Эскадренные миноносцы типов J, K и N
Эскадренные миноносцы типа «Джервис» — тип эскадренных миноносцев, состоявший на вооружении Королевских ВМС Великобритании в предвоенные годы и в период Второй мировой войны. Первая серия британских предвоенных эсминцев, пришедших на смену «стандартным» эсминцам. Они стали основой для ряда проектов, закладываемых крупными сериями вплоть до конца Второй мировой войны[3].
Содержание
История создания и особенности конструкции
От продолжения строительства эсминцев типа «Трайбл» Совет Адмиралтейства отказался, было признано, что они перегружены, а торпедное вооружение оказалось слишком слабым[4].
Британскому флоту требовался новый «промежуточный» тип эсминца: несший более мощное артиллерийское вооружение, чем «стандартный» тип и более сбалансированный, технологичный и дешёвый, чем Трайблы. Эскадренные миноносцы типа J представляли собой новый тип эсминца, который очень сильно отличался от предыдущих типов: впервые эсминцы Королевского флота были однотрубными, для изготовления корпуса использовались новые марки стали, применена новая внутренняя компоновка[4]. Эти корабли, в отличие от предшественников, строились с продольной системой набора корпуса[прим. 2], которая подразумевает направление главных балок вдоль корпуса корабля. По бортам и днищу из носа в корму идут непрерывные стрингеры, соединённые меньшим количеством шпангоутов[5]. При этом или значительно возрастает продольная прочность или удаётся сильно облегчить корпус. Кроме того в значительных количествах была применена электросварка (но не везде, корпуса были преимущественно клёпаными), что тоже дало экономию веса. На эсминцах типов «J» и «K» листы обшивки палубы были сварены с обратной стороны[6]. При этом должен был выполняться следующий ряд основных требований.
Эсминцы должны были:
- нести сильное торпедное вооружение;
- нести артиллерийское вооружение позволявшее противостоять вражеским эсминцам и защищать корабль от атак с воздуха;
- обладать хорошей мореходностью;
- дальность плавания и автономность достаточно большие;
- хорошие маневренные качества;
- водоизмещение должно быть минимальным (при условии достижения выше перечисленных требований);
- скорость на уровне стандартных эсминцев.
Корабли типа J строились по программе 1936 года, впервые вместе с лидером заказано не 9, а 8 единиц. Заложены на различных верфях в 1937 и вошли в состав флота в течение 1938 — 1939 гг. Корабли типа «К» программы 1937 заложены в 1937—1938. Корабли типа «N» были запланированы на программу 1939 года. Несмотря на различные обозначения корабли относятся к одному типу.
Названия кораблей нового типа, по традиции, начинались на определённую букву латинского алфавита. Лидер каждой флотилии назывался в честь выдающегося адмирала.
Конструкция
Архитектурный облик
Эсминцы типа Джервис отличались от предшественников набором корпуса, обводами носовой части. Форштевень имел больший угол наклона чем у стандартных коллег, но меньший чем у Трайблов. Чуть больше трети корпуса занимал полубак, слегка поднимавшийся к форштевню. В средней части корпуса шпангоуты имели небольшой завал внутрь. Эсминцы имели одну трубу. Корма традиционной для англичан формы полукруглая с почти плоским образованием короткого подзора. Двойное дно шло только под котельным и машинным отделениями.
Энергетическая установка
Главная энергетическая установка
Главная энергетическая установка включала в себя два трёхколлекторных Адмиралтейских котла с пароперегревателями и два одноступенчатых редуктора, четыре паровых турбины Парсонса. Дымоходы обоих котлов свели в одну широкую дымовую трубу. Две турбины (высокого и низкого давления) и редуктор составляли турбозубчатый агрегат. Размещение ГЭУ — линейное. Котлы размещались в изолированных отсеках, турбины — в общем машинном отделении, при этом были отделены от турбин водонепроницаемой переборкой.
Рабочее давление пара — 21,2 кгс/см² (20,5 атм.), температура — 332 °C.
Электропитание
Электричество вырабатывали два турбогенератора мощностью по 155 кВт. Были так же два дизель-генератора по 50 кВт. Напряжение сети 220 V.
Дальность плавания и скорость хода
Проектная мощность составляла 40 000 л. с., что должно было обеспечить скорость хода (при полной нагрузке) в 32 узла, в нормальном грузу все эсминцы типа «Джервис» развили не менее 34,5 узла.
