Кодунай эрхидж балгасан
| Кодунай эрхидж балгасан (Кодунское государство) | ||||
| Теократическое государство | ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
 Кижингинский район Республики Бурятия | ||||
| Столица | Соорхэ | |||
| Язык(и) | бурятский | |||
| Религия | Буддизм | |||
| Площадь | ок. 7000 кв. км | |||
| Население | ок.10 000 чел. | |||
| Форма правления | Теократия | |||
| История | ||||
| - 23 апреля 1919 | Провозглашение независимости | |||
| - 11 мая 1919 | Вхождение в Российское государство | |||
Кодунай эрхидж балгасан (Кодунское государство) — теократическое бурятское государство, существовавшее на территории Кижингинского района Бурятии в 1919 году. Первая и единственная попытка бурятского народа учредить теократическое государство по примеру Тибета.
Содержание
Предыстория создания
Во время гражданской войны в Хоринском аймаке (куда по административному делению того времени входил Кижингинский район) большое значение получило так называемое «теократическое балагатское движение» во главе с ламой Л.-С. Цыденовым.[1] Началось оно в июне 1918 года, когда хоринские буряты в ответ на мобилизацию, объявленную Военно-революционным штабом Забайкалья, на своём аймачном съезде приняли резолюцию «об освобождении бурят от призыва в Улан Цагды (красные всадники), как никогда не привлекаемые к военной службе». Позднее, хоринцы по той же причине, отказывались идти в Цаган Цагды (белые всадники) атамана Семёнова. Остальные буряты тоже отрицательно восприняли призыв о мобилизации, но реакция хоринских бурят была наиболее организованная — хоринцы действовали «…по предсказанию созерцателя ламы Цыденова».[1]
В ходе разгоревшихся в 1918 г. в боевых действий между большевиками и мятежными Забайкальскими казаками, летом 1918 г. власть в Забайкалье захватил белогвардейский атаман Семёнов.[2] После захвата Верхнеудинска им был издан указ о мобилизации бурят в Белую армию. Поскольку ранее, при царской власти у кочевых бурят не было воинской повинности, они начали активно избегать призыва в армию атамана Семёнова. Часть бурят, вопреки их желанию, была переведена в казацкое сословие. В ответ на эти действия белогвардейцев среди бурятского населения начало расти недовольство, выражавшееся в саботировании призыва в Белую армию.[3]
Образование Кодунского государства
Неудовлетворённые малым количеством бурят-новобранцев, белогвардейские власти атамана Семёнова разослали старейшинам родов послания с угрозой применения репрессий в случае срыва мобилизации бурятского населения. Угрозы семёновской администрации были восприняты населением с полной серьёзностью — семёновцы проводили регулярные карательные рейды против мирного населения. Особенно отличались жестокостью казаки отрядов Семёнова, возглавляемые генералами А. И. Тирбахом, бароном фон Унгерном (будущим диктатором Монголии), а также карательные отряды Чистохина и Филыпина.[4] В феврале 1919 г. представители буддистов долин Кодуна и Кижинги, страдавшие от насильственного привлечения в ряды Белого движения, подали письменное прошение о защите от притеснений своему религиозному лидеру — Лубсан-Сандану Цыденову[5]. На это Л.-С. Цыденов рекомендовал кижингинским бурятам создать своё собственное государство. 23 апреля 1919 года (14 числа 5 месяца 1 года по летоисчислению балагатов) на склоне священной горы Челсана состоялся съезд (Учредительный Великий суглан) из 102 делегатов, на котором было провозглашено создание теократического государства «Кодунай эрхидж балгасан».[5] Государство занимало территорию трёх хошунов — Цагатского, Богольдунского и Хальбинского. Лубсан-Сандан Цыденов стал главой этого государства, приняв титул «Цог-Тугулдур Дхарма Раджа-хан» («Царь трёх миров, Владыка учения»). Центром государства стало местопребывание главы государства в местности Соорхэ, возле с. Усть-Орот (так как всё это время Сандан лама не прерывал своего затворничества и всё общение с поддаными шло в письменном виде). Наследником престола был избран лама Силнам Доржи Бадмаев. Были избраны главы правительства и министры, за исключением министра обороны, так как гос-во Кодунай эрхидж балгасан не занималось формированием армии.[3] Глава государства (ширетуй) Дхарма Раджа-хан Цыденов запретил своим подданым вступать как в Белую, так и в Красную армию. Это давало бурятам формальный повод отказывать командующим Белого движения в службе, направляя их к ширетую Л.-С. Цыденову как своему главе.[5]
