Ивахненко, Александр Андреевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Андреевич Ивахненко
укр. Олександр Андрійович Івахненко
Дата рождения:

8 сентября 1931(1931-09-08)

Место рождения:

Старопетровка Бердянский район, Запорожская область, Украинская ССР, СССР

Дата смерти:

8 декабря 2003(2003-12-08) (72 года)

Место смерти:

Киев, Украина

Гражданство:

СССР СССР,
Украина Украина

Жанр:

живопись, графика государственных знаков

Учёба:

Львовский институт художественно-декоративного и прикладного искусства, Днепропетровское художественное училище, Харьковский художественный институт

Влияние на:

В. Батурин, В. Мозок, З. Христич и др.

Награды:

Работы на Викискладе

Алекса́ндр Андре́евич Ивахне́нко (укр. Олександр Андрійович Івахненко; 8 сентября 1931 года, село Старопетровка, Бердянский округ, УССР — 8 декабря 2003, Киев, Украина[1]) — советский украинский художник, заслуженный деятель искусств Украины, доцент кафедры живописи Украинской академии искусств, член худсовета Министерства связи Украины. Был главным художественным консультантом по выпуску юбилейных монет при Национальном банке Украины, автором первых почтовых марок независимой Украины.





Биография

Александр родился 8 сентября 1931 года в селе Старопетровка (Старопетрівка; ныне Бердянского района Запорожской области). Родители Александра — Андрей Ивахненко и Александра Головченко были выходцами из многодетных семей, батрачили, после коллективизации работали в колхозе. Мать Александра красиво рисовала, вышивала, пела. Её высокая духовность очень хорошо сказалась на развитии детей. Уже в пятилетнем возрасте будущий художник свободно читал и рисовал. К началу Великой Отечественной войны Александр закончил с похвальной грамотой два класса школы.

Во время войны Александр с матерью, братом и сестрой два года жили в оккупированном селе. А. Ивахненко самостоятельно по школьным учебникам изучал европейскую литературу, историю мира, астрономию. В течение полутора лет он работал на виноградниках. Учась в восьмом классе, Александр Ивахненко начал писать рассказы, повести, которые не сохранились. В 1944 году семья Ивахненко переехала в Бердянск.

Учась в десятом классе, А. Ивахненко начал активную подготовку к поступлению в художественный институт. Он рисовал с натуры, в художественном музее имени И. Бродского копировал фрагменты картин. В 1949 году он поступил во Львовский государственный институт художественно-декоративного и прикладного искусства на факультет керамики. Около года А. Ивахненко учился у профессора скульптуры Сиверы. Однако тяга к живописи перевесила, и он, бросив институт, поступил в Днепропетровское государственное художественное училище на второй курс факультета живописи. Вскоре Александра призвали на военную службу. До 1954 года он служил в войсках связи, а затем возвратился в училище.

После окончания училища Александр Ивахненко работал в Полтавском областном Доме народного творчества на должности старшего методиста по изобразительному искусству. Там он открыл трёхлетнюю художественную студию истории искусства, анатомии, рисунка и живописи и композиции, для которой сам составил программу. Выпускники его студии М. Усик, В. Гарбуз и В. Шеремет получили звание заслуженных мастеров народного творчества; В. Батурин, В. Мозок и З. Христич были удостоены звания заслуженного художника Украины.

В 1960 году А. А. Ивахненко поступил в Харьковский художественный институт на факультет живописи, где его педагогами по специальности были А. Хмельницкий (О. Хмельницький) и А. Константинопольский. Закончил обучение в институте в 1966 году.

В 1992 году Александру Андреевичу Ивахненко было присуждено звание заслуженного деятеля искусств Украины. В 1993 году он стал доцентом кафедры живописи Украинской академии искусств. Он преподавал акварельную живопись на кафедре живописи, был профессором кафедры живописи и композиции, исполнял обязанности заместителя заведующего кафедрой и секретаря государственных экзаменационных комиссий.

Александр Андреевич Ивахненко был членом худсовета Министерства связи Украины, главным художественным консультантом по выпуску юбилейных монет при Национальном банке Украины, председателем художественного жюри художественных школ города Киева.

Умер Александр Ивахненко 8 декабря 2003 года.

Семья

Жена — Людмила Пошиваник, художник книги. Сын Андрей — магистр Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры, дочь — студентка Национальной музыкальной академии имени П. И. Чайковского[2].

Творческая деятельность

А. Ивахненко работал в техниках станковой и монументальной живописи, акварели, рисунка пером и графики: офорта, литографии, пастели, гуаши, темперы, графического дизайна и так далее. Он выполнял пейзажные композиции, работал в оформлении книг, рисовал портреты Т. Шевченко, Леси Украинки, А. Пушкина.

Дипломную работу А. Ивахненко «Соколовцы» (холст, масло, 2×2 м), выполненную в 1966 году, взяли в село Соколово Змиевского района Харьковской области в музей Чехословацко-советской дружбы. Будучи студентом, он выполнял книжную графику для харьковского издательства «Прапор», был членом художественного совета издательства «Прапор». По окончании института работал в монументальном цехе художественного комбината, где создал два панно в технике керамической мозаики — «Решетиловские вышивальщицы» и «Решетиловские ковроткачки».

В 1967 году Александра Андреевича направили в Киев на Выставку передового опыта народного хозяйства. Там он работал ведущим художником, выполняя различные проекты и панно. Через семь лет А. Ивахненко перешёл на преподавательскую работу в Киевский государственный художественно-промышленный техникум, где в течение девяти лет преподавал рисунок и живопись. В 1978 году он стал членом Союза художников. В том же году выполнил много акварелей к произведениям Т. Шевченко, А. Пушкина, Леси Украинки, офортов. За оформление сборника А. Мицкевича «Крымские сонеты», изданного на трёх языках издательством «Таврия», в 1976 году был отмечен Республиканским дипломом I степени.

В мае 1991 года Александр Андреевич участвовал в походе-реквиеме по случаю 130-летия со дня перезахоронения Тараса Шевченко «Последним путём Кобзаря». В этом походе он сделал много рисунков, которые подарил Национальному мемориальному музею Т. Шевченко в Каневе. Выставка этих картин состоялась в 1992 году в Республиканском доме художников. В 1996 году в Доме литераторов в Киеве и в музее Т. Шевченко в Каневе прошли выставки картин, посвящённые 135-й годовщине со дня перезахоронения Т. Шевченко и пятой годовщине независимости Украины.

Большая выставка произведений Александра Ивахненко состоялась в 2001 году в Каневском национальном мемориальном музее Т. Г. Шевченко и в Национальном музее Тараса Шевченко в Киеве под девизом: «Подпоясалась Украина казацким поясом Днепра». Александр Андреевич Ивахненко принимал участие в различных художественных выставках, в том числе и за рубежом.

По рекомендации Национального союза художников Украины А. Ивахненко принимал участие в конкурсе по созданию ордена князя Ярослава Мудрого пяти степеней и стал победителем. Над разработкой ордена он работал в соавторстве с В. Швецовым, портрет Ярослава Мудрого Александр Ивахненко выполнил по собственной иконографии.

В 1997 году Александр Ивахненко работал в авторском коллективе над проектом Большого государственного герба Украины, который так и не был утверждён Верховной Радой.

Создание марок и монет

А. А. Ивахненко является автором первых почтовых марок Украины. 16 июля 1990 года Верховный Совет Украинской ССР принял Декларацию о государственном суверенитете Украины. Александр Ивахненко получил от Министерства связи УССР заказ на изготовление почтовой марки, посвящённой этому событию. Он предложил несколько эскизов, которые обсуждались в Министерстве связи УССР и Верховном Совете республики. На одном из первых вариантов девушка, символизирующая Украину, была одета в сорочку-тунику и босоногая. Её предложили «обуть» в сапоги и вместо красной юбки «надеть» плахту. В венок была добавлена голубая лента, из-за чего синий фон марки изменили на золотистый. Надпись на марке была: «Почта УССР», однако при подготовке рисунка к печати, её изменили на традиционную — «Почта СССР».[3] Марка вышла в обращение 10 июля 1991 года.

1 марта 1992 года вышли первые, после провозглашения независимости, марки Украины. Они были посвящены 500-летию украинского казачества и 100-летию первого поселения украинцев в Канаде. Автором этих марок также стал Александр Ивахненко. Из двенадцати тысяч представленных на конкурс марок из разных стран мира созданная А. А. Ивахненко марка «ХХV Олимпийские игры в Барселоне» вошла в число 12 лучших работ, посвящённых Олимпийским играм.

Для Национального банка Украины Александр Андреевич изготовил эскизы ряда юбилейных монет Украины: «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (первая монета, выпущенная НБУ 7 мая 1995 года), «Независимость», «София Киевская», «Киево-Печерская лавра», серию «Герои казацкой эпохи» и много других произведений монетарного и медальерного искусства.

Прочее

Некоторые работы Александра Ивахненко находятся в фондах частной дизайнерской студии Галины Воскобойник (Галина Воскобійник) «Helen Woskob» в Стейт-Колледже (англ. State College, штат Пенсильвания) и были представлены на выставках, организованных этим заведением.

См. также

Напишите отзыв о статье "Ивахненко, Александр Андреевич"

Примечания

  1. По информации отдела кадров Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры.
  2. По состоянию на 2001 год.
  3. Согласно [ua-marka.narod.ru/rus/history2.html информации] на сайте [ua-marka.narod.ru/ «Украинская марка».]

Литература

  • Денисенко Л. [www.2000.net.ua/c/41586 Хранитель древностей из породы «динозавров»] // [2000.net.ua/ 2000.net.ua]. — 2007. — № 46. — 16—22 ноября.  (Проверено 22 декабря 2008)
  • Шуляк М. [www.zn.ua/3000/3680/32132/ Из источников высокой духовности] // [www.zn.ua/ Зеркало недели]. — 2001. — № 35. — 8—14 сентября.  (Проверено 22 декабря 2008)

Ссылки

  • [nshu.org.ua/index.php?option=com_mtree&task=viewlink&link_id=1152&Itemid=30 Краткая биография] на сайте [nshu.org.ua/ Национального союза художников Украины] (укр.)  (Проверено 23 декабря 2008)

Отрывок, характеризующий Ивахненко, Александр Андреевич

Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.