Запас топлива хранился в топливных танках, вмещавших 491[2]тонну (482 дл. т) мазута, что обеспечивало дальность плавания 5500 миль 15-узловым ходом[4] или 3500 миль 20-узловым[7].
Гребные винты имели диаметр 3,2 м.
Мореходность
Корабли отличались прекрасными мореходными качествами, выделяясь даже на на фоне высоких стандартов британского флота. Хорошо держались на волне даже в самую ненастную погоду. Недостатком было повышенное брызгообразование, сильно подвергались его воздействию вторая артустановка и ходовой мостик[8].
Вооружение
Артиллерия главного калибра (ГК) у эсминцев типов J, K осталась такой же, что и у их предшественников: 120-мм орудия с длиной ствола 45 калибров, в спаренных установках Мк. XIX. Количество уменьшилось с 8 до 6 орудий. Максимальный угол возвышения +40°, снижения −10°. Угол горизонтальной наводки установки составлял 340°- мёртвая зона 20°. Каждая установка оснащалась электрогидравлическим приводом со скоростью горизонтальной и вертикальной наводки 10 °/с. Оба орудия находились в одной люльке[9]. Существенным плюсом орудий была значительная для такого калибра живучесть ствола — до 1400 выстрелов. Масса снаряда 22,7 кг, начальная скорость 807 м/с. Боезапас включал в себя 200 (тип N — 250) выстрелов на ствол, в перегруз (по вместимости погребов) корабль мог брать до 250 выстрелов (190 полубронебойных, 50 осколочных и 10 осветительных[9]) на ствол — то есть в сумме до 1500 снарядов и зарядов. Подача боеприпасов осуществлялась электроэлеваторами. У эсминцев типов J, K кормовая установка была смонтирована «лицом» в нос, на N в корму[9].
Зенитное вооружение
Зенитное вооружение составляли пара счетверённых 12,7-мм пулемёта, Vickers .50 у мостика на специальных платформах и Пом-пом сразу за дымовой трубой. Двухфунтовый автомат «Виккерс», прозванный «пом-помом» за характерный звук, издаваемый при выстреле, имел длину ствола 40,5 калибра и обеспечивал 764-граммовому снаряду начальную скорость 732 м/с. Досягаемость по высоте не очень большая — 3960 м. Это отчасти компенсировалось высокой — 100 выстрелов/мин на ствол скорострельностью, позволявшей развивать высокую плотность огня.
Из-за низкой эффективности пулемётов, с носовых курсовых углов, корабль был практически беззащитным.
Опыт первых месяцев войны показал, насколько опасно пренебрегать угрозой воздушных атак. Поэтому на эсминцах начали дополнительно монтировать 20-мм «эрликоны» и заменили один торпедный аппарат на зенитное орудие 102-мм QF Mk.V. Тип N сразу получил четыре «эрликона», счетверённые пулемёты заменены на спаренные, кормовой торпедный аппарат заменён на зенитку.
Торпедное вооружение
Торпедное вооружение включало в себя два 533-мм пятитрубных торпедных аппарата PR Mk.II. Торпеды Mk.IХ** состоявшие на вооружении с 1939 года имели дальность 11 000 ярдов (10 055 м) ходом 41 узел и 15 000 ярдов (13 711 м) ходом 35 узлов. Боеголовка первоначально содержала 727 фунтов (330 кг) тринитротолуола, но скоро стандартной стала 810 фунтовая (367 кг) из торпекса — в полтора раза более мощного взрывчатого вещества (42 % тола, 40 % гексогена, 18 % алюминиевой пудры)[10].
Противолодочное вооружение
Для противолодочной роли корабли были оснащены гидролокатором и глубинными бомбами. Гидролокатор был эффективным до 2500 ярдов (2286 метров), хотя высокая скорость и плохая погода отрицательно сказывались на его работу. Так на ходу выше 18 узлов, он не мог обнаружить ничего на расстоянии дальше 200 ярдов (183 метров) от корабля. Бомбосбрасыватель и два стеллажа для глубинных бомб находились корме кораблей, и бомбомёт по каждому борту.
Стоимость
Средняя стоимость эсминца типа «К» со всеми запасами равнялась 587 580 £(фунтов стерлингов)[11].
Служба и модернизации
Эсминцы типов J, K и N приняли активное участие в боевых действиях Второй мировой войны. Ни один эсминец типа «N» не вошёл в состав Королевского флота, все они были переданы Австралии и союзникам. В ходе боевых действий эсминцы неоднократно модернизировались. В течение 1940—1941 годов на всех эсминцах типа J, K , кроме «Джуно», «Кандагара», «Хартума» кормовой торпедный аппарат был демонтирован, а на его место установлен 102 мм зенитка. Четырёхствольные 12,7 мм пулемёты заменялись на 4 20-мм «Эрликона», из них 2 заняли место пулемётов на крыше мостика. Позже на крыше мостика были установлены спаренные «Эрликоны». Двухскоростной трал в 1942—1943 на эсминцах J, K демонтировали. За счёт этого увеличили запас глубинных бомб до 45. В 1942—1943 торпедный аппарат вернули, убрав зенитное орудие. Но корабли несли по девять торпед вместо дести. На все эсминцы установили резервный 10 кВт генератор. Произвели изменения в системе управления огнём — она получила возможность корректировать огонь по самолётам. На корабли стали устанавливаться различные радары (антенный пост на топе фок-мачты) типов 285, 286, 286s, 291, 271, 272 и другие. В конце войны уцелевшие корабли получили на вооружение радиопеленгаторы HF/DF (их антенна находилась на грот-мачте). В процессе эксплуатации недостаточно прочными были признаны палубные бимсы. Эту проблему решили путём дополнительного подкрепления палуб[12]. Для компенсации быстро растущего верхнего веса, к концу войны эсминцы несли (для сохранения остойчивости) по 40-50 тонн балласта.
«Jervis» (назван в честь Джона Джервиса 1-го графа Сент-Винсента) был оборудован как лидер флотилии. Изменения не коснулись его боевых качеств, но увеличился объём надстройки и численность экипажа (218 человек[13]). После окончания испытаний «Jervis» стал флагманом формируемой 7-й флотилии эсминцев флота Метрополии. После начала войны флотилия базировалась в устье реки Хамбер и выполняла различные боевые задания. В апреле 1940 года эсминец в составе флотилии участвовал в Норвежской операции, затем в боях за Западную Европу. В июне 1940 года его перевели в состав Средиземноморского флота. «Jervis» принимал активное участие в боевых действиях против итальянского флота. Самыми яркими страницами его службы стало участие в сражении у мыса Матапан и в Критской операции. В декабре 1941 года во время стоянки в Александрии находился у борта норвежского танкера, который был заминирован итальянскими боевыми пловцами. От взрыва эсминец получил сильные повреждения. После возвращения в строй он до 1944 года служил на Средиземном море. В январе 1944 года был задействован в десанте у Анцио. Получил попадание радиоуправляемой бомбой «HS-293». После ремонта переведён в состав флота Метрополии, участвовал в операции «Оверлорд». В конце войны действовал в Эгейском море[14].
Список эсминцев типа[15][16]
Лидеры флотилий
| Номер вымпела | Название | Верфь-строитель | Дата закладки | Дата спуска на воду | Дата вступления в состав флота |
Судьба |
|---|---|---|---|---|---|---|
| F00[17] | Jervis | Hawthorn Leslie & Company | 26 августа 1937 | 9 сентября 1938 | 5 мая 1939 | Исключён из состава флота, разобран на металл в 1949 |
| F01[17] | Kelly | Hawthorn Leslie & Company | 26 июля 1937 | 25 октября 1938 | 23 августа 1939 | Потоплен авиацией 23 мая 1941 |
| G97[18] | Napier | Fairfield | 26 августа 1937 | 22 мая 1940 | 11 декабря 1940 | Передан ВМФ Канады в 1941. Сдан на слом в 1950-х годах |
