Модесто
| Город
Модесто
Modesto
Показать/скрыть карты
|
Модесто (англ. Modesto) — город в США, штат Калифорния, центр округа Станислаус.
По оценкам Департамента финансов штата Калифорния, в городской агломерации Модесто проживало 514 370 человек.
В 1973 году Джордж Лукас снявший фильм «Американские граффити» увековечил в нём Модесто, хотя ни одной сцены он здесь не снимал (фильм снимался в Петалума, округ Сонома, Калифорния).
Содержание
История
Туризм и достопримечательности
Транспорт
Климат
Демография
Согласно переписи 2010 года в Модесто проживает 201165 человек, имеется 69107 домашних хозяйства.
Плотность населения составляет 2094 чел./км². Расовый состав: 65% белые, 6,7 % азиаты (1,5 % филиппинцы, 1,3 % индийцы, 1,2 % камбоджийцев, 0,7 % китайцы, 0,6 % вьетнамцы, 0,6 % лаосцев, 0,2 % японцы, 0,2 % корейцы, 0,1 % пакистанцев), 4,2 % чернокожие, 1,2 % коренных американцев, 1 % гавайцев или выходцев с островов Океании, 15,5 % другие расы, 6,3 % потомки двух и более рас.
В городе на 2010 год 75044 единиц жилья, имеющей среднюю плотность размещения 781,2 на км². Из этого жилья 57 % (и соответственно 55,7 % населения) были заняты владельцами, а 43 % арендованы (в арендованном жилье жили 42,8 % населения).
Экономика
Образование
Города-побратимы
-
Вернон (англ. Vernon), Британская Колумбия, Канада -
Виджаявада (телугу విజయవాడ, англ. Bezawada), Индия -
Куруме (яп. 久留米市), Япония -
Хмельницкий (укр. Хмельницький), Украина
Напишите отзыв о статье "Модесто"
Ссылки
- [geonames.usgs.gov/pls/gnispublic/f?p=gnispq:3:::NO::P3_FID:277609 Информационная система географических названий США: Modesto]
|
Это заготовка статьи по географии Калифорнии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Модесто
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
