Марли, Ларри
| Ларри Марли | |
| англ. Larry Marley | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Род войск |
партизанские войска |
| Годы службы |
1969—1987 |
| Звание | |
| Часть | |
| Сражения/войны | |
Лоуренс (Ларри) Марли (англ. Laurence "Larry" Marley; июль 1945[1] — 2 апреля 1987) — волонтёр Ирландской республиканской армии («временное» крыло, Белфастская бригада), главный организатор массового побега заключённых из тюрьмы Мэйз в 1983 году. Описывался британским журналистом Питером Тейлором как близкий друг Джерри Адамса, председателя партии «Шинн Фейн». Убит в 1987 году ольстерскими лоялистами спустя два года после своего освобождения из Мэйз: убийство стало местью за гибель лоялиста Джона Бингэма, погибшего в сентябре 1986 года от рук Эрдойнской ячейки ИРА.
Содержание
Биография
Служба в ИРА
Лоуренс Марли родился в июле 1945 года в семье католиков. Вырос в квартале Эрдойн на севере Белфаста. Учился в начальной школе Святого Креста для мальчиков и средней школе Святого Гавриила. С ранних лет сотрудничал с ирландскими националистами и непосредственно ИРА, состоял в отряде активной службы Белфастской бригады. Был женат на девушке по имени Кейт, в браке родилось шестеро сыновей, из них трое появились на свет ещё до его первого ареста[2]. В 1972 году Марли был арестован и отправлен в тюрьму Лонг-Кеш. В марте 1975 года он сбежал ещё с девятью ирландскими националистами из суда Ньюри, где его уже судили за попытку побега из Лонг-Кеш, но в 1977 году был задержан и отправлен в Белфаст. С учётом обвинения в незаконном хранении оружия Марли получил ещё 10 лет тюрьмы[2].
Вместе с Бренданом Макфарлейном и Пэтом Макгьюном Ларри попытался сбежать в очередной раз в 1978 году, переодевшись в униформу тюремной охраны, но всех троих опять поймали, не дав им добраться даже до границ тюрьмы. В течение следующих четырёх лет Марли устраивал одеяльный протест, а в сентябре 1983 года разработал план побега из тюрьмы Мэйз, в котором участвовали Брендан Макфарлейн, Бобби Стори и Джерри Келли. В ходе побега всего сбежало 38 человек, и это бегство стало крупнейшим за историю Великобритании. Марли, который был автором плана, тем самым поставил в неловкое положение всё британское правительство во главе с Маргарет Тэтчер: тюрьма Мэйз считалась одной из самых хорошо защищённых в мире[3]. Но в отличие от своих сотоварищей, Марли решил не бежать с ними, а дождаться самостоятельно своего освобождения[3].
В ноябре 1985 года Марли был освобождён и вернулся домой в Эрдойн. По причине того, что именно он разработал план побега, Марли стал объектом ненависти в глазах контингента британских вооружённых сил в Северной Ирландии и непосредственно Королевской полиции Ольстера[3].
Смерть
2 апреля 1987 года после 21:00 Лоуренс Марли был убит боевиками Ольстерских добровольческих сил. К дому Марли подъехала машина, откуда выбежали двое человек: один был вооружён пистолетом Browning, второй нёс автоматический дробовик. Оба постучали в дверь Марли, и как только он открыл её, то сразу же начали в него стрелять. От полученных ранений Марли скончался через полтора часа в больнице[4]. У 41-летнего Марли осталось шестеро сыновей: самому младшему из них было две недели. Согласно Питеру Тейлору, близким другом Марли был председатель Шинн Фейн Джерри Адамс, с которым Марли познакомился ещё в тюрьме[4][5].
Убийство Марли стало местью за гибель в сентябре 1986 года Джона Бингэма, одного из лидеров Ольстерских добровольческих сил[6]. Официально Ольстерские добровольцы заявили следующее:
Лоуренс Марли отбывал длительный срок тюремного заключения по обвинению в сотрудничестве с ИРА, в том числе в шантаже, незаконном хранении оружия и взрывчатки. После своего освобождения он вернулся в организацию и поплатился за своё возвращение жизнью.
Оригинальный текст (англ.)Laurence Marley had served a long prison sentence for IRA activities including blackmail and possession of arms and explosives. Upon his release, he became re-involved with the organisation and this re-involvement cost him his life[4].
Похороны Марли были отложены на три дня, поскольку Королевская полиция Ольстера запретила воинские шествия на могиле и организовала большой кордон вокруг дома Марли в Эрдойне. На севере и западе Белфаста из-за этой задержки начались беспорядки, после которых полиция согласилась провести похороны в соответствии с пожеланиями ирландских республиканцев. На похоронах присутствовали тысячи ирландцев, а охрану осуществляли 35 бронированных автомобилей Land Rover. Марли был похоронен на кладбище Миллтаун[7][8]. Со слов Джерри Адамса, похороны стали свидетельством крупнейшей поддержки республиканцев с момента голодных протестов 1981 года[8]. О Марли в поминальной речи говорили как о целеустремлённом, неэгоистичном, высокоинтеллектуальном человеке, всегда готовом помочь друзьям и соратникам[2].
Память
За смерть Ларри Марли повстанцы ИРА отомстили через месяц, убив лоялиста Уильяма «Френчи» Марчанта на Шенкилл-Роуд у здания Прогрессивной юнионистской партии. Он был расстрелян из проезжавшего мимо автомобиля[4]. Марчант, имевший звание майора Ольстерских добровольческих сил, обвинялся в организации терактов в Дублине в 1974 году[9]. Изначально под суд попал Джерри Спенс, член Ольстерских добровольцев, но был оправдан в апреле 1988 года[10].
На Эрдойн-авеню была установлена мемориальная доска с именем Ларри Марли.
Напишите отзыв о статье "Марли, Ларри"
Примечания
- ↑ По другим данным — 1946 год
- ↑ 1 2 3 [www.sinnfeindsc.com/index.php?pid=13&a=0 Logue/Marley – Crumlin. Sinn Fein]
- ↑ 1 2 3 [www.organizedrage.com/2008/09/breakout-documentary-about-1983-mass.html "Breakout: A documentary about the 1983 mass escape of IRA prisoners from the Maze Prison". Organized Rage. 30 September 2008]
- ↑ 1 2 3 4 Taylor, Peter (1999). Loyalists. London:Bloomsbury Publishing Plc. p.197
- ↑ Adams, Gerry (2003). Hope and History: Making Peace in Ireland. Australia: Hardie Grant Books. p.52
- ↑ Taylor,pp.196–197
- ↑ Coogan, Tim Pat (2002). The IRA. New York: Palgrave. p.578
- ↑ 1 2 Adams, Gerry (2003). Hope and History: Making Peace in Ireland. Australia: Hardie Grant Books. p.53
- ↑ [cain.ulst.ac.uk/events/dublin/barron03.pdf Houses of the Oireachtas: Joint Committee on Justice, Equality, Defence and Women's Rights: Interim Report on the Report of the Independent Commission of Inquiry into the Dublin and Monaghan Bombings. December 2003. (The Barron Report 2003): Appendices: The Hidden Hand: The Forgotten Massacre. pp.14–15]
- ↑ Taylor, p.198
Отрывок, характеризующий Марли, Ларри
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