Серийные корабли
| Номер вымпела | Название | Верфь-строитель | Дата закладки | Дата спуска на воду | Дата вступления в состав флота |
Судьба |
|---|---|---|---|---|---|---|
| F22[17] | Jackal | John Brown & Company | 25 сентября 1937 | 26 октября 1938 | 31 марта 1939 | повреждён бомбами 11 мая 1942 года и добит Джервисом на следующий день |
| F34[17] | Jaguar | William Denny & Brothers | ноябрь 1937 | 22 ноября 1938 | сентябрь 1939 | торпедирован немецкой подводной лодкой U-652 севернее Соллума, 26 марта 1942 |
| F46[17] | Juno (ex-Jamaica) |
Fairfield Shipbuilding & Engineering Company | октябрь 1937 | 8 декабря 1938 | август 1939 | В ходе битвы за Крит 29 мая 1941 потоплен немецкой авиацией |
| F53[17] | Janus | Swan Hunter & Wigham Richardson | 29 сентября 1937 | 10 ноября 1938 | август 1939 | торпедирован немецкой авиацией, 23 января 1944 у Анцио |
| F61[17] | Javelin | John Brown | 11 октября 1937 | 21 декабря 1938 | июнь 1939 | Исключён из состава флота, разобран на металл в 1949 |
| F85[17] | Jupiter | Yarrow & Company | 20 сентября 1937 | 27 октября 1938 | 25 июня 1939 | Наткнулся на голландскую мину во время сражения в Яванском море 27 февраля 1942, и затонул на следующий день |
| F72[17] | Jersey | J. Samuel White | 1937 | 26 сентября 1938 | 28 апреля 1939 | подорвался на мине в гавани Ла-Валетты (Мальта) 2 мая 1941, разломился пополам и затонул два дня спустя |
| Jubilant | Заказан в марта 1937 года, отменён в декабре 1937 | |||||
| F28[17] | Kandahar | Denny | Январь 1938 | 21 марта 1939 | 10 октября 1939 | Подорвался на мине. Затоплен 20 декабря 1941 |
| F12 | Kashmir | John I. Thornycroft & Company | Октябрь 1937 | 4 апреля 1939 | 26 октября 1939 | Потоплен авиацией 23 мая 1941 |
| F37[17] | Kelvin | Fairfield Shipbuilding & Engineering Company | октябрь 1937 | 19 января 1939 | 27 ноября 1939 | Продан на слом 6 июня 1949 |
| F45 | Khartoum | Swan Hunter & Wigham Richardson | 27 октября 1937 | 6 февраля 1939 | 6 ноября 1939 | Тяжело поврежден арт. ПЛ, 23 июня 1940 выбросился на берег |
| F50 | Kimberley | Thornycroft | Январь 1938 | 1 июня 1939 | 21 декабря 1939 | Исключён из состава флота, разобран на металл 30 марта 1949 |
| F64[18] | Kingston | White | 6 октября 1937 | 9 января 1939 | 14 сентября 1939 | Уничтожен в доке авиацией 11 апреля 1942 |
| F91[18] | Kipling | Yarrow | 20 октября 1937 | 19 января 1939 | 12 декабря 1939 | Тяжело поврежден авиацией 11 мая 1942 |
| G84[18] | Noble | Denny | 10 июля 1939 | 17 апреля 1941 | 20 февраля 1942 | Передан ВМФ Нидерландов 11 февраля 1942 |
| G16[18] | Nonpareil | Denny | 22 мая 1940 | 26 мая 1941 | 30 октября 1942 | Передан ВМФ Нидерландов 11 февраля 1942 |
| G02[18] | Nestor | Fairfield Shipbuilding & Engineering Company | 26 июля 1939 | 9 июля 1940 | 12 февраля 1941 | Тяжело поврежден авиацией. Затоплен 15 июня 1942 |
| G38 | Nizam | John Brown | 27 июля 1939 | 4 июля 1940 | 8 января 1941 | Передан ВМФ Канады в 1941. Возвращён Англии в 1945. |
| G49[18] | Norman | Thornycroft | 27 июля 1939 | 30 октября 1940 | 29 сентября 1941 | Передан ВМФ Австралии в 1941 |
| G25 | Nepal | Thornycroft | 9 сентября 1937 | 4 декабря 1941 | 29 мая 1942 | Повреждён в доке авиацией 11 апреля 1942 года. Исключён в 1956 |
| G65[18] | Nerissa | John Brown | 26 июля 1939 | 7 мая 1940 | 4 ноября 1940 | Передан ВМФ Польши в октябре 1940 |
В 1940 году литер F в номере вымпела заменили на G.
