Фетваджян, Аршак Абрамович

Аршак Абрамович Фетваджян
арм. Արշակ Աբրահամի Ֆեթվաճյան
Дата рождения:	1 октября 1866(1866-10-01)
Место рождения:	Трапезунд, Османская империя
Дата смерти:	10 октября 1947(1947-10-10) (81 год)
Место смерти:	Медфорд, Массачусетс, США
Жанр:	живопись
Учёба:	Государственная художественная школа (Константинополь), Академия Сан-Лука (Рим)
© Работы этого автора несвободны

Аршак Абра́мович Фетваджян (арм. Արշակ Աբրահամի Ֆեթվաճյան; 1 октября 1866, Трапезунд, Османская империя — 10 октября 1947, Медфорд, Массачусетс, США) — армянский художник, живописец и дизайнер. Наиболее известен как автор акварелей архитектурных памятников средневекового армянского города Ани, а также как проектировщик денежных знаков и почтовых марок Демократической Республики Армении.

Биография

Детские и юношеские годы

Аршак Фетваджян родился в 1866 году в Трапезунде. В родном городе он учился в национальном художественном институте, а затем продолжил своё обучение в Государственной художественной школе, открытой в Константинополе армянским скульптором Ервандом Восканом. Здесь Аршак обучался технике акварели у итальянца Валери. По окончании художественной школы в 1887 году, Фетваджян продолжил обучение за границей. Он уехал в Рим и был принят в академию Сан-Лука, где учился у итальянского живописца и скульптора Чезаре Маккари.

Творческое становление

В 1891 году Аршак Фетваджян принял участие в итальянской национальной художественной выставке, где его художественный талант оказался в центре внимания. В том же году он уезжает на учёбу в Вену. Много раз Фетваджян бывал в Венеции, Армянском Острове Святого Лазаря (Сан-Ладзаро-дельи-Армени), где общается с Алишаном, пишет его портрет — один из немногих.

В 1895 году А. Фетваджян переезжает в Санкт-Петербург. В России он участвовал в художественных выставках и присоединился к Союзу русских художников. По просьбе театральных властей Аршак Абрамович недолгое время занимался театральной критикой. Помимо прочего в Санкт-Петербурге Аршак Абрамович занялся изучением архитектуры.

Кавказский период

В начале 1900-х годов А. Фетваджян уехал в Закавказье, где организовал несколько своих выставок в Батуме, Тифлисе и Баку. В качестве художника-исследователя он участвовал в археологических раскопках (под руководством Николая Марра) средневековой армянской столицы Ани — города, в котором сосредоточились одни из самых выдающихся примеров армянской архитектуры средневековья. Изучив весь город, Аршак Абрамович сделал более тысячи акварелей и рисунков часовен, дворцов, церквей и монастырей, запечатлев в мельчайших подробностях их детали и декор. Многое из того, что изобразил художник, потом или вовсе исчезло, или сильно изменилось.

В 1906 году Фетваджян переехал в Тифлис, где остался на тринадцать лет. В это время он много ездит по Европе, Армении. Изучает историю армянской архитектуры, прикладное искусство, национальный костюм. Делает акварельные рисунки армянской одежды. Помимо исторических памятников Ани Фетваджян также запечатлел и другие армянские памятники культуры Кавказа (например, «Базилика Текора» в Карсе), жизнь и пейзажи Армении (например, «Восточная Почта», «Гора Арагац», «Озеро Севан»), портреты армян и других народов.

Создание банкнот и марок

В мае 1918 года была провозглашена Демократическая Республика Армения (ДРА). Через год руководство республики поручило Аршаку Фетваджяну подготовить образцы денег и знаков почтовой оплаты ДРА. Заказ на печатание банкнот выполнила лондонская банкнотопечатающая фирма «Ватерлоо и сыновья», а серию из 10 стандартных марок оригинальных рисунков изготовила в ноябре 1920 года парижская типография Шаспо. Однако эти банкноты и марки не поступили в обращение, поскольку к моменту их выхода правительство партии Дашнакцутюн было свергнуто, а Армения провозглашена Социалистической Советской Республикой. В дальнейшем марки Фетваджяна с номиналами в 1, 3, 5, 10 и 15 рублей с чёрной надпечаткой герба ССР Армении использовались как гербовые марки.

Невыпущенные в обращение марки ДРА (Ивер #94—101). Художник — Аршак Фетваджян

• Банкноты, созданные А. Фетваджяном для ДРА (1919)
• ArmeniaP30-50Rubles-1919-donatedoy b.jpg

  50 рублей (реверс)

• ArmeniaP30-50Rubles-1919-donatedoy f.jpg

  50 рублей (аверс)

• ArmeniaP31-100Rubles1919-donatedoy f.jpg

  100 рублей (реверс)

• ArmeniaP31-100Rubles-1919-donatedoy b.jpg

  100 рублей (аверс)

• ArmeniaP32-250Rubles-1919-donatedoy f.jpg

  250 рублей (реверс)

• ArmeniaP32-250Rubles-1919-donatedoy b.jpg

  250 рублей (аверс)

Эмиграция

Из Парижа, где Фетваджян контролировал печать марок, в Советскую Армению художник не вернулся. Он продолжил выставляться в престижных залах; так, например, его художественные работы были замечены на показах в Лувре (1919, 1920) и Музее Виктории и Альберта. В 1922 году художник переехал в США, вначале в Нью-Йорк, а затем в Бостон. Аршак продолжал рисовать и был введен в художественные общества университетов Гарварда, Колумбии и Чикаго. Несколько раз он обращался к советскому правительству Армении с просьбой о возвращении, однако каждый раз получал отказ.

Аршак Фетваджян умер в Медфорде (штат Массачусетс) в 1947 году. Его останки были перезахоронены в Ереване.

Наследие А. Фетваджяна

За более чем 20 лет, посвящённых искусству, Аршак Фетваджян создал не менее 2000 работ, от карандашных рисунков до кропотливо точной акварели. Несмотря на то, что несколько престижных американских университетов обратились к нему с предложением издать его работы, художник пожертвовал все свои картины, рисунки и архив Национальному государственному Музею Армянской ССР (ныне Национальная галерея). В завещании Аршак написал: «Да будет благословен тот, кто выполнит моё пожелание».

См. также

• Изобразительное искусство Армении
• История почты и почтовых марок Армении

Литература

• Ерканян В. С. Армянская культура в 1800—1917 гг. — Ереван, 1985.
• Fetvadjian A. A. «Շրջագայություն նկարչաց աշխարհին մեջ» // Handes Amsorya. — 1892. — № 1—6; 1893. — № 9—11. (арм.)
• Fetvadjian A. A. Les Ruines d’Ani. — Venice, 1906. (фр.)
• Fetvadjian A. A. Իմ մտքեր (My Thoughts). — Boston, 1941. (арм.)
• Manuelian A. T. Նկարիչ Արշակ Ֆեթվաճյան [The Painter Arshak Fetvadjian]. — Beirut: Sevan Press, 1966. (арм.)

Отрывок, характеризующий Фетваджян, Аршак Абрамович

– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.