Ликвидация Кодунского государства
Реакция атамана Семёнова на такой демарш кижингинских бурят была незамедлительной — уже в середине мая в Кодунай эрхидж балгасан прибыл отряд Забайкальских казаков для наведения порядка. В ночь с 10 на 11 мая 1919 года в ставку Л.-С. Цыденова в урочище Соорхэ прибыл отряд семёновцев и полковник Корвин-Пиотровский (позднее в эмиграции получивший известность как поэт, прозаик и драматург). Они арестовали правительство Кодунай эрхидж балгасан во главе с Дхарма Раджа-ханом Цыденовым — всего 14 (по другим данным — 29[1]) человек . На территории Кижингинского района была восстановлена власть белогвардейской администрации, и территория Кодунского государства была включена в состав Российского государства Верховного правителя Колчака. Арестованные члены правительства были помещены в Верхнеудинскую тюрьму.[3] 19 июня Л.-С. Цыденов был отпущен как «ненормальный». Однако его популярность среди бурят значительно возросла. В течение 1919 года Л.-С. Цыденов ещё 2 раза арестовывался представителями Белого движения.
Попытки воссоздания Кодунай эрхидж балгасан
В марте 1920 г. пал режим атамана Семёнова и к власти пришла администрация ДВР, отличавшаяся ещё меньшей симпатией к Дхарма Раджа-хану Л.-С. Цыденову. Почти всё оставшееся время до своей смерти Л.-С. Цыденов провёл в местах заключения. В начале июля 1921 года в Шолотском дацане, согласно письменному распоряжению из тюрьмы Сандан-ламы Цыденова, состоялось возведение в сан его преемника, признанного им перерождением Гьяяг Ринпоче — восьмилетнего Бидиядары Дандарона.[5] В торжестве, длившемся 3 дня, участвовало «…огромное количество верующих. Были торжественные молитвы, конские бега, борьба, угощения и т. д.». Новому главе теократов "…преподносится звание Наследника престола, …Нанзан хадак, жертвоприношение посредством мандала, предоставляя ему почётное кресло «Тушэлгэтэй шэрээ»[1]. В 1922 году лама Цыденов был выслан за пределы ДВР в Ново-Николаевск, где и умер от плеврита.[5] В улусе Шана Кижингинского района учреждается так называемый «балагатский центр», со своим штатом милиции и арестными помещениями. На этот раз балагаты-теократы продержались 9 месяцев. В марте 1922 года НКВД арестовал 11 главных руководителей, остальные ламы Шолотского дацана были разогнаны. В ответ началось то, против чего в своё время зародилась идея теократии, — вооруженное противостояние, особенно энергично проявили себя жители села Могсохон. Они организовали отряд из 150 всадников и пытались освободить арестованных. Но это им не удалось, все арестованные были высланы. Но сопротивление продолжалось ещё долго, и только в феврале 1927 года специальной оперативной группой ОГПУ были ликвидированы последние остатки движения балагатов.[1]
Напишите отзыв о статье "Кодунай эрхидж балгасан"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Нестерова Надежда Николаевна. [selorodnoe.ru/history/show/id3629742/ Взгляд сквозь годы]. Историко-культурное наследие на территории с. Михайловка (26 февраля 2012).
- ↑ Шишкин С. Н. Гражданская война на Дальнем Востоке. — Москва. — Военное издательство министерства обороны СССР, 1957.
- ↑ 1 2 3 [hezhenge.ucoz.ru/publ/9-1-0-10 Кижингинский дацан]. Официальный сайт Кижингинского района.
- ↑ Дело Н-18765. — Т. 4.; Т. 5. С. 82.
- ↑ 1 2 3 4 5 Б. Д. Дандарон. Под ред. В. М. Монтлевича. Избранные статьи. Чёрная тетрадь. Материалы к биографии. «История Кукунора» Сумпы Кенпо.. — статья: Лубсан Сандан Цыденов.: Евразия,, 2006 г.. — С. стр. 255—276.. — ISBN 5-8071-0204-5.
Отрывок, характеризующий Кодунай эрхидж балгасан
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu'ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]
Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.
Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