Оценка проекта
Характерными признаками британских эсминцев были мореходность, простота конструкции, умеренные размеры, надёжность всех механизмов и приборов, наличием гидролокационной станции и мощное противолодочным вооружением[19].
| Сравнительные ТТХ конца 30-х[20] | |||||||||
| Тип | тип «Ле Арди»
|
«Джервис»[2]
|
тип «Симс»
|
тип «Сольдати»
|
тип «Кагэро»[21]
|
проект 7[22]
|
«тип 1936»[23]
| ||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Построено единиц | 12 | 24 | 12 | 19 | 19 | 28 | 6 | ||
| Размерения Д×Ш×О, м | 101,7×9,9×3,35[прим. 3] | 108,6×10,8×4,17 | 106,2×11,0×3,91 | 106,7×10,2×3,58 | 118,5×10,8×3,76 | 112,8×10,2×3,1 | 123×11,8×4,3 | ||
| Водоизмещение | 1772/2215 | 1751/2369 | 1764/2477 | 1715/2290 | 2033/2490 | 1612/2215 | 2411/3415 | ||
| Артиллерия ГК | 130-мм/48 — 3×2 | 120-мм/45 — 3×2 | 127-мм/38 — 5×1 | 120-мм/50 — 2×2 | 127-мм/50 — 3×2 | 130-мм/50 — 4×1 | 127-мм/45 — 5×1 | ||
| Зенитная артиллерия | 37-мм/50 — 2×1, 13-мм — 2×2 |
40-мм/40 — 1×4, 12,7-мм — 2×4 |
12,7-мм — 4×1 | 13,2-мм — 12 (4×2), (4×1) | 25-мм — 2×2 | 76-мм — 2×1, 45-мм — 2×1, 12,7-мм — 2×1 |
37-мм — 2×2, 20-мм — 6×1 | ||
| Торпедное вооружение | 1 × 3, 2 × 2— 550-мм | 2 × 5 — 533-мм | 3 × 4 — 533-мм | 2 × 3 — 533-мм | 2 × 4 — 610-мм | 2 × 3 — 533-мм | 2 × 4 — 533-мм | ||
| Противолодочное вооружение | 4 БМБ, ?? ГБ | ГЛ «Асдик», 30 ГБ | ГЛ «QC», 14 ГБ | 2 БМБ, 20? ГБ | 18 ГБ | 25 ГБ | ШП «KDB», 18 ГБ | ||
| Энергетическая установка мощность л. с. давление, температура пара кгс/см², °C |
ПТ, 58 000, 35, 385[24] |
ПТ, 40 000, 21, 327 |
ПТ, 50 000, 37, 379 |
ПТ, 48 000, 27, 350 |
ПТ, 52 000, 30, 350 |
ПТ, 50 500, 27, 350 |
ПТ, 70 000, 70, 460 | ||
| Максимальная скорость, узлов | 37 | 36 | 35 | 38 | 36 | 38 | 38 | ||
| Дальность плавания, морские мили | 6000 на 15 узлах[прим. 4] | 5500 на 15 узлах | 6500 на 12 узлах | 2200 на 20 узлах | 5000 на 18 узлах | 2640 на 19,8 узлах | 2020 на 19 узлах | ||
Поскольку новая двуствольная установка главного калибра была с механическим приводом, то флот хотел, чтобы она было полностью закрытая от непогоды и имела защиту от взрывов. Полностью закрытые установки с кольцевым погоном могли быть размещены ближе друг к другу. Снабжения боеприпасами таких установок было бы упрощено, что позволило оценочно сократить расчёты орудий главного калибра до двадцать четырёх человек на корабле. Британский флот отметил такие установки в США на эсминцах типа Портер и на последних японских кораблях типа Shiryatsuyu. Закрытые 34 тонные установки были приняты на следующем типе, но из-за экономии они не были универсальными. Закрытые башни обладали большей эффективностью стрельбы ночью, поскольку прислуга не ослеплялась вспышками собственных выстрелов и лучшей защитой от осколков и непогоды. По оценкам, дополнительное принятие универсальности увеличило бы вес одной установки с 23¼ тонн до 50 тонн, добавив около 75 тонн верхнего веса на судно.
Эсминцы в искусстве
Судьба одного из лидеров флотилий — HMS Kelly (F01) легла в основу пропагандистского фильма: В котором мы служим (англ. In Which We Serve). Лента получила премию Национального совета кинокритиков США за лучший фильм, а также две номинации на премию «Оскар» — за лучший фильм и за лучший оригинальный сценарий.
Напишите отзыв о статье "Эскадренные миноносцы типов J, K и N"
Комментарии
Примечания
- ↑ 1 2 Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — London. — С. 41.
