Кэри, Малачи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Малачи Кэри
англ. Malachy Carey
Род деятельности:

активист ИРА

Дата рождения:

1956(1956)

Место рождения:

Лафгиль, графство Антрим, Северная Ирландия, Великобритания

Подданство:

Великобритания Великобритания

Дата смерти:

12 декабря 1992(1992-12-12)

Место смерти:

Баллимони, графство Антрим, Северная Ирландия, Великобритания

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Малачи Кэри (англ. Malachy Carey; 1956, Лафгиль — 12 декабря 1992, Баллимони) — член Ирландской республиканской армии (её «временного» крыла), политик партии Шинн Фейн.



Биография

В 1977 году, в возрасте 21 года он был брошен в тюрьму Крамлин-Роуд. Он стал участником одеяльного протеста, который перерос в массовую голодовку. Состоял в группе Бобби Сэндса, устроившей две голодовки. Занимал должность своеобразного курьера, вёл дневник и записывал всё происходящее. Сокамерниками был прозван «Костюмчиком» (англ. The Suitcase)[1]. Одним из руководителей Шинн Фейн, Джимом Гибни, классифицировался как «сильный, надёжный и важный элемент команды Бобби Сэндса».

В 1987 году освобождён, принял участие в парламентских выборах от своей деревни[2]. За свою деятельность неоднократно получал угрозы расправы. 12 декабря 1992 банда лоялистов всё-таки расстреляла Кэри в Баллимони, о чём сообщила республиканская газета An Phoblacht (партия Шинн Фейн обвинила и спецслужбы в подготовке покушения). Одно из отделений партии стало носить его имя[3].

См. также

Напишите отзыв о статье "Кэри, Малачи"

Примечания

  1. [www.anphoblacht.com/contents/21051 Malachy Carey honoured in Loughgiel]  (англ.)
  2. [republican-news.org/archive/2002/December19/19mala.html Malachy Carey SOLID AND DEPENDABLE]  (англ.)
  3. [www.ballymoneytimes.co.uk/news/local/volunteer_malachy_carey_commemoration_1_1833948 Volunteer Malachy Carey commemoration]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Кэри, Малачи

Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил: