с. 14.
- ↑ 1 2 3 4 From Earliest Days, 2009, p. 353.
- ↑ [www.navweaps.com/Weapons/WNBR_47-45_mk9.htm Britain 4.7"/45 (12 cm) QF Mark IX and 4.7"/45 (12 cm) QF Mark XII]
- ↑ 1 2 From Earliest Days, 2009, p. 501.
- ↑ 1 2 Jane’s, p. 59, 64
Литература
- «Морская Коллекция» № 5, 2003 г. А. В. Дашьян «Корабли Второй мировой войны. ВМС Великобритании». Часть 2. Москва, Моделист-Конструктор, 2003
- Грановский Е., Дашьян А., Морозов М. Британские эсминцы в бою. Часть 2 / под ред. М. Э. Морозова. — М.: ЧеРо, 1997. — 48 с илл. с. — (Ретроспектива войны на море). — 1000 экз. — ISBN 5-88711-052-X.
- Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — London: Conway Maritime Press, 1980. — 456 с. — ISBN 0-85177-146-7.
- Jane’s Fighting Ships, 1937
- English, John. Amazon to Ivanhoe: British Standard Destroyers of the 1930s. — Kendal: World Ship Society, 1993. — 144 p. — ISBN 0-905617-64-9.
- Norman Friedman. British Destroyers From Earliest Days to the Second World War. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 2009. — ISBN 978-1-59114-081-8.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Эскадренные миноносцы типов E и F
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