- ↑ 1 2 3 4 Темиргалеев, 2012, с. 9-10.
- ↑ Темиргалеев, 2012, с. 1.
- ↑ 1 2 3 О.А. Рубанов. ЭСКАДРЕННЫЕ МИНОНОСЦЫ АНГЛИИ ВО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ. — Санкт -Петербург, 2004. — Т. Часть I. — С. 62.
- ↑ Темиргалеев, 2012, с. 4.
- ↑ Марч, 2012, с. 24.
- ↑ Weapons, p. 28.
- ↑ Темиргалеев, 2012, с. 12.
- ↑ 1 2 3 Темиргалеев, 2012, с. 8.
- ↑ Темиргалеев, 2012, с. 9.
- ↑ Марч 4, 2014, с. 209.
- ↑ Темиргалеев, 2012, с. 7.
- ↑ Дашьян А. В., Патянин С. В., и др. Флоты Второй мировой. — С. 53.
- ↑ Рубанов, 2004, с. 63.
- ↑ А. В. Дашьян «Корабли Второй мировой войны. ВМС Великобритании». Часть 1. Эсминцы
- ↑ О. А. Рубанов Эскадренные миноносцы Англии во Второй Мировой войне 1925—1945 гг. Часть 1
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Темиргалеев, 2012, с. 16.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Темиргалеев, 2012, с. 17.
- ↑ Платонов А. В., 2003, с. 56.
- ↑ Платонов А. В., 2003, с. 64.
- ↑ Патянин, 1998.
- ↑ Балакин С. А. «Гремящий» и другие. Эскадренные миноносцы проекта 7. — Морская коллекция № 2, 1996.
- ↑ Патянин С. В., Морозов М. Э. Немецкие эсминцы Второй мировой. Демоны морских сражений.
- ↑ Jordan, Dumas, 2015, p. 223.
Литература
- «Морская Коллекция» № 4, 2003 г. А. В. Дашьян «Корабли Второй мировой войны. ВМС Великобритании». Часть 1. Москва, Моделист-Конструктор, 2003
- Conway's All The Worlds Fighting Ships, 1922—1946 / Gray, Randal (ed.). — London: Conway Maritime Press, 1980. — 456 p. — ISBN 0-85177-1467.
- Jane’s Fighting Ships, 1940
- Патянин, С. В. Эсминцы типа «Трайбл». — Приложение к журналу «Моделист-конструктор». — М. — 32 с. — («Морская коллекция» № 1(43)/2002). — 5000 экз.
- Р. Ф. Темиргалеев. Эскадренные миноносцы типа «J»,«K» и «N». — Москва: Моделист -Конструктор, 2012. — 32 с. — 1250 экз.
- Платонов А. В. Советские миноносцы. — СПб.: Галея-Принт, 2003. — Т. 1. — 90 с. — ISBN 5-8172-0078-3.
- С. В. Патянин. [wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Jap_DD/ Эскадренные миноносцы и миноносцы Японии 1879—1945 гг.]. — СПб., 1998. — 140 с.
- О. А. Рубанов. часть I // [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Brit_DD_1/index.htm Эскадренные миноносцы Англии во второй мировой войне]. — СПб., 2004. — 72 с. — (БОЕВЫЕ КОРАБЛИ МИРА).
- P. Hodges, N. Friedman. Destroyer Weapons of WW2. — UK: Conway Maritime Press. — 192 p. — ISBN 0-87021-929-4.
- Эдгар Дж. Марч. Британские Эсминцы. История Эволюции. 1892-1953. Часть 1. — Галея Принт, 2012. — 144 с. — 300 экз. — ISBN 978-5-8172-01321.
- Эдгар Дж. Марч. Британские Эсминцы. История Эволюции. 1892-1953. Часть 4. — СПб.: Галея Принт, 2014. — 248 с. — 300 экз. — ISBN 978-5-8172-0132.
- Jordan J., Dumas R. French Destroyers. Torpilleurs d'Escadre & Contre-Torpilleurs. 1922—1956. — Barnsley: Seaforth Publishing, 2015. — ISBN 978-1-84832-198-4.
Ссылки
- «В котором мы служим» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [archive.org/details/In_Which_We_Serve «В котором мы служим»] в Архиве Интернета
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Эскадренные миноносцы типов J, K и N
